Александр Крамаренко

Российский Совет по международным делам

Simultaneity/синергия и connectivity, «карманные линкоры», grand bargains и блеф

---

Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье…
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться!…
Так погибают замыслы с размахом,
В начале обещавшие успех,
От долгих отлагательств.
Гамлет, У. Шекспир

Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно,
пав в землю, не умрет, то останется одно;
а если умрет, то принесёт много плода.
Евангелие от Иоанна, 12:24

Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит,…
А после она выплывает,
Как труп на весенней реке, —
Но матери сын не узнаёт,
И внук отвернётся в тоске.
Август 1940, А. Ахматова

Шекспир годится на все времена — в этом его величие. Литературные герои прозревают далеко в будущее, так что кажется, что все уже давно сказано. Тот же Онегин, особенно если взять сон Татьяны, как полагают, предвосхищает Ставрогина. Не так ли и большевики с их диктатурой большинства и политической целесообразностью содержали в себе ростки нынешней ультралиберальной диктатуры на Западе с ее зажимом свободы слова, революционными войнами, созданием подобия Коминтерна и окончательным разрушением традиционной семьи. Но большевики поняли, что в отсутствие «мировой революции» им грозит существование в формате национального государства, невозможного без семьи, которая должна обеспечивать базовую мотивацию в оборонной политике. Это, похоже, понимал Трамп, предлагая переход Америки от имперского к национальному существованию. Либеральные элиты рассудили иначе, и администрация Байдена предлагает инерционное развитие в духе «Верной дорогой идёте, товарищи!». Круг замкнулся, и это определяет существо кризиса Запада, с которым России приходится иметь дело в глобальной и европейской политике.

Но у кризиса всегда свои императивы, как правило, охранительные, разумеется, если не использовать кризис как возможность для собственной трансформации (не путать с transformative diplomacy, призванной побуждать к трансформации других). Собственно, «преобразовывать» других по собственному подобию — лучший способ убедить электорат в том, что для Запада вопрос так не стоит. Эти упирающиеся другие становятся врагами и их надо сдерживать, если сокрушить нельзя, как в случае с Россией и Китаем.

Но тогда, в силу ограниченности ресурсов встаёт вопрос о «войне на два фронта», что, как признаёт Уэсс Митчелл/Wess Mitchell, Америке не по силам. Отсюда разного рода варианты стратегий, как быть с этой проблемой одновременности/simultaneity угрозы. Проблема стоит и пред нами, если иметь в виду угрозу военно-политического освоения украинской территории со стороны НАТО и угрозу с юга вследствие ухода США и НАТО из Афганистана.

Но прежде о кризисе глобализации/деглобализации. Основатель и президент Европейского совета по международным отношениям Марк Леонард/Mark Leonard в своей последней книге «Эпоха немира. Как взаимозависимость вызывает конфликт» (The Age of Unpeace. How Connectivity Causes Conflict) верно замечает, что взаимозависимость не только решает проблемы, но и создаёт их, поскольку взаимозависимость используется как оружие: те же санкции, миграционные потоки (наиболее яркий пример — исход с территории Турции 1,5 млн сирийских и иных беженцев как средство давления Анкары на ЕС в вопросе создания «зон безопасности» на севере Сирии) и многое другое, включая, разумеется, наши газопроводы. Автор предлагает «разоружить» эту взаимозависимость, приводя в том числе пример «двойной циркуляции» Китая, то есть управления взаимозависимостью, включая ее ослабление или частичный демонтаж. Именно это, полагает он, составляет главное содержание нашей эпохи, а не противоречие между демократией и авторитаризмом.

Книга заслуживает внимательного прочтения хотя бы потому, что формулирует реальную проблему. Замечу только, что М. Леонард признаёт «неконсенсусный» характер сложившейся взаимозависимости/глобализации как внутри того же западного общества, так, надо полагать, и вовне, в международных отношениях. И это указывает в направлении принципиального подхода Москвы, который сводится к тому, что все условия — примем это слово — взаимозависимости (а точнее, миропорядка) должны быть предметом коллективного согласования/согласия. Иначе речь идёт об их навязывании другим, включая санкции, пропагандистские кампании, демонизацию несогласных, всякого рода обструкцию. И это касается, прежде всего, европейской политики. Отвечая на вопрос на презентации своей книги на площадке РСМД 26 ноября, М. Леонард, надо отдать ему должное и здесь, признал, что с окончанием холодной войны Европа не проявила «инновационных» подходов к формированию архитектуры региональной безопасности на континенте.

Собственно, в Брест-Литовске сто лет назад Троцкий оказался пророком со своим «ни мира, ни войны», с чем мы имеем дело сейчас, причём не только в Европе. Гуру постмодернизма Жан Бодрийяр предвидел 40 лет назад (в своих «Фатальных стратегиях») воссоздание «человеческого пространства войны», имея в виду войну с применением обычных вооружений и не предполагая, что конфликт выйдет далеко за пределы того, что мы знаем из истории, и обретёт новые, гибридные формы и измерения. Все говорит о том, что надо вернуться к согласию, которого не было со времени окончания холодной войны (Парижская хартия для новой Европы оказалась мертворожденной из-за того, что была принята до распада СССР, события, которое поменяло все расчеты западных столиц в направлении триумфализма, возведённого в квадрат).

Под холодной войной так и не была подведена черта, как это делалось после всех войн. Ее институты и идеи продолжали своё инерционное существование, все больше расходясь с новой реальностью, искажая ее и возрождая практику холодной войны в новых условиях. Верно, что возникли проблемы с утверждением «европейской идентичности», а значит, и с идентичностью вообще, включая не только Россию, но и внутри Евросоюза по линиям север-юг и запад-восток. М. Леонард верно заметил, что вопросы идентичности оказались в центре политики: глобализация заставила население бывших метрополий испытать на себе то, что в своё время ощущали народы колониальных владений. Виновата не только глобализация, но и упорное нежелание западных элит прийти к наименьшему общему знаменателю в своём обществе и европейской политике. Вроде как действуя из лучших побуждений и опыта двух мировых войн, они, как оказалось, вели дело к кризису в своих странах и конфликту с Россией, полагая, что ни о каком всеобщем согласии речи быть не может, раз они «исторически правы». Москва предложила в июне 2008 г. проект весьма мягкого Договора о европейской безопасности, который не требовал роспуска НАТО, а лишь утверждал принцип неделимости безопасности по образцу Пакта Бриана-Келлога межвоенного периода. Эта инициатива была Западом проигнорирована, хотя об актуальности такой постановки вопроса свидетельствовал последовавший в августе того же года Кавказский кризис.

Сейчас, в контексте Украинского кризиса, ещё более очевидно, что НАТО и ОБСЕ отрицают друг друга. От этого выигрывает Альянс, который не хочет стать универсальной региональной организацией и не даёт таковой стать ОБСЕ, препятствуя ее институционализация, включая принятие ее Устава. Система европейских институтов остаётся лоскутным одеялом, накрыться которым всем никак не получается. Тут вполне применима евангельская Притча о пшеничном зерне. Если Альянс с клубным членством умрет, то, обретя всеобщее членство/инклюзивность, — а в прошлом Россия не раз заявляла о своей готовности в него войти, — он дал бы жизнь подлинной региональной организации коллективной безопасности в Европе/Евро-Атлантике, даже без смены названия. Напомню, что ещё в середине XIX века Фёдор Тютчев говорил, что Россия самим фактом своего существования отрицает будущее Запада, то есть он предвидел конец его отдельного/сепаратного существования, которое лежит в основе всех проблем европейской политике и поныне. Геополитическое одиночество вполне может быть коллективным. Причём в наше время, как никогда прежде, заявляет о себе эта раздельность существования Запада и России. Это чревато разрывом дипломатических отношений и войной, о которой говорят на Западе все, кому не лень.

Начальник Штаба обороны Великобритании Н. Картер со свойственной военным прямотой дал определение вызревающему конфликту — «война за Украину», каковой отчасти были и обе мировые войны. Своего рода «младотурки» в политологическом сообществе США, такие как упомянутый У. Митчелл, Андреа Кендалл-Тейлор и др., рассматривают Украину как последний рубеж сдерживания России, на котором они одновременно хотели бы решить двуединую задачу — «дать бой» и вывести нас из игры на стороне Китая. Причём развести эти цели во времени — не менять же Украину на Тайвань! Их вдохновляет опыт Крымской войны и Русско-японской, когда удалось повлиять на внутреннее развитие России и приоритеты ее европейской политики. Они провоцируют конфликт ещё и потому, что не могут переступить через себя и «поступиться принципами». В последнем они правы: никакие «большие сделки» (пресловутые grand bargains) в наше время невозможны и закамуфлировать их никак нельзя. Невозможно и обновление всей европейской архитектуры типа Хельсинки-2, что было бы в любом случае длительным процессом без гарантий замораживания на время переговоров вопросов, являющихся предметом острых разногласий. Создана атмосфера нетерпимости по отношению ко всему, что выглядело бы как шаг навстречу российским озабоченностям. Тогда остаётся война? С. Чарап из RAND Corp. недавно предложил Вашингтону встать на путь имплементации Киевом Минских соглашений. Кажется, что верно, но это опять же процесс, который может длиться бесконечно и от которого все устали, в том числе в Европе.

Пока же администрация Байдена проводит линию на сдерживание посредством поддержания хоть какого-то позитивного контакта как с Москвой, так и Пекином, на что указывает недавний виртуальный саммит с Си Цзиньпином. С нами американцы не готовы дать гарантии неприема Украины в НАТО, ее военно-политической нейтрализации по образцу Австрии и Финляндии в эпоху холодной войны (раз все говорят о «новой холодной войне»!), и именно долгосрочные, так как Байден не может говорить за следующего главу Белого дома. С Китаем они пытаются разрешить «квадратуру круга» со своим признанием в 1972 году Тайваня частью китайской территории. Таким образом, США, не будучи частью Евразии, провисают/балансируют между Украиной и Тайванем, похоже, полагаясь на эффективность своей стратегии «офшорного балансирования»/off-shore balancing. Отсюда военные демонстрации в Чёрном море и Тайваньском проливе. Ответом стало совместное патрулирование силами стратегической авиации России и Китая акваторий Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей. Сюда же можно отнести испытание российского противоспутникового оружия — ввиду зависимости американских ударных систем морского базирования от наведения из космоса.

Понятно, что формула российско-китайских отношений стала предметом тщательного изучения на Западе. Уже ясно, что это нечто большее, чем традиционный военно-политический союз. Скорее, синергия, предполагающая взаимодействие, взаимную поддержку («огнём и маневром», если взять формулу Великой Отечественной) и параллельные действия. Это основано на общности видения базовых принципов современного миропорядка и сходстве национальных интересов визави общей/одной и той же угрозы в лице США. Формальные обязательства не нужны. Если взять историю, то, к примеру, Лондон не брал формальных обязательств выступить на стороне Франции против Германии в августе 1914 г., но сделал это на следующий день после объявления Парижем войны Берлину, так как все указывало на этот неизбежный императив. Так же и сейчас все будет требовать именно этого от Москвы и Пекина, какие бы формы это ни принимало. Судя по оценкам американских экспертов, поведение двух столиц не даёт оснований для обвинений в непредсказуемости и двусмысленности.

Если вернуться к Украине, где Россия действует открыто, не скрывая своих интересов и своей готовности действовать в их защиту. Запад даёт Киеву заверения в том, что выступит на его стороне в случае войны с Россией (хотя Киев и так считает себя в состоянии войны с нами!). Англичане готовы послать на верную смерть 600 спецназовцев. Встаёт вопрос, как, если с моря побережье Украины будет блокировано, а воздушное пространство контролироваться Россией (иначе какая же это война?).

Другой вопрос: кто блефует? В США, судя по сообщениям СМИ, проигрываются варианты направления на Украину англо-германо-американских экспедиционных сил. Но на каком основании, в рамках ли НАТО (тоже встаёт вопрос об основании) или в порядке «коалиции желающих»?

В блефе подозревают Москву, которой-де нужен контакт с Вашингтоном. Но что нам могут дать американцы в нынешних условиях?

Другое дело, если Москва будет готова форсировать ситуацию и «упаковать» «большую войну» в Европе в ограниченное пространство Украины в ограниченный промежуток времени. Условно по типу «карманных линкоров» Второй Мировой войны — крейсеров с вооружением линкоров (кстати, сейчас в качестве таковых можно рассматривать наши фрегаты и дизельные подлодки с «Калибрами» и «Цирконами» по отношению к авианосным соединениям и крейсерам). Косвенно это отнюдь не мешало бы решению вопросов наших отношений на юге — с Турцией, Ираном, Афганистаном и Пакистаном. Парадоксально то, что для свободы рук на Чёрном море нам не потребуется, как в XVIII веке, создавать коалиции на севере (в том числе ценой участия в разделах Польши): эту функцию выполняли бы зона географической ответственности НАТО (ограничена территориями стран-членов) и ядерное сдерживание. Реальная война, которую провоцируют западные элиты, настолько низко опустилась в системе приоритетов современного общества, что им вряд ли удастся с ее помощью что-либо поменять в данном отношении, навязать электорату свою повестку дня.

В более широком плане мы бы действовали в духе перехода мира из постмодерна в неомодерн (об этом тоже много говорят, особенно те, кто ненавидит Левый берег Сены и продукты левой политической мысли), то есть в мир реальный из затянувшегося виртуального, и перестали бы играть по западным правилам подмены времени пространством, отрицающим право наций на исторической творчество. В год 200-летия Достоевского уместно упомянуть и то, что главной темой его творчества было утверждение той истины, что у человечества не может быть Последнего слова. А Запад, как и коммунисты, претендует именно на это!

В своё время Борис Джонсон так объяснил свой выбор в пользу Брекзита в канун соответствующего референдума: он написал для «Дейли Телеграф» две статьи — за и против выхода из ЕС — и та, что «за», показалась ему более убедительной. В постмодернизме тексты имеют сакральный статус, и, независимо от того, был ли искренен британский премьер, надо признать, что они имеют значение. Вот и сейчас мы имеем целый ряд текстов на тему Украины, в том числе на сайтах РСМД и журнала «Россия в глобальной политике». Они за и против решительных действий с нашей стороны. Трудно сказать, какой набор аргументов перевесит. Но если обобщить, то классике внешней политики противостоит выход на первый план вопросов идентичности и истории, окрашивающих эндшпиль всей геополитической ситуации после окончания холодной войны в непривычные тона. Так, возрождение нацизма на территории Украины даёт основания говорить о «незавершёнка» Второй мировой. В Киеве не скрывают, что хотели бы служить чуть ли не бастионом Запада и быть на острие его антироссийской политики, что укладывается в мнение западных экспертов о том, что НАТО «с потерей Украины» не сможет эффективно нам противостоять. К истории нас отсылает и заявление бывшего командующего Северным флотом адмирала Попова о гибели «Курска» вследствие столкновения с одной из трёх субмарин НАТО.

И если, действительно, История стучится к нам в окно, то мы находимся поистине перед шекспировским выбором. История пишется по своим законам, из которых последние 30 лет, возможно, составляют исключение. Свои законы у художественной правды: «Гамлета» трудно представить с happy end’ом. Тютчев задавался вопросом, какое время тогда было в христианстве, и на него по-своему отвечал Достоевский. Нелишним было бы и нам задаться вопросом, в какое время мы живем и каковы его императивы, включая нравственные. Только тогда и можно будет решить, что же нам делать в Украинском вопросе европейской политики, в котором столь многое сплелось, включая будущее глобальной политики и европейской архитектуры безопасности.

Не менее сложно обстоят дела на уровне практической политики, выдвигающей свои требования к тем, кто принимает решения. На Западе в оборот запущен тезис о необходимости упредить «российскую агрессию», в том числе посредством вербальных заверений Киеву и развертывания баз-кластеров своего военного присутствия на украинской территории, возможно, с учетом того, что они были бы готовы из неё отдать, случись реальный конфликт с Россией. Но упреждение — обоюдоострый посыл, и России тоже приходится об этом думать, не в последнюю очередь по опыту Крыма, где, по сути, удалось предотвратить возможную новую Крымскую войну с Западом.

Россия является гарантом Минских соглашений, а в практике международных отношений применяется оккупация части территории в качестве гарантии выполнения соответствующей стороной своих договорных обязательств. К примеру, США до сих пор оккупируют Японские острова и ФРГ, не в последнюю очередь в качестве гарантии долгосрочного сдерживания (to keep them down) побеждённых стран: не для этого ли нужны российская и китайская «угрозы»? Этот инструмент можно было бы использовать и в отношении Украины, если нас спровоцируют на решительные действия: как гарантию быстрой реализации Минска-2, то есть воссоединения Донбасса и остальной Украины на европейских условиях, и заключения Государственного договора по типу австрийского 1955 года (он прекратил оккупацию Австрии американскими и советскими войсками). Конечно, хорошо, что в последнее время, не без влияния Украинского кризиса на Западе вновь полюбили суверенитет и международное право — это будет долговременным позитивным наследием нынешней ситуации. А ведь еще недавно Зб. Бжезинский утверждал, что США — «последний суверен».

Нельзя исключать, что США и Россия сообща откроют дверь это гостье — Истории, и в ограниченном пространстве Украины будет проиграна в управляемом режиме «третья мировая» в формате конфликта с применением обычных вооружений. Это отдало бы дань постмодерну. Американцы даже могут не рисковать своими военнослужащими, дабы не ослаблять внимания к Тайваньскому проливу, а подставить тех же британцев, всегда готовых быть в числе первых в драке. Дело в том, что Байден, особенно после Афганистана, не может себе позволить быть обвинённым ещё и в том, что он «потерял Украину», причём «без выстрела». Это обрекло бы демократов на поражение не только на президентских выборах 2024 года, но и промежуточных в следующем году. Американцы стали бы жертвой собственных интриг и пропаганды. Поэтому трудно предположить, с каких позиций Байден собирается выступать на предстоящем контакте с Кремлем по Украине.

Но случись вооруженный конфликт между Россией и НАТО, которого никто не хочет, он бы способствовал тому, что все будет расставлено по своим местам в европейской политике и мы будем, наконец, иметь мир для нашего времени, оказавшийся недостижимым 30 лет назад. Другой катализатор, если идти от жизни, трудно себе представить. Украина сможет гордиться тем, что на ее территории разрешился глобальный конфликт между Россией и Западом и был положен конец гибридной войне против ее соседа, искажавшей ее собственное развитие вплоть до того, что она превратилась в пародию на государство. И мы вошли бы в реальное время, доказав, что несобытия/non-events более не искажают мировое развитие и ход истории.

В конечном счете, доказательством того, что все в мире не так виртуально и не так реально, как кажется, будет сохранение единства «пятерки» ядерных держав в рамках предстоящего Обзорного процесса ДНЯО перед лицом сторонников уничтожения ядерного оружия. Сохранение этой солидарности, хотя и явно противоестественной по меркам обыденного мышления, для американских элит важнее всего, так как они не мыслят себя без ядерного оружия, пусть даже устаревающего, и не хотели бы остаться тут в одиночестве, наедине с Китаем и в зависимости от него. Они умные ребята и найдут, как представить любую неудобную для себя ситуацию в нужном свете. Наши и американские военные «не выклюют друг другу глаз», как это имеет дело в Сирии. Что до нас, не будем забывать, что именно своей нерешительностью и благодушием мы ввели западников в искушение «конца истории» — нам их из него и выводить.

Метки: безопасность, внешняя политика России