КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ПРЕДЫДУЩЕГО КРИЗИСА
Часть моих читателей — нынешние студенты. Иными словами, люди, которые видели последний серьёзный экономический кризис, кризис 2008-09 года, маленькими детьми. Не читали газеты, не смотрели телевизор и, уж совершенно определенно, не следили за дискуссией по ходу кризиса. Вот я решил кратко описать ту историю — с учётом того, что мы знаем и понимаем про те события сейчас.
Мировой кризис 2008-09 начался с проблем на рынке недвижимости в США. Первые банкротства случились в августе 2007-го, проблема стала очевидной после разорения крупного инвестбанка в марте 2008-го, и всемирной после банкротства инвестбанка в сентябре 2008-го. В считанные дни после этого перестали существовать остальные крупные инвестбанки, а крупнейшие коммерческие банки в США спасены за счёт экстренных кредитов правительства. Финансовый кризис привёл к тяжелому (-2,5% ВВП) экономическому кризису в США и резкому замедлению роста в мире. Восстановление американской экономики заняло восемь лет, а в Европе начался «кризис еврозоны» 2010-11, разрешение которого тоже заняло почти десятилетие.
В России кризис резко оборвал девять лет быстрого восстановительного роста, 2000-08 годов, который опирался на несколько важных факторов: низкую стартовую точку после многих лет экономического спада, рыночные институты и предпринимательский класс, созданные в 1990-е, консервативную макроэкономическую политику президента Путина и открытость российской экономики, позволявшей предприятиям и банкам получать кредиты за рубежом. Дополнительным важным фактором был постоянный рост цен на нефть и другие природные ресурсы, которые позволили правительству существенно увеличить бюджет и консолидировать контроль над расходами.
При этом до осени 2008 года, когда кризис стал всемирным, никакого понимания, что Россию ожидает остановка роста и резкий спад производства и потребления, не было и правительство не было готово к кризису. Политическая элита была сначала занята формальным переименованием «президенства Путина» в «премьер-министерство Путина», а потом мини-войной с Грузией. Среди экономистов также не было понимания о масштабах наступающего бедствия — хотя слова министра финансов Кудрина об «острове стабильности» в феврале 2008-го были встречены с естественным скептицизмом, адекватного представления о полной неготовности к кризису не было. (Не снимаю ответственности и с себя — в моих колонках в «Ведомостях» в тот год упоминались и внешние события, и реальные проблемы российской экономики, но чётко представления о том, как плохи могут быть дела, не было.)
А последствия начавшегося летом-осенью 2008-го российского кризиса были очень тяжёлыми. В считанные месяцы более двух миллионов человек потеряло работу — безработица почти удвоилось. ВВП сократился на 8-9% — это был самый большой спад среди стран G20. По опросу ЕБРР, 43% российских домохозяйств было вынуждено сократить базовое потребление — намного больше, чем практически во всех европейских странах. Массовые протесты 2011-12 годов, триггером для которых стали масштабные фальсификации на парламентских выборах 2011 года, были, конечно, следствием трудностей, вызванных кризисом и его последствиями. Индекс российского фондового рынка — стоимость российских компаний — так никогда и не вернулась хотя бы близко к докризисным уровням. (Американский фондовый рынок вырос вдвое.)
Реакция правительства Путина на начало кризиса была строго сиюминутной. ЦБ под руководством Сергея Игнатьева, который в течение нескольких лет удерживал курс доллара от повышения, в течение трёх критических месяцев, с октября до декабря, поддерживал его на резко заниженном уровне. Одно объяснение этого состоит в том, что игнатьевский ЦБ, ни имея ни опыта, ни представления о плавающем курсе, поддерживал курс по инерции. Другое — в том, что заниженный курс доллара, резко повышавший процентные ставки и приводивший к сокращению производства и росту безработицы, спасал владельцев крупных предприятий и банков, имевших крупные задолженности в валюте, от потери собственности. Так или иначе, трёхмесячная задержка в отпускании курса доллара в свободное плавание обошлась ЦБ в сотни миллиардов долларов резервов, промышленному производству — в рекордное падение, а гражданам — в потерю работы и доходов. Когда в декабре 2008-го мы с Олегом Замулиным писали колонку «Свободу обменному курсу!», с этим уже не спорили никакие вменяемые экономисты. С января ЦБ начал отпускать курс и катастрофическое падение производства и рост безработицы замедлились.
Во время борьбы с кризисом правительство не ограничивалось макроэкономикой. Из разумных мер стоит отметить увеличение пенсий и социальный выплат — как мера поддержки совокупного спроса, и политику поддержки банковского сектора. Из спорных — угрозы губернаторам и владельцам крупных предприятий со стороны силовых органов — чтобы не могли никого увольнять. Государственные банки потратили огромные средства, спасая фактически обанкротившиеся предприятия от реального банкротства. Если в Америке и Европе в случае банкротства банка или предприятия владельцы теряли все, а банк или предприятия продолжали работу, в России владельцам часто удавалось ловко пересесть в кресло топ-менеджера и, фактически, сохранять владение.
Долгосрочным результатом кризиса 2008-09 годов стала текущая структура российской экономики. Доля государства — и доля государственного контроля над оставшимися частными предприятиями — сильно выросла. Восстановление занятости в последующие годы, в отсутствие быстрого роста, происходило по схеме — господдержка за поддержание занятости. Занятость увеличилась в госсекторе, а особенно — в силовых органах, а также в «контролируемом» крупном частном секторе. В 2009-2019 годах такое устройство экономики было, одновременно, механизмом, поддерживающим стагнацию, и механизмом, защищающим экономику от внешних шоков. (К слову, не единственным — финансовая изоляция страны, результат пост-крымских санкций, тоже является защитным механизмом.) В 2020 году это делает экономику более защищенной от небольших шоков, но не от, возможно, шока эпического масштаба, который наблюдается сейчас.
