ЧЕГО ДОБИЛАСЬ РОССИЯ В КОРОНАВИРУСНОЙ ПОЛИТИКЕ
О кремлевском искусстве недеяния
Несмотря на публичные заверения политиков, что во времена кризиса спасение жизней есть их главная цель, политики не перестают быть политиками. Одни сумели мобилизовать общество на борьбу с общим врагом, другие явочным порядком обеспечили себе больше полномочий, а третьи продвинулись в строительстве современного «надзорного государства». Таких политиков было в кризисное время большинство. Российские к этому большинству не относятся.
Если окинуть взглядом мир ковид-политики, то можно увидеть, как китайские власти внедряют системы «индикаторов здоровья» и электронного слежения за передвижением граждан, а попутно, пока все в мире заняты, лишают Гонконг остатков автономии. Можно также заметить, что власти Индии пытаются привлечь в страну инвесторов на фоне спада привлекательности Китая, а южнокорейские политики стремятся одновременно и укрепить высокотехнологичное надзорное государство, создав систему трекинга заразившихся, и повысить легитимность политической системы, проведя демократические выборы в парламент в разгар пандемии. Есть еще Беларусь, Северная Корея, Таджикистан, Туркменистан, чьи лидеры предпочли не признавать существование эпидемии.
Перед нами разные политические системы, разные лидеры, ставящие перед собой разные цели. Российские политики выглядят на этом фоне необычно. Кремль не стал отрицать существование вируса, но не пошел и на меры быстрого реагирования, подобные тем, что принимались в странах Северной и Центральной Европы. Правительство не пошло на сверхдорогостоящие меры поддержки бизнеса и граждан, сравнимые с западными (от 10% ВВП во многих странах с высокими доходами), но и обвинить Москву в нежелании помогать экономике тоже нельзя: по подсчетам агентства Fitch Ratings, Россия по масштабам фискальной поддержки экономики — около 3% ВВП — занимает 16-е место в мире. Учитывая небольшой внешний долг (на 1 марта — лишь около 14% ВВП) и комфортные размеры Фонда национального благосостояния (на 1 апреля — более 11% ВВП),
Российская Федерация могла бы позволить себе более щедрую помощь экономике.
Конечно, недавнее падение цен на нефть и значительные масштабы выпадающих доходов ограничили возможности бюджета, но в последнее время цены на нефть вышли на средний уровень.
Пакет помощи в 3% ВВП — это, по некоторым оценкам, минимальный объем поддержки, нужный в нынешней ситуации. Президент Путин явно изучил расчеты и исходил из того, что дает ровно столько, сколько нужно. То, что потом с этими средствами происходит — не его забота. Конечно, линию поведения Путина можно критиковать так: «Есть китайский вариант борьбы с коронавирусом — когда меры очень жесткие, есть шведский — когда нет никаких мер, а есть российский — когда заявили китайский, реализовали шведский, а разницу украли».
Понятно, что короли господрядов снова будут в выигрыше. Понятно, что Кремлю важно, поддерживать комфортную схему отношений с приближенными, а не спасать терпящих бедствие предпринимателей. Понятно, что большинство тех, кому помощь действительно нужна, ее не получат. Но задачи кому-либо помогать российские политики перед собой и не ставили.
Вообще легче сказать, какие задачи Кремль перед собой не ставил, чем понять, какие ставил.
На фоне множества государств, использовавших эпидемию для тестирования и внедрения высоких технологий госуправления, Россия выглядит как страна, которой все это не очень нужно. Попытки устройства в России современного надзорного государства — даже не по китайскому образцу, действовать по которому трудно и дорого, а по сильно облегченному — выглядят неубедительно и наталкиваются на сопротивление внутри системы. Сам глава президентского Совета по правам человека Валерий Фадеев призывал отменить штрафы, которые москвичам были выставлены через плохо работавшее приложение «Социальный мониторинг».
Еще одна попытка сделать эффективную Viruspolitik была связана с планом Москвы добиться снятия экономических санкций против России или хотя бы временного прекращения их действия. Москва публично оказывала помощь другим странам — отправляла технику и персонал в Италию, Сербию и США, одновременно обращаясь к политикам этих стран с просьбами поддержать Россию, призывающую к отмене санкций по гуманитарным причинам. Но и этот проект нельзя признать успешным. То, что помощь была лишь предлогом, многие заметили, хотя и не всегда понимая, предлогом для чего именно. В Италии в российской помощи многие увидели попытку провести разведывательную операцию. В США, которым Москва отправила — частично за деньги — партию аппаратов ИВЛ и медицинских принадлежностей, зазвучали обвинения в том, что это пропагандистский трюк России. США сами потом отправили ИВЛ в Россию. Действительной целью была отмена санкций, но этого Кремлю добиться пока не удалось.
Во многих государствах политикам удалось повысить уровень доверия граждан, но и с этой точки зрения российское руководство не выглядит удачливым игроком. Доверие снизилось, впрочем, и то, которое есть, очевидно, считается достаточным. На фоне тех политиков, которые пытались быстро захватить больше власти или инвестиций (Китай, Индия, часть европейских стран) — Россия тоже выглядит неубедительно.
Если Кремлю не нужно ни высокотехнологичное государство, ни макиавеллианская политическая игра, ни рост доверия граждан, ни рост инвестиций, то что же нужно? Ничего нового. Судя по действиям правящей группы, цель не меняется, она — в поддержании стабильности политического режима. А с точки зрения достижения этой цели все сделанное, а точнее — не сделанное, признано достаточным.
Общее впечатление от российской антикризисной политики на фоне других стран — невероятное хладнокровие.
Если задача была в том, чтобы не меняться в лице, то эта задача успешно решена. Тут нужно умение «не жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее» (так описывает свое кредо пушкинский Германн, немец) или китайское «искусство недеяния».
Чтобы не решать проблемы, когда даже придворные говорят, что их пора решать; чтобы отстаивать голую схему, не обращая внимания на все нестыковки с реальностью, нужны немалые усилия и ресурсы. И эти ресурсы у России есть — они накоплены консервативной политикой минувших лет. Конституционные поправки преследует ту же цель — не столько дать Путину пожизненное президентство, сколько отбросить нерешенную проблему сменяемости власти в России — и все связанные с ней проблемы — куда-нибудь подальше, за горизонт.
Кремль продемонстрировал стране и миру холодность и отчуждение от общества, удивительные даже для России, где разрыв между интересами государства и общества — в порядке вещей. Поддержание этой холодной отстраненности — то ли от страха перед реальностью, то ли от неумения действовать в ненарисованном мире российской жизни — есть, вероятно, не выраженная, но действительная цель кремлевской политики. Невозмутимость любой ценой как главная политическая цель — это почти красиво.
