Культурно-информационная политика России на постсоветском пространстве на примере Азербайджана
Цели и задачи культурной и информационной политики
Важность культурного и информационного влияния за рубежом нет необходимости доказывать. Концепция внешней политики Российской Федерации ставит задачу «усиления роли России в мировом гуманитарном пространстве, распространения и укрепления позиций русского языка в мире, популяризации достижений национальной культуры, национального исторического наследия и культурной самобытности народов России, российского образования и науки, консолидации российской диаспоры». В том же документе говорится, что «неотъемлемой составляющей современной международной политики становится использование для решения внешнеполитических задач инструментов “мягкой силы”, прежде всего возможностей гражданского общества, информационно-коммуникационных, гуманитарных и других методов и технологий, в дополнение к традиционным дипломатическим методам».
Понятие «мягкой силы», изобретенное не нами, в чуждой нам системе координат и под совершенно определенные задачи (а именно для обеспечения мирового лидерства США), давно прижилось в России, проникнув даже в ряд документов стратегического планирования. При этом эффективность современной российской «мягкой силы» под вопросом. В лучшем случае речь идет об эксплуатировании наследства Советского Союза, чья привлекательность была основана как на великих культурных достижениях, так и на наступательной идеологии всемирного звучания. Попытки использования цивилизационного багажа дореволюционной России пока не столь эффективны, как хотелось бы. Сам термин «мягкая сила» (soft power), созданный более 20 лет назад, уже частично устарел. Американские ученые давно оперируют термином «умная сила» (smart power), китайские стратеги сформулировали понятие «мудрой силы». На наш взгляд, вместо невнятного термина «мягкая сила» в России следовало бы использовать понятия информационной и культурной политики, которые четко и полно отражают описываемые явления, проясняют задачи и инструментарий этой деятельности.
Образ России для разных народов мира на протяжении столетий имел совершенно различные смыслы, вызывал и вызывает порой самые разнообразные ассоциации. При этом чаще всего, в том числе в современный период, Россия сталкивается с целенаправленным выстраиванием собственного негативного образа («Мордора») со стороны своих геополитических конкурентов, имеющих больше опыта и технических возможностей в продвижении собственной «мягкой силы».
Главной задачей внешней культурной политики является обеспечение культурно-ценностной привлекательности страны (которая наиболее эффективна в комбинации с привлекательностью политической и экономической моделей развития). Культурно-ценностная привлекательность в современных условиях в значительной степени базируется на распространении языка (языков) и продуктов массовой культуры: кино, музыки, товаров, прочно ассоциирующихся со страной происхождения, стиля, дизайна, этнической кухни и т. д.
Эффективность культурной политики намного выше в случае развитости
межгосударственных связей, экономического и военно-технического сотрудничества. Она призвана воздействовать на сознание как основной массы населения той или иной страны или группы стран, составляющих цивилизационное единство, так и на различные элитные группы, отдельные социокультурные, этничес-кие и прочие группы населения. Следует отметить также, что программы гуманитарного влияния должны иметь долгосрочный характер и ориентироваться на достаточно отдаленную перспективу.
Нет сомнения, что долгосрочность проектов культурной политики, в том числе на внешнем контуре, предполагает ее прочную научно-теоретическую базу и выверенную методологию. При этом результативность, эффективность культурной политики довольно трудно оценить в статистике. Количественные показатели могут совершенно не отражать складывающуюся ситуацию. Скажем, вы провели 143 художественные выставки, и они собрали полтора миллиона зрителей. Но эта информация ничего не говорит о том, какой эффект эти выставки произвели на зрителя, каково было качество выставляемых произведений, к каким ценностным установкам были обращены эти произведения, какие образы транслировали, каково было их воздействие, и в результате как та или иная выставка повлияла на восприятие России иностранцами. Таким образом, важно не количество проведенных мероприятий, потраченных на них денег и привлеченных посетителей, по которым столь просто и приятно отчитываться, а качество, точный выбор целевой аудитории и, наконец, сущность культурного «послания», которое Россия передает миру.
Здесь мы вплотную сталкиваемся с вопросом государственной идеи, без опоры на которую невозможно всерьез планировать ни культурную, ни информационную политику на сколь бы то ни было продолжительный период. Конституционный запрет на обязательную государственную идеологию, казалось бы, препятствует выработке данной идеи и затрудняет работу в области стратегического планирования. Стратегия любого рода не может не опираться на те или иные идейные основы. Впрочем, в современной России данный вопрос не может и, на наш взгляд, не должен решаться на официальном уровне, не должен прописываться в документах. Идея должна жить на уровне солидарности общества вокруг собственного цивилизационного, историко-культурного наследия, работать на уровне ценностно-нормативных механизмов общественного регулирования.
Постсоветское пространство – ряд стратегически важнейших регионов для России. Эти страны всегда признавались приоритетным направлением внешней политики. Однако в течение долгих двух с половиной десятилетий постсоветским пространством (а также традиционными направлениями советской внешней культурной и информационной политики – Азией, Африкой, Латинской Америкой) Россия фактически не занималась. Считалось, что братья «никуда не денутся». Богатейшее общее советское наследие, тесные экономические и человеческие связи, широкое распространение русского языка, популярность российского телевидения и других СМИ, наличие многочисленных диаспор и множество иных факторов создавали ложную картину благополучия, иллюзию того, что народы постсоветских стран так или иначе находятся под нашим культурным и информационным влиянием. На многочисленные националистические, антирусские проявления в постсоветских странах, «переписывание истории» всегда обижались, но серьезных практических выводов не следовало. Примечательно, что Россия всегда достаточно жестко реагировала и реагирует на ревизию исторической памяти о Великой Отечественной войне. При этом антирусские пассажи по средневековым сюжетам или по имперскому периоду нашей истории не вызывают такой реакции.
Между тем по прошествии 25 лет раздельного существования наших народов оказалось, что молодежь постсоветских стран гораздо хуже, чем их родители, владеет русским языком либо вообще его не знает. В отличие от своих родителей, молодежь не отдает предпочтения российским каналам, не имеет представления о российской культуре, включая классическую литературу, изобразительное искусство, кино. И в учебниках истории подрастающее поколение не встречало пассажей о братстве с русским народом, о совместной борьбе c внешними агрессорами и т.п. Зато они знают о кровавых битвах против беспощадных «русских захватчиков», о «порабощении» теми своего народа, о «колониальной политике» России, об уничтожении русскими местных культурных и религиозных традиций, о политике русификации и о многом другом в таком роде. Даже у молодых людей, в целом настроенных дружественно по отношению к России, нередко встречаются эффективные антирусские «закладки», полученные в результате целенаправленной информационной и культурной политики националистических элит собственных стран или зарубежных центров влияния. В такой ситуации доказывать, что не было двадцати украинско-российских войн, бессмысленно.
Необходима работа на уровне подсознательного, эмоционального положительного восприятия современной и исторической России. А для этого необходимо создание и грамотное продвижение соответствующего культурного продукта, отвечающего ценностным ориентирам аудитории. И важнейшей аудиторией является молодое поколение постсоветских стран.
Социокультурные особенности молодежи
В традиционных обществах молодость воспринималась как переходное состояние от «подготовительного» состояния детства к нормативному состоянию взрослости. Акт перехода в полноценную возрастную группу сопровождался разного рода инициатическими ритуалами. Новому члену общества сообщались «взрослые» мифы и иная информация, прежде закрытая для него. Представления об окружающем мире, а, соответственно, ценностная структура и культурные предпочтения человека до и после инициации имели существенные различия. Важно отметить, что социальное состояние «молодости» в традиционном обществе не имело для человека ни особой ценности, ни привлекательности.
В ХХ веке роль молодежи в обществе и связанные с этой ролью культурные явления значительно изменились. По мнению выдающегося этнолога Маргарет Мид, в буржуазном обществе ХХ века «бунтующая молодежь» играла роль «социального бульдозера»: легко воспринимая новейшие тенденции общественного развития, она давила на «взрослый мир» и, занимая со временем места «взрослых», устраняла устаревшие, консервативные, утратившие адекватность институты, представления и порядки. Однако подобная социальная роль молодежи предполагала, что каждое следующее поколение более образованно, более интеллектуально, чем предыдущие поколения в том же возрасте. Только в этом случае оно было способно приобретать необходимые знания и внутреннюю морально-идеологическую опору, чтобы эффективно противостоять давлению консервативной среды «взрослых». Эта ситуация также предполагала экономическую состоятельность молодежи.
До радикальных изменений в области медицины и общей санитарии, когда средняя продолжительность жизни была низка, экономической конкуренции между поколениями не существовало. По расчетам крупнейшего демографа Альфреда Сови, в конце XVIII – начале XIX века средний возраст ребенка на момент смерти одного из родителей был равен 16 годам, на момент смерти второго – 32 годам, средний возраст ребенка на момент смерти отца – 20 годам. Молодежь естественным образом приходила на рабочие места отцов. Это положение сохранялось вплоть до 30-х годов XX века, когда наблюдался медленный рост продолжительности жизни, а социальные катаклизмы и войны регулярно выкашивали старшие и средние поколения. Средняя продолжительность жизни в Европейской части России (СССР) в 1896–1897 гг. достигала лишь 32 лет, а в 1926–1927 годах – 44 лет. Молодежь быстро взрослела.
Современная ситуация радикально отличается от описанной, в том числе в России и на постсоветском пространстве. В условиях сокращения рабочих мест не обладающий достаточным жизненным и производственным опытом сегодняшний молодой человек оказывается неконкурентоспособен на рынке труда, где вынужден соревноваться с опытным и квалифицированным старшим поколением. Замедляется его социализация и переход во «взрослость». Одновременно в современном обществе наблюдается процесс общей инфантилизации, ювенилизации. Массовой культурой выработано особое отношение к молодости: она считается наиболее «интересным» и «ценным» периодом жизни человека. Вкусы и интересы взрослых искусственно выстраиваются под «молодежный стиль». Ценность «взрослости» размыта и в значительной мере девальвирована.
Создается особая «молодежная субкультура», что дает работу различным индустриям. Придумываются разнообразные стили, специальные продукты, рассчитанные на продвижение в молодежной среде. Индустрия молодежной субкультуры имеет всемирный размах и приносит крупные доходы многочисленным корпорациям.
Современная Россия и другие постсоветские страны принадлежат к обществам догоняющей модернизации, процессы разрушения традиционных общественных структур идут в них с разной скоростью и неравномерно охватывают различные общественные сегменты. Эффективность работы среди постсоветской молодежи глобальных культурных индустрий различна и требует особого изучения.
Несмотря на декларируемое отличие от основной культуры, молодежная субкультура тесно связана с культурой нормативной и отображает различные общественные явления: обычаи, нормы, ценности, художественные вкусы и потребности рассматриваемого общества. При этом молодежь, тесно связанная с этническими, религиозными, социальными традициями общества, является самой уязвимой его частью, наиболее болезненно переживает экономические и социально-политические катаклизмы, что нередко отражается на снижении ее культурных потребностей, вкусов.
Александр Тарасов в статье 1997 г. «Молодежь России: No Future?» писал, что «молодежь загнана в экономическое, политическое и культурное гетто», что, судя по издаваемым в России молодежным и подростковым журналам, взрослые, определяющие политику этих изданий, полагают, что «вся молодежь – это скопище сексуально озабоченных имбецилов», и сделал вывод, что именно молодежь, культурно и социально еще не укорененная, должна выполнить роль тарана в деле разрушения классической цивилизации России и замены ее цивилизацией «массовой культуры». Для этого предварительно необходимо было изменить ценностную ориентацию молодежи. По мнению автора, в 1990-е гг. доля педагогически запущенных и развивавшихся в антисоциальной среде детей и подростков составляла 70–90%, что может быть расценено как «новая социальная норма».
Примененные начиная с 2000-х гг. в ряде стран с самой разной культурно-исторической спецификой технологии «цветных революций» предполагали активное участие в данных процессах молодежи с «новыми ценностными ориентирами». Тем не менее катастрофические сценарии, популярные в 1990-е гг., в целом не сбылись: общество России и других постсоветских стран смогло найти в себе силы остановить наиболее разрушительные процессы, в том числе в молодежной среде.
Выбор страны исследования
Азербайджан – важнейшая страна Южного Кавказа, экономика которой превосходит все остальные экономики региона вместе взятые (преимущественно за счет торговли углеводородным сырьем), имеет самое крупное население и стратегически важнейшее географическое расположение. Азербайджанская Республика сложилась в процессе сложных и болезненных процессов революционного националистического государственного строительства в Закавказье после Февральской революции 1917 г., преимущественно в пределах Бакинской и Елизаветопольской, частично Эриванской губерний и Закатальского округа Российской империи. Границы Азербайджанской Демократической республики и Советского Азербайджана были достаточно случайны и не имели серьезного исторического, цивилизационного, этнического или любого другого основания. Современная Азербайджанская республика (наряду с Арменией и восточной частью Грузии) – это ряд территорий, многие столетия бывших провинциями Ирана и отошедших к России на основании Гюлистанского (1813 г.) и
Туркменчайского (1828 г.) мирных договоров.
Азербайджанцы официально получили данный этноним только в 1936 г. (по новой Конституции СССР). В документах Российской империи они именовались «кавказскими или закавказскими татарами», «закавказскими турками». Сами себя они предпочитали именовать мусульманами, жителями того или иного города или членами племени. При этом решающее значение имело отношение к шиизму или суннизму. Отдельное место в тюркской мозаике Закавказья имели приверженцы радикальных шиитских сект типа «али-илахи», «ахль-и хакк» и т.п. Тюрки-сунниты и шииты не имели чувства этнического единства, постоянно враждовали друг с другом. Городские жители-тюрки до начала ХХ века имели иранское самосознание, их представители называли себя «персиянами».
Процесс национальной консолидации «кавказских татар» начался в период революций 1905–1907 и 1917 г., находился под сильным влиянием идей пантюркизма, привнесенных в Азербайджан из Турции. После советизации Азербайджана местные националисты были рекрутированы новым строем, началось строительство советской азербайджанской нации. Вместе с этнонимом азербайджанцы получили все атрибуты советской социалистической нации, что подразумевало единый литературный язык, национальную историю, пантеон национальных героев. В число последних были записаны все уроженцы территорий Советского Азербайджана, начиная с Низами Гянджеви и Несими, которые стали «азербайджанскими поэтами и философами».
Несмотря на успехи советской школы, практическую ликвидацию религиозного самосознания, которая решила проблему разделения на суннитов и шиитов, все эти процессы имели явно «верхушечный характер». Региональное (клановое) самосознание продолжает играть решающую роль в общественно-политической жизни в Азербайджане.
Независимость современный Азербайджан получил в ходе тяжелейшего идеологического кризиса советской системы и в условиях острого противостояния с армянами вокруг Нагорного Карабаха. Примечательно, что Азербайджан до последней возможности цеплялся за советские «имперские» структуры, рассчитывая на помощь центра в карабахском вопросе. На референдуме о сохранении Союза в 1991 г. «за» проголосовало 93,3% граждан Азербайджана.
Значительную неразбериху в этническое самосознание азербайджанцев внесли пантюркисты, активизировавшиеся в Азербайджане в конце 1980-х гг., пришедшие к власти в 1992 г. и некоторое время правившие страной. За короткий срок они смогли поставить под сомнение все достижения советского нациестроительства, приняв в декабре 1992 г. закон «О языке». Согласно ему, азербайджанский язык был переименован в «тюркский» (турецкий), а азербайджанцы превратились в турок. Прежде всего этот закон дал сильный импульс в развитии движений этнических меньшинств, которые оказались перед перспективой официального отуречивания. Одновременно произошел очередной раскол в самосознании титульного народа, значительная часть которого отнюдь не стремилась к единению с турками.
Наиболее мощным источником этнической сплоченности и легитимности азербайджанского государства до сих пор является война в Нагорном Карабахе, которая по крайней мере породила некоторый род коллективной идентичности, объявив азербайджанцев «жертвами агрессии Армении». Азербайджанское общество проникнуто идеей, что мирное решение карабахского конфликта невозможно, поэтому необходима активная подготовка к войне и силовому решению вопроса. Пропаганда силовых методов очень действенна в отношении молодежи. Имеется достаточное количество молодых людей, готовых реально взять в руки оружие и идти отвоевывать Карабах, если руководство примет такое решение. Об этом свидетельствует популярность таких проектов, как, например, школа снайперов, открытая в 2011 году.
Несмотря на почти два века, проведенных Азербайджаном в составе Российской империи и СССР, его цивилизационное единство с современным Ираном, а также с Турцией не вызывает сомнения. В результате Азербайджан представляет собой государство, являющееся «ближним зарубежьем» сразу для трех соседей, каждый из которых несоизмерим с ним во всех отношениях (экономическом, военно-политическом, цивилизационном). На вопрос о том, южный, северный или западный сосед является для Азербайджана более мощным магнитом, не может быть однозначного ответа: влияние Турции, России и Ирана имеет качественно различный характер.
С одной стороны, Азербайджан ведет вполне дружественную политику в отношении России и дорожит экономическим, военно-политическим, культурным сотрудничеством с ней. Важнейшим фактором двусторонних взаимоотношений является наличие огромной азербайджанской диаспоры в России. С другой стороны, «родовой травмой» и незаживающей раной для Азербайджана является конфликт вокруг Нагорного Карабаха и оккупация семи районов страны. Союзнические отношения между Россией и Арменией значительно омрачают и тормозят развитие российско-азербайджанских связей, служат поводом для построения антироссийских идеологических, пропагандистских конструкций.
В настоящее время Азербайджан может сыграть немаловажную роль в создании и развитии доверительных и взаимовыгодных трехсторонних российско-турецко-иранских отношений, высокий уровень развития которых, по мнению ряда политологов и экономистов, способен стать залогом стабильности и развития регионов Ближнего и Среднего Востока, а также Средней Азии.
Выбор Азербайджана как первоочередного объекта исследований культурных запросов и предпочтений молодежи постсоветского пространства для Института наследия был обусловлен одновременной важностью и сложностью данной задачи. Азербайджан не является безусловным союзником России, имеет экономический вес, позволяющий ему вести достаточно независимую политику. Имеется множество как внешних, так и внутренних для Азербайджана сил, способных эффективно конкурировать с Россией в вопросах культурного влияния, а также откровенно русофобских течений. В то же время очевидно, что выстраивание эффективной культурной политики России в Азербайджане способно значительно гармонизировать двусторонние отношения.
Традиционная система ценностей азербайджанского общества и современные тенденции
Наиболее объемное и целостное описание системы традиционных ценностей азербайджанского общества приводится в книге Гасана Гулиева «Архетипичные азери: лики менталитета». Автор выделяет основные ценностные константы и образы традиционного сознания азербайджанцев и дает описание «работы» этих ценностей в современном обществе. По мнению Гулиева, «каждая культура (ментальность) может быть идентифицирована с присущим только ей «архетипным набором», на базе которого формируется культурное своеобразие образа жизни и обеспечивается инвариантность (сохранение) традиции… Именно эти архетипы стоят на страже традиции и предписывают ее представителям (то есть нам) те образцы поведения, которые имитируют (воспроизводят) черты архаичного образа жизни. Благодаря архетипам каждый из нас в стандартных ситуациях ведет себя традиционно («как все», и в том числе как далекие предки) и не тратит время, ментальную энергетику на «изобретение колеса».
Первым и главным архетипом азербайджанской культуры называется «культ семьи». «Для азербайджанцев семья – начало, основа и цель их жизни… Полноценную жизнь он (азербайджанец. – Е.Б.) может обрести лишь в лоне семьи. Теряя ментальную связь с семьей, сразу теряет всякий интерес к жизни (чувствует себя как рыба вне воды): теряют интерес и к нему»… Авторитет азербайджанца находится в прямой зависимости от его умения обеспечить благополучие своей семьи: поэтому он обязан, если желает обрести высокий авторитет, посвятить всего себя служению семье – процветанию своего рода». Азербайджанцы довели культ семьи до логического конца: по модели семьи организуется и функционирует их общество.
Гулиев видит опасность для традиционного семейного уклада азербайджанцев в распространении городской (нуклеарной) семьи. «В случае трансформации традиционной семьи (агсаккалы – родители – дети) в “нуклеарную” произойдут существенные пертурбации и в менталитете, где ключевое место занимает семья». Автор фиксирует «бурную диффузию ценностей с угрозой вытеснения традиции на периферию».
Второй архетип азербайджанской культуры – это «агсаккал», старейшина – «первообраз, служащий для других эталоном для подражания. Все представители социума (семьи и рода) культивируют подчеркнуто уважительное отношение к агсаккалу». Уважение к агсаккалу, как правило, проецируется на всех и в том числе на старейшин других родов. При этом сегодня нависла угроза игнорирования значимости фигуры агсаккала. Представители новой элиты не признают многие нормы традиционной жизни и не соблюдают каноны организации социума. Для «новых азербайджанцев» агсаккал может стать даже предметом насмешки – балластом на пути освоения западных ценностей и реализации амбиций. Но архетип «агсаккал» еще не сдал окончательно свои позиции. Многие новации так или иначе провоцируют в обществе недоверие к амбициям молодых политиков и уважение к жизненной мудрости, авторитету.
Следующий архетип азербайджанской культуры – это «мужчина» (азерб. «киши»). По мнению Гулиева, азербайджанец – типичный представитель патерналистского общества, а для такого общества вполне естественен культ сына. Назначение брака и семьи – «воспроизводство мужчин», и потому рождение «киши» (сына) – особый праздник для всего рода, знаменующий начало формирования еще одной (будущей) семьи как гарантии продолжения рода. Мальчику запрещено долго пребывать в детстве: он торопится стать мужчиной (традиционное отсутствие ценности «молодости»).
Архетип «женщины». Несмотря на патерналистский уклад жизни в традиционной азербайджанской семье, «семейный космос азербайджанцев в гораздо большей степени держится на реликтах архаичного матриархата». В традиционной семье девочка рождается в амплуа «невесты», и вся ее жизнь – поэтапное осуществление женской миссии. Она рождается для того, чтобы дать начало новой полноценной семье. Невеста очень рано осознает прагматическую целесообразность женской миссии – выйти замуж, родить детей и утвердиться в роли хозяйки семьи. Она получает шанс обрести достаточно высокий уровень свободы, авторитет в пространстве семьи, стать одним из главных участников в принятии важных решений.
Важнейший архетип азербайджанца – «гость». Азербайджанцы, по выражению Гасана Гулиева, «болезненно гостеприимны»: их образ жизни ориентирован на ожидание и частые ритуалы приема гостя. Они впадают в депрессию, если очаг долго не посещают гости: это воспринимается как симптом падения авторитета семьи. С гостеприимством тесно связан «культ еды». Ритуал еды (а особенно – мяса) является важной частью жизни азербайджанцев и выдержал испытание временем.
Одним из важнейших архетипов азербайджанца называют «харалысан» (вопрос «откуда, из какой области ты родом?»). Благодаря этому архетипу азербайджанцы идентифицируют себя с вполне определенной территориальной общиной. Они по-разному ведут себя среди «своих» и «чужих», а для этого необходимо выявить племенную сущность собеседника. Мигрируя из села в город, азербайджанцы создают «миниатюрные вариации землячества» в новых условиях. Чайхана становится клубом, городские кварталы реанимируют «сельскую общину». Традиционный азербайджанский политик тяготеет к созданию «своей» партии, ему крайне трудно избежать искушения создать партию по образцу «своей общины». Даже если он хочет как-то избежать регионализации партии, «свои» постоянно достают его архетипом «харалысан». Этот фактор является сильным тормозом на пути формирования единого этноса.
В современной ситуации доступности культурного продукта самого разного происхождения и направленности традиционная система ценностей азербайджанского общества подвергается настоящей цивилизационной атаке. Идеология индивидуализма, навязываемая нацеленность на потребление приводят к ослаблению социальных связей и нравственных устоев, включая институт семьи. В результате столкновения противоречащих друг другу ценностей, сочетания западной культуры с традиционной в Азербайджане происходит «гибридизация» культуры. Потребности в обществе начинают регулироваться не системой обычаев и традиций, нормами и ценностями собственной социальной среды, а стандартами «современного образа жизни», получившего распространение «во всем мире». Однако влияние «новой культуры» распространено в основном в больших городах. При этом результаты социологических и психологических исследований, проведенных в Азербайджане, показывают, что индивидуализм как основа «нового общества» здесь пока не состоялся.
Идеологии модерна – исламизм и национализм
Традиционное мировоззрение имеет этнический характер и чаще всего тесно связано с вероисповеданием. Современные идеологические конструкты, чаще всего распространенные в молодежной среде, носят либо националистический, либо квазирелигиозный характер. В Азербайджане идеологические конструкции обоих типов имеют широкое распространение.
Ситуация с исламским экстремизмом в Азербайджане определяется сложностью структуры мусульманского сообщества в стране. Исторически мусульмане Азербайджана разделены на шиитское большинство (большая часть азербайджанцев, талыши) и суннитское меньшинство (меньшая часть азербайджанцев, лезгины, аварцы и другие дагестаноязычные народы, курды). На азербайджанских шиитов прямое влияние оказывает Иран, сунниты попадают под влияние турецкого ислама либо салафитских течений, идущих из Саудовской Аравии и других стран Персидского залива, нередко при посредстве российского Северного Кавказа.
Общий уровень религиозности населения Азербайджана признается исследователями в целом не слишком высоким. По данным заведующего отделом этносоциологических исследований Института археологии и этнографии Академии наук Азербайджана Алиаги Мамедли, верующими в ходе социологических исследований называют себя 72% азербайджанцев, однако регулярно совершают намаз около 16%, минимум раз в месяц ходят в мечеть около 17% опрошенных. Около 10% респондентов считают, что Конституция страны должна соответствовать нормам шариата. Таким образом, более половины участников опроса оказались «этническими мусульманами», что не предполагает склонности к экстремистским проявлениям. Подавляющее большинство опрошенных (почти 78%) не имеет представления об исламских организациях, действующих в стране. Еще более интересно то, что целых 28% азербайджанцев, в соответствии с данными исследования, оказались неверующими.
Столь низкая оценка религиозности граждан Азербайджана дается не впервые. В 2009 г. большую дискуссию вызвала публикация исследования компании Gallup, в котором утверждалось, что Азербайджан – одна из самых нерелигиозных стран мира. Тогда только 21% азербайджанцев назвали религию важной частью своей жизни. По отсутствию интереса к религии Азербайджан поделил 5–6-е место в мире с Чехией, пропустив вперед лишь Эстонию, Швецию, Данию и Норвегию. Другие исследования, правда, дают несколько иные цифры относительно количества верующих в Азербайджане (90% и более), однако все эксперты и представители духовенства сходятся во мнении, что активных мусульман в стране немного (10–15%).
Тем не менее проповедники радикального политического ислама находят определенный отклик, в основном в среде молодежи. Руководство Азербайджана понимает опасность этого явления, декларирует цель создания в стране сильных и авторитетных структур собственного, «азербайджанского ислама». Однако пока на этом поприще больших успехов нет, так как отсутствуют яркие фигуры, которые смогли бы представлять «азербайджанский ислам». В то же время для формирования стройной концепции «азербайджанского ислама» отсутствуют как исторические, так и теоретические, богословские предпосылки.
Неустойчивое экономическое положение Азербайджана в последние годы, рост социального напряжения, растущий разрыв между богатыми и бедными служат питательной средой для экстремистских движений. Регулярные репрессии против как шиитских, так и салафитских политических движений, достаточно массовое участие азербайджанской молодежи в военных действиях в Сирии и Ираке (причем с обеих сторон конфликта) свидетельствуют о серьезности проблемы исламизма для Азербайджана.
С конца 1980-х гг. в Азербайджане действует ряд националистических тюркистских, в том числе молодежных партий и движений. Тюркизм имеет все признаки субкультуры. В Азербайджане и в Турции имеется тюркистский рок (группы Yabgu, Yaşru), тюркистский рэп (Alpagut, Okaber, Kabus, Xpert, Toratan, Pranga) и тюркистская музыка других жанров (Ozan Arif, Araz Elsəs, Yanar Sönməz, Ozan Hüccət, Şəmistan əlizamanlı, Ahmet Şafak, Atilla Yılmaz), тюркистская поэзия и литература (Ахмед Джавад, Алмас Илдырым, Эмин Абид Гюль-Текин, Сабир Рустамханлы, Бахтияр Вагабзаде). Недавно в Турции была создана первая в мире тюркистская байк-группа Barbarians («Варвары») с древнетюркскими рунами в названии.
Азербайджанские тюркисты являются одними из самых энергичных и креативных участников движения. Например, во многом благодаря им активно работают тюркистские сообщества в социальных сетях. Россия и Иран расцениваются тюркистами как главные враги тюрок (Армения воспринимается ими исключительно как «форпост» России и не расценивается как самостоятельная сила).
Роль русского языка и культуры, представления о России
Ареал и влияние русского языка и русской культуры в Азербайджане существенно шире, чем удельный вес русских в населении республики (не более 1,3%). В настоящее время основными носителями русского языка и культуры являются не столько русские, сколько русскоязычные горожане, основную часть которых составляют этнические азербайджанцы.
Несмотря на то что русский язык был государственным в Российской империи и СССР, массовое его распространение в Азербайджане началось лишь в 1950-е гг. вследствие интенсивного процесса урбанизации. В 1993–1997 гг. в Азербайджане шел процесс отказа от русского языка и ориентации на русскую (советскую) культуры в образовании, проявился интерес к исламскому литературному и художественному наследию. Одновременно уже в конце 1990-х гг. стало очевидным желание массы азербайджанцев не терять культурных связей с Россией.
Вновь открылись многочисленные русские школы, и представители азербайджанской элиты отдают своих детей туда. Бакинская интеллигенция страдает из-за нарастающего провинциализма и во многом живет российской интеллектуальной и культурной жизнью. Один из директоров бакинской средней школы, выпускник филологического факультета Московского университета говорил: «Руми и Низами не могут заменить нам Достоевского и Пастернака. Европейская или арабская культура ощущается все-таки как чужая, русская же для многих остается почти родной». Националисты утверждают, что изживание русско-азербайджанских культурных связей – дело времени, смены поколений. Однако если учесть, что огромное количество азербайджанцев живет, учится или работает в России, сохраняя при этом во всей полноте связи с родиной, такая переориентация не может стать быстрым процессом.
В Азербайджане выходит 50 печатных изданий и работает 7 информационных агентств на русском языке. Большинство популярных в Азербайджане новостных интернет-ресурсов выходит на азербайджанском и русском (иногда также на английском и турецком), а некоторые – только на русском языке. Азербайджанцы достаточно активно смотрят новые российские фильмы в кинотеатрах. Все голливудские фильмы выходят в Азербайджане на экраны как с азербайджанским, так и с русским дублированием. Значительное количество людей предпочитает смотреть американское кино именно на русском, считая азербайджанский перевод некачественным и не соответствующим их эстетическим ожиданиям. По сути, значительное число азербайджанцев воспринимает русский язык как язык высокой культуры, а азербайджанский – как просторечие.
В целом можно констатировать положительный образ России и русских, россиян в Азербайджане. Значительное негативное влияние на него оказывают политические факторы – постоянное муссирование темы оккупации азербайджанских земель «фашистской» Арменией, «за которой стоит Россия», «предательская» позиция Москвы по отношению к Азербайджану в 1988–1994 годах. Этот образный и ассоциативный ряд неизменно присутствует практически во всех социокультурных группах азербайджанской молодежи.
Среди молодежи, увлеченной идеями тюркизма, Россия является скорее негативным образом вражеской для тюрок империи, захватившей большинство тюркских земель, в том числе современный Азербайджан, постоянно воевавшей против «братской» Османской империи и т.д. В этих кругах о русских часто говорят как об «оккупантах».
В то же время часть тюркистов, увлеченных трудами Льва Николаевича Гумилева, признает Россию «евразийской» страной, в истории и культуре которой значителен тюркский элемент. Это делает Россию не врагом, а скорее потенциальным союзником и неотделимой частью «тюркского мира», «попавшей под влияние армян». В Азербайджане очень любят порассуждать об обилии тюркизмов в русском языке, о тюркских корнях многих деятелей российской истории и культуры.
Существует четкое понимание отличия русской культуры от азербайджанской, причем образованные азербайджанцы, безусловно, благодарны России за насаждение в Азербайджане европейского/российского образования, культуры, науки. При этом восприятие морально-нравственных черт русского народа нередко негативное. Например, распространено мнение, что «понятие о чести у русского человека охватывает всю страну и нередко проходит мимо семьи» (что немыслимо для азербайджанца).
Российская история – важная тема в интеллектуальной жизни Азербайджана. История Азербайджана и всего Закавказья в настоящее время представляет собой настоящее поле боя. Причем азербайджанские исторические конструкции являются в значительной степени вторичными по отношению к соответствующим армянским историческим теориям и притязаниям. Азербайджанская государственность, как в первом своем воплощении (Азербайджанская Демократическая Республика, 1918–1920), так и в современном, появились в условиях жестокого противоборства с армянским национализмом. Азербайджанские историки и теоретики всегда несколько отставали от армянских в деле выстраивания этноцентричных версий мировой истории, поэтому их концепции часто носят реактивный, вторичный характер. Современная Армения, по мнению азербайджанцев, является страной-марионеткой, чья территория исторически использовалась внешними силами (то есть Россией, Великобританией и т.д.) для разрешения своих геополитических задач, при этом далеко не отвечающих интересам самого армянского народа, – это следует воспринимать в качестве факта, не требующего особых доказательств.
Неоднозначным является отношение в Азербайджане к истории средневековых ханств на территории страны, так как в целом неоднозначно отношение к Ирану, его истории и государственности. Именно с этим связано и неоднозначное отношение азербайджанцев к истории XVIII–XIX веков. Российская империя выступает прежде всего как захватчик, «оккупировавший» Азербайджан в ходе «колониальных» войн, которые содержат ряд эпизодов героического сопротивления азербайджанцев России. Наиболее характерный и известный публике эпизод в этом отношении – штурм русскими войсками под предводительством генерала, князя грузинского происхождения Цицианова города Гянджи в 1803 году. Погибший при штурме храбрый хан Гянджи Джавад считается героем национальной истории Азербайджана. В связи с этим отрицательными персонажами русской истории имперского периода считаются командующие русскими войсками на Кавказе: Павел Дмитриевич Цицианов (вероломно убит во время переговоров перед воротами Баку в 1806 г.), Алексей Петрович Ермолов, Иван Федорович Паскевич, генералы менее высокого ранга, прославившиеся в сражениях на территории Азербайджана: Валериан Григорьевич Мадатов (карабахский армянин по происхождению), Дмитрий Тихонович Лисаневич, Петр Степанович Котляревский и другие.
Крайне негативной фигурой для азербайджанцев является автор «Горя от ума» Александр Сергеевич Грибоедов, бывший с 1818 г. и до самого убийства в Тегеране в 1829 г. важным деятелем закавказской политики. Грибоедов обвиняется в том, что именно под его руководством на территорию современной Армении и Нагорного Карабаха были завезены из Персии и Османской империи тысячи армян, в результате чего образовался армянский анклав за счет притесняемых азербайджанцев и других народов региона (курдов, а также грузин).
Особое внимание азербайджанские историки и публицисты уделяют роли «армянского лобби» в российской истории, прежде всего – семье Лазаревых. Этот род богатейших купцов в XIX веке длительное время контролировал европейскую торговлю индийскими драгоценностями и одновременно благодаря связям с армянскими общинами снабжал Россию разведывательной информацией по всем странам Ближнего и Среднего Востока. В то же время Лазаревы основали российскую школу востоковедения и дипломатии в странах Востока, в чем азербайджанцы видят причину современной «проармянской» позиции российской власти.
В целом негативными персонажами для азербайджанского любителя истории являются российские императоры, особенно Петр I, Екатерина II, Александр I, Николай I. Исключение представляет образ Николая II, к которому преобладает положительное отношение.
Впрочем, образ Петра I в то же время рассматривается и вполне положительно, так как является главным символом модернизации России, которая повела за собой модернизацию Азербайджана, что очень ценно для современных азербайджанцев. Большинство (за исключением политизированной части шиитов, ориентированных на Иран) видит положительную роль России в привнесении в Азербайджан европейского образования, науки и культуры.
Традиционное почитание образа вождя, хана, авторитарного, но справедливого и заботящегося о народе руководителя государства переходит и на некоторых руководителей Советского Союза, прежде всего – на Иосифа Сталина. Ленин для азербайджанцев также двойственная фигура, но Сталин гораздо более актуален для местного сознания, так как часть его революционной биографии связана с Баку. В городе показывают дом, где Сталин «скрывался от охранки», и вообще его так или иначе считают в Азербайджане «своим». Также в целом положительным образом для азербайджанцев является Леонид Брежнев, со временем которого связана деятельность национального лидера Гейдара Алиева, а также настоящий расцвет азербайджанской культуры и науки.
Исключительно негативные образы имеют некоторые другие советские деятели, например, Сергей Киров и Лаврентий Берия. И особенной нелюбовью азербайджанцев пользуются деятели времен распада СССР и первого периода Российской Федерации: Михаил Горбачёв, Борис Ельцин, Павел Грачёв, Андрей Козырев и другие.
Важнейшими событиями истории Азербайджана школьники называют события 20 января[1], трагедию в Ходжалы[2], армянскую оккупацию азербайджанских территорий, обретение Азербайджаном независимости, «геноцид азербайджанцев» в марте 1918 г., основание Азербайджанской Демократической Республики в 1918 г.,
Вторую мировую войну, «Контракт века» (контракт Азербайджана с международным консорциумом о добыче нефти на шельфе Каспийского моря, заключенный в 1994 г.). При этом в двух наиболее важных событиях Россия фигурирует как агрессор, так как трагедия в Ходжалы трактуется как «уничтожение русскими и армянами азербайджанского города».
Образ России для Азербайджана в целом носит крайне противоречивый характер. Культурное воздействие на азербайджанскую молодежь должно идти по линии укрепления культурно-исторических ценностей азербайджанского народа, не противоречащих системе традиционных ценностей российской цивилизации.
Основными негативными тенденциями для России в социокультурной ситуации в Азербайджане следует признать два вектора, частично пересекающихся между собой. Первый из них – ориентация на ценности «мировой цивилизации», то есть евроатлантического мира. Европа, благодаря стремительному развитию капитализма с XVI–XVII века ставшая главной военной силой в мире, выработала ряд расистских культурно-исторических доктрин, в целом сводящихся к тому, что в мире существует единая цивилизация, воплощенная в западном мире. Все остальные народы мира находятся в стадиях варварства или дикости. Для вхождения в «цивилизованный мир» безусловно необходимо разделять западные ценности.
Вторая тенденция – это азербайджанский национализм, чаще всего имеющий более общий тюркистский характер. В системе взглядов тюркистов Россия чаще всего занимает роль врага. Азербайджанские националисты чаще всего идеологически близки «западникам» и, несмотря на некоторые нюансы, выступают единой с ними силой.
В то же время в среде националистов имеются евразийские тенденции, не придающие России однозначно негативной роли, что сближает их с официальной государственной идеологией «азербайджанства». При этом ценностная структура националистов не слишком далека от структуры традиционных ценностей российской цивилизации, и при должном творческом подходе российская культура может оказывать на них серьезное влияние.
Однозначным врагом Россия является для участников салафитских, ваххабитских движений в Азербайджане, и какая-либо культурная деятельность в их среде не имеет серьезных перспектив. В то же время достаточно позитивный образ Россия имеет в глазах азербайджанских шиитов, исторически воспринимавших Россию как потенциального союзника в противостоянии с суннитами (Османская империя). Нынешний курс на трехстороннее сотрудничество между Ираном, Россией и Азербайджаном однозначно положительно воспринимается шиитской общественностью. Прошедшая в Баку по инициативе Ильхама Алиева трехсторонняя встреча в верхах Азербайджана, Ирана и России (8 августа 2016 г.), безусловно, явилась важнейшим событием в развитии отношений между тремя странами. Происходящие одновременно активные дипломатические контакты по линиям Москва–Анкара и Тегеран–Анкара могут сделать Азербайджан элементом, обеспечивающим стратегическое партнерство важнейших евразийских держав. В сложившихся условиях Азербайджан может получить практическую пользу от своей цивилизационной близости ко всем трем главным державам Черноморско-Каспийского региона.
Культурный аспект налаживания данного сотрудничества может сыграть заметную роль в процессе налаживания взаимного доверия. Для России эти процессы также могут считаться приоритетными, и она может играть ключевую роль в новом этапе цивилизационного сотрудничества на основе общих ценностей. Продвижение совместных российско-иранских, российско-азербайджанских, российско-турецких и многосторонних проектов может быть исключительно плодотворным.
Е.В. Бахревский – кандидат философских наук, заместитель директора Российского НИИ культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачёва.
[1] 20 января (1990 г.), «черный январь» – день ввода советских войск в Баку для подавления националистических группировок и предотвращения армянских погромов, при этом, по разным данным, погибло от 131 до 170 человек.
[2] Ходжалы – село в Нагорном Карабахе. По официальной версии, принятой в Азербайджане, в ночь с 25 на 26 февраля 1992 г. армянские формирования (при участии российских военнослужащих) уничтожили население села (485 человек). Это событие называется в Азербайджане «Ходжалинским геноцидом».
