Владимир Рубанов: Информационная война и цифровой мир
Всякой стране, увлеченной пропагандой, грозит опасная потеря чувства реальности
Тема информационных войн сегодня актуальна, вошла в политическую моду и народный обиход. Вспоминается, как уже в далеком 1994 году при моем участии в Совете безопасности была создана межведомственная рабочая группа по информационной безопасности, которую я курировал как заместитель секретаря.
Вскоре после организации группы в одной из популярных аналитических программ был примечательный сюжет. В нем обсуждалась моя персона с недоуменным вопросом: «А чем занимается в Совбезе господин Рубанов, когда у страны столько угроз? Какой-то информационной безопасностью!»
С этого все начиналось. А сегодня термин «информационная безопасность» стал общеупотребимым и дополнил собой тематический ряд из медицины и футбола, в которых разбираются все.
Сразу хочу подчеркнуть, что проблемы, с решения которых начиналось обеспечение информационной безопасности России, касались радиоэлектронной борьбы, скрытного программно-аппаратного воздействия на информационные системы, контроля поставок компьютерной техники и программ на предмет недекларированных возможностей применения.
Тогда же государственным руководством была правильно идентифицирована и удачно решена проблема организации и использования на территории Российской Федерации средств криптографии в информационных системах (было разрешено применение только отечественных средств). Это помогло не только успешно решить проблему технологической независимости по защите секретной информации, но и сохранить собственную научную школу в этой сфере, продолжить развитие уникального интеллектуально-кадрового потенциала мирового уровня.
Сегодня информационная безопасность с изначальным содержанием стала предметом заботы, работы и интереса профессионального сообщества. В рамках отрасли информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) она развилась в самостоятельное технологическое направление и отдельный бизнес, занимая существенную (до 20%) нишу. Проведение информационно-пропагандистских мероприятий по оказанию воздействия на государственное руководство, деморализации личного состава Вооруженных сил и населения страны предполагаемого противника также входят в сферу информационной безопасности. Но это направление до последнего времени рассматривалось только в связи с вооруженными конфликтами. Эффективным инструментом таких воздействий выступают дезинформация, специальные приемы целенаправленного воздействия на адресную группу и т.п. Однако их применение носит точечный, локализованный в пространстве и ограниченный по времени характер.
Когда жертвами становятся все
В мирное время информационно-пропагандистская деятельность составляет скорее предмет заботы государственных идеологов и редакторов СМИ. Медийные возможности этих акторов информационного пространства многократно усилены сегодня современными средствами ИКТ, которые способствовали превращению медийной отрасли в технически оснащенные пропагандистские машины.
Складывается впечатление, что производители контента для массового потребителя и медийные операторы вместе с политическими идеологами слегка ошалели от открывшихся перед ними перспектив. Появилась возможность обрушивать на массовую аудиторию то, что ранее относилось к специальным операциям информационной войны.
Я не склонен заниматься оценками того, кто первый начал информационную войну, ведение которой констатируется сегодня экспертами. Для меня как специалиста, разбирающегося как в позитивных ценностях информации, так и в ее опасных свойствах, очевидно следующее. Использование таких средств, как дезинформация или модификация поведения целевой аудитории, за пределами их военного предназначения и ограниченного применения чревато очень тяжелыми последствиями.
В мероприятиях информационно-пропагандистского содержания, затрагивающих не конкретного противника, а массовую аудиторию, жертвами становятся абсолютно все. В первую очередь поражение наносится самой информации как продукту информационной культуры, а также всему информационному пространству как полю для ее возделывания. Последствия можно уподобить уничтожению культурных растений и замене поля для их возделывания сорняками.
И это не преувеличение. Ведь весь смысл информации как позитивной ценности заключается в ее достоверности. Злоупотребление дезинформацией, подменой тезисов и передергиванием фактов формирует в массовом сознании представление об информационной войне как о «состязании брехунов». Это подрывает доверие как к продукции СМИ, так и к самой информации как социально-культурной ценности для получения достоверного знания. В наступившую информационную эпоху – это нанесение ущерба самой корневой системе современной цивилизации, повреждение средств интеллектуального производства знаний.
Наиболее отчетливо негативные тенденции участившегося в последнее время неизбирательного применения специальных средств информационной войны проявляются в нарастании политической апатии граждан и социальной анемии общества, в неверии никому и ничему.
Известно, что консолидация общества часто достигается под знаком внешней угрозы. Все так. Но угроза должна быть реальной, а ее отображение в СМИ – адекватным этой реальности и основанном на фактах. Субъекты информационной политики, нарушающие такие правила, рискуют оказаться в положении пастушка из сказки Л.Н. Толстого «Лгун», который столько раз злоупотребил криками «Волки!», что когда пришли настоящие волки, никто не откликнулся на его зов о помощи.
Сегодня именитые политологи задаются вопросами: можно ли победить? Как победить? Кто победит в информационной войне? Я бы ответил на это так: победа в такой битве с помощью средств массового психологического поражения может быть только пирровой. Победить в ней невозможно, а проиграют все ее участники. И в первую очередь те, которые пользуются сомнительными инструментами.
Если от информационно-пропагандистской войны уклониться невозможно, то ее можно и нужно вести только неопровержимыми фактами с расчетом на длительную перспективу. Потому что «у лжи короткие ноги», потому что действие пропаганды, построенной по методу «принцип выше факта, а ответ раньше вопроса», имеет очень кратковременный характер. И потребители информации очень скоро научатся ценить факт вместо вымысла и тенденциозной интерпретации, научатся сами находить полезные источники новостей.
Несколько слов об информационной войне с оборонной точки зрения. Такая война определяется как противоборство в четвертой (в дополнение к суше, морю и воздуху с космосом) сфере. Ее суть заключается в доминирующем контроле с помощью компьютерных технологий и средств связи информационного пространства (киберпространства). Бурное развитие ИКТ вывело войну в информационной сфере на роль одного из магистральных направлений революции в военном деле. Это направление быстро изменяется вместе с ИКТ.
У нас пока преобладает сугубо технократическое понимание противоборства в инфосфере, хотя с начала нулевых годов методологи информационной войны в США существенно изменили свои взгляды. Их подход концентрируется прежде всего на когнитивных (смысловых) основаниях, а не на технологических средствах. Суть нового подхода формулируется следующим образом: «Следует развивать стратегическую теорию информационной войны, а технологии придут сами». Отход от доминирующей роли «железа» при анализе противоборства в киберпространстве меняет парадигму информационной войны, переводя ее с уровня электронной борьбы и столкновений информационно-коммуникационных потенциалов на уровень «войны знаний».
Изменение парадигмы информационной войны в направлении «войны знаний» связано с интеллектуализацией информационных процессов и изменением ценностей тех или иных потенциалов ИКТ. При такой войне стратегическое преимущество зависит не только и не столько от объемов и скоростей передачи информации, сколько от возможностей извлечения из них знаний и от взаимно дополняющего ума тех, кто их интерпретирует. Происходит формирование своего рода коллективного разума. В 2010 году в научный оборот введен новый термин – «эпистемологическая война». Возникает вопрос: когда мы везде и всюду педалируем тему «информационной войны» – не готовимся ли мы к прошлой войне?
С интеллектом наперевес
Я привлекаю внимание к данному обстоятельству потому, что за увлечением пропагандистскими аспектами информационной войны мы можем просмотреть более серьезную угрозу. Ведь для формирования глобального «суперразума человечества» США сделали практические шаги, связав социальными сетями типа Facebook и поисковыми системами типа Google всю планету. Известно, что к созданию и развитию этих гигантов глобального киберпространства имеет прямое отношение агентство прорывных исследований Минобороны США DARPA. И это естественно. Нужно быть полным идиотом, чтобы не воспользоваться достигнутым преимуществом в формировании и контроле мировой информационно-коммуникационной сети для извлечения уникальных знаний о ее участниках, а также процессах по всем направлениям жизни государств, стран, народов, различных сообществ и отдельных лиц.
Содержит ли это угрозу нашим интересам? Несомненно. Только вот отгородиться от глобальных сетей, к чему подталкивают влиятельные силы, не получится. А что делать? Перед уходом из жизни наш знаменитый философ Александр Зиновьев дал мудрый совет: «Америку нам не пересилить. Нам остается только одно – ее переумнить».
Говорю это к тому, что в вопросах информационной безопасности мы основную часть усилий бросили сегодня на создание отечественной электронной компонентной базы. Санкции напомнили нам очень жестко о необходимости решения этой проблемы. Идти по пути обретения технологической независимости, создания собственных технических решений в области «железа», безусловно, надо. Но ведь конкуренция-то уже сместилась из области информационных технологий в область технологий когнитивных, задающих смысловой контекст формирования и развития инфосферы. А технологические платформы становятся приложениями к платформам онтологическим. У нас же пока за употребление этих слов на каком-нибудь статусном совещании есть риск получить обидное прозвище и кручение у виска за твоей спиной.
Рассказывая о внутренней кухне того, что происходит сегодня в инфосфере, которая стала ареной острого соперничества, стараюсь привлечь внимание массового читателя к принципиальным вещам, которые, как мне кажется, легче воспринимаются на уровне здравого смысла, чем на птичьем языке документов по развитию сферы ИКТ.
Сегодня у нас много говорится о роли программистов, хорошей отечественной школе и необходимости концентрации усилий на этом направлении. Все бы тоже ничего. Но! Программисты создают программный продукт по чьим-то чертежам (алгоритмам), концептуальным и логическим моделям деятельности (архитектурам), которые переводятся в цифровой формат. А вот с онтологическим проектированием, моделированием сложных видов деятельности, управлением основными данными, которые «сшивают» информационное пространство в целостную систему, у нас в стране напряженка.
В последнее время в лексикон управленцев и айтишников входят понятия «цифровая экономика» и «цифровое предприятие». Более того, уже недешевые заявки на создание отечественного «цифрового предприятия» появились для добровольно-принудительного внедрения в крупных российских корпорациях. Все бы так, только нет пока ответа на вопрос: мы с аналоговой-то экономикой разобрались? Со стандартами управления и форматами электронных документов определились? Так какую же тогда модель управления, какие алгоритмы обработки и протоколы обмена данными в рамках экономической системы страны реализует созданный (или создаваемый) программный продукт?
Подчеркну, что именно этому уровню проблем и разработок уделяется в киберпространстве главное внимание наших соперников. Именно эти вопросы решаются специальными мозговыми центрами и органами государственного управления в технологически развитых странах. Мировые гиганты в области IТ обеспечивают решение поставленных этими центрами задач, реализуют их модели и алгоритмы. Но эталонную модель предприятия в США разрабатывало Минобороны совместно с университетскими центрами, а совсем не Oracle и не SAP.
Срочно требуется «оцифровать» экономику
Сегодня в повестку дня поставлен вопрос реформирования системы управления страной. Управления чем? Если мы будем ориентироваться на модели индустриальных производств, то… Можно дальше не продолжать.
Общий тренд увеличения объемов данных в цифровом формате нематериальных активов приводит к новому качеству оборота ценностей, который определяется как «алгоритмическая экономика». Поэтому реформа управления обязана ориентироваться на грядущую «алгоритмическую экономику». В такой экономике значительно больше порядка и эффективности, а главное – взаимопонимания. Ведь если задачку понимает машина, то и у людей будет порядок в головах. Поэтому алгоритмическую экономику начинают определять еще и как «экономику понятий».
Важной тенденцией современных экономических и социальных процессов является разработка и практическое применение «умных агентов», осуществляющих взаимодействия и транзакции между участниками сетей: людьми, вещами и их комбинациями. Это также способствует смещению приоритетов от технологий к человекомерным факторам информационных сетей. Существенно меняют свой облик и традиционные продукты. Сегодня, к примеру, проявилась тенденция превращения автомобиля в постоянно обновляющийся компьютер на колесах, включенный в глобальную сеть.
Поэтому при обсуждении информационных проблем нужно говорить не просто об очередном пакете изменений в технологиях, а о формировании нового общественного уклада. И здесь также обнажается проблема информационной безопасности. Но, с другой стороны, на первый план в коммуникациях участников киберпространства выдвигается проблема цифровых рисков, которая носит характер социально-психологических отношений. В этих условиях доверие и среда доверительного взаимодействия становятся важным и ценным активом цифровой экономики. Именно такого типа активы приобретают принципиальное значение для современного цифрового предприятия. Очевидно, что это выходит за рамки автоматизации складского учета и других рутинных процедур.
Условием успешного функционирования бизнеса и индивида становится сегодня их постоянная подключенность к инфраструктуре. При этом сетевая активность индивидов и функционирование производственных мощностей создает из них своеобразные инфраструктурные узлы, а зависимость населения от глобальных коммуникаций существенно усиливается. Это требует создания соответствующих платформ для обеспечения информационного суверенитета России, собственных цифровых активов и доверительной среды для отечественных пользователей.
Такие процессы приводят к изменению представления о рабочем месте и характере занятости. Включенность в инфраструктуру становится важнее офисного помещения для сотрудника интеллектуального производства. Но ведь даже прогрессивный проект «Сколково» начинается с физической инфраструктуры и бюрократической надстройки, а не с охоты за головами. В лучшем случае получается площадка глобального кастинга талантливой молодежи для глобальных технологических лидеров.
А ряд приверженных «традиционным ценностям» депутатов готовы отнести мобильно включенную в глобальную экономику знаний молодежь к разряду тунеядцев с социальным презрением и административным принуждением.
Какой из молодых и талантливых специалистов позволит запереть себя в офис и регламенты индустриального конвейерного производства, когда мир уже стал совсем иным – мобильным, доступным и таким манящим…
