Фёдор Лукьянов

Российская газета

Как изменился геополитический ландшафт ближневосточного региона за десять лет сирийской войны

---

Десять лет назад, в середине марта 2011 года, в Сирии начались протесты, которые быстро переросли в столкновения, а потом и в полномасштабную гражданскую войну. К несчастью, сказать, что она полностью завершена, по-прежнему нельзя. Официальный Дамаск контролирует не всю территорию страны, остаются анклавы, либо находящиеся под иностранной оккупацией, либо контролируемые экстремистскими формированиями. Перспективы окончательного политического урегулирования неясны. Но все же эта невеселая годовщина — повод взглянуть на то, до какой степени преобразился весь геополитический ландшафт региона за десять лет.

Весной 2011 года большинство комментаторов были уверены, что дни правления Башара Асада, наследственного президента Сирии, сочтены. Предшествующие месяцы «арабской весны» были отмечены падением казавшихся вечными режимов Бен Али в Тунисе и Хосни Мубарака в Египте, раскол начался в Ливии, забеспокоился Бахрейн. Запад с энтузиазмом приветствовал «ближневосточный восемьдесят девятый», а богатые монархии Залива, крайне озабоченные собственным будущим на фоне этого революционного всплеска, прилагали все силы, чтобы переориентировать потенциальное внутреннее недовольство на борьбу за внешнее влияние. Проще говоря, нацелить собственных экстремистов на ту же Сирию, власти которой имели с Саудовской Аравией и Эмиратами сложные отношения.

События на сирийском «фронте», однако, пошли не так, как ожидалось. Неважно, по каким причинам (можно приводить разные), но стержень сирийской авторитарной системы не сломался, несмотря на мощное давление извне и изнутри. А на длительное противостояние «весна» рассчитана не была. Прежде всего потому, что сам лагерь революционеров везде был разношерстным, и его прочности хватало только на мощный первоначальный рывок. Поскольку он быстрым успехом не увенчался, началась длительная вязкая ближневосточная игра. В ней разные внешние игроки имели свои наборы «фишек», «фишки» не всегда вели себя так, как хотели их патроны, самые радикальные фракции шли вразрез всему, начали проявляться противоречия сторонних сил. Ну и, конечно, упорство Дамаска, с самого начала поддержанного Москвой — дипломатически, политически, а потом и военным образом, сыграло ведущую роль.

Российская позиция по сирийскому вопросу определялась рядом обстоятельств — от традиционных связей до концептуального неприятия вмешательства во внутренние дела. Но твердокаменно бескомпромиссной её сделали события в Ливии. С осени 2011 года, когда весь мир воочию увидел результат уступчивости Москвы в Совбезе ООН (отказ наложить вето на западное военное вмешательство и роль западных стран в убийстве Каддафи), ни о каких сделках с США и Европой речи больше не шло.

Сирийская война перекроила не только Ближний Восток. Именно в Сирии утвердился российский статус как державы мирового уровня, с которой приходится считаться, как бы к ней ни относились. С другой стороны, Сирия обозначила и начало отхода Соединенных Штатов от интервенционизма — ни Обама, ни Трамп не хотели влезать в противостояние с малопредсказуемым финалом. Полностью исчезло влияние Евросоюза, а отдельные страны с историческими интересами в этой части мира растерянно пытались найти для себя хоть какую-то роль. Ну и, конечно, изменилась функция региональных держав. Иран и особенно Турция стали самостоятельными игроками с довольно широкими возможностями, причем не только на Ближнем Востоке. Свои замысловатые партии стали исполнять Саудовская Аравия и даже крошечный Катар.

Все это стало локальным отражением общемировых процессов. Сокращение американского доминирования, замыкание Европы, рост влияния и уверенности в себе игроков, когда-то определявших ход событий, потом по разным причинам утративших это влияние, но восстановивших его в новой ситуации. Изменение геополитического баланса, естественно, сказалось и на экономических возможностях. Например, едва ли договоренности в формате ОПЕК+ и их варианты были бы возможны, если бы Саудовская Аравия не убедилась в способности России менять ситуацию в регионе. Сейчас же российский министр иностранных дел, совершающий турне по странам Залива, более чем желанный гость. Десять лет назад отношение к России было иным, если не враждебным, то безразличным.

Сирия — незакрытая глава. И до пандемии политическое урегулирование там уперлось в неразрешимые противоречия. Теперь все еще осложнилось. В условиях перепутанных приоритетов мировых игроков, явной попытки многих замаскировать громкой риторикой нежелание нести какую-либо ответственность любой очаг конфликтов чреват взрывом. Тем не менее, сравнивая положение вещей с тем, что было десять лет назад, нельзя не отменить качественный сдвиг. Опасность тогдашнего состояния заключалась в том, что для Сирии готовился известный сценарий перемен, который ранее «довел до ручки» несколько стран, начиная с Ирака. И если сейчас непонятно, что будет в Сирии дальше, тогда как раз выглядело очевидным, что очередная вспышка «весны» закончится для Дамаска руинами государственности. То, что этого удалось избежать, искупает целый ряд других издержек.

Метки: Ближний Восток, Россия, Сирия