Газета.ru

Ф.А.Лукьянов

У Москвы все меньше азарта продемонстрировать, что именно мы тут, на постсоветском пространстве, хозяева. А внимательного анализа рисков и издержек все больше. Постимперская трансформация (в том числе и сознания) не стоит на месте.

Новости из Центральной Азии не внушают оптимизма. Резкое обострение ситуации в Таджикистане заставляет комментаторов вспоминать гражданскую войну, официально завершившуюся 15 лет назад. На узбекско-киргизской границе бытовой инцидент вызвал перестрелку пограничников двух стран с жертвами с обеих сторон. Между Душанбе и Ташкентом привычное напряжение на грани конфронтации.

Москва выясняет со всеми тремя столицами стратегические отношения, точнее — пытается выстроить их на долгосрочной основе. С Узбекистаном не клеится совсем, с Таджикистаном и Киргизией идут постоянные трения.

Все это было бы обычной рутиной (ничто из перечисленного не ново и не уникально), если бы не изменившийся внешний контекст. Тень «постамериканского» Афганистана делает всю региональную ситуацию предельно неопределенной. Эта неопределенность и составляет наибольшую проблему.

Руководители США не раз говорили о том, что 2014-й станет годом ухода из Афганистана, однако параметры того, что произойдет потом, неясны. Во-первых, в каких объемах и где сохранится американское присутствие — в самом Афганистане (временное или постоянное) либо в странах-соседях. Во-вторых, какая политическая модель будет в стране. Любые сценарии, будь то возвращение талибов, активизация амбиций бывшего «Северного альянса» или какая-то форма раздела полномочий и зон ответственности, предусматривают борьбу за власть, что в Афганистане синоним войны. В-третьих, трудно определить, в какой степени внутриафганские процессы, в центре которых будут находиться местные таджики, узбеки, хазарейцы и прочие меньшинства, повлияют на ситуацию в странах Центральной Азии.

Прямой и непосредственной связи может и не быть. В конце концов, афганские этнические группы прежде всего заинтересованы в укреплении позиций в самом Афганистане, сотрудничая с пуштунским большинством либо, скорее, противодействуя ему. Однако эффект резонанса, которого в глобальной среде не может избежать ни одна страна и ни один регион, актуален и здесь. Напряжения внутри Афганистана, с одной стороны, и государств-соседей, с другой, будут усиливать друг друга, хотя непонятно, в какой степени.

Неопределенность с планами США создает ожидания, негативно влияющие на региональную атмосферу. Центральноазиатские страны явно рассчитывают на то, что американское присутствие сохранится, возможно, даже на их территории.

Тем самым они получат политическое и военное прикрытие, способное если и не заменить российское, то дополнить его и расширить пространство для маневра.

Конечно, при прочих равных американские военные с удовольствием сохранили бы точки базирования в Центральной Азии, это имеет смысл по многим причинам. Помимо собственно афганских дел — рядом Россия, за которой всегда стоит присматривать, а главное — Китай, основной из потенциальных соперников. Азиатский театр вообще постепенно становится основным стратегическим направлением, в отличие от европейского, который утрачивает смысл. Так что в принципе ожидать там закрепления Соединенных Штатов вполне резонно.

Однако в Вашингтоне сомневаются в устойчивости режимов центральноазиатских государств. Если там начнутся внутренние потрясения, наподобие, например, андижанских событий 2005 года, и власти возьмутся жестко подавлять беспорядки, американцам будет трудно там находиться.

Конечно, если принять точку зрения российских конспирологов, согласно которой все в мире делается по хитрому замыслу США, можно предположить, что они быстренько поменяют там режимы на себе угодные и обоснуются навеки. Но сами американские стратеги в это не верят, поскольку замена режима в любой из стран Центральной Азии чревата непредсказуемым результатом. Делать ставку на эти страны просто рискованно.

Более вероятно, что они будут играть важную роль в ближайшее время, поскольку Соединенным Штатам предстоит трудоемкая операция по выходу из Афганистана. На этот период надо обеспечить максимальную вариативность маршрутов и возможность корректировать планы по мере изменения обстановки. И для обеспечения этого Вашингтон будет старательно договариваться со всеми — ненадежным Пакистаном, подозрительной Россией, неустойчивой Центральной Азией и т. п. Однако условия для долгосрочного присутствия туманны не только из-за ситуации в самих соседних государствах, но и из-за естественного в этом случае противодействия со стороны Москвы и Пекина. Едва ли Вашингтону с руки в нынешней ситуации, когда ничего непонятно с Ближним Востоком и все больше затруднений с Восточной Азией, осложнять обстановку еще и соперничеством с двумя главными региональными державами здесь.

Ну и уж в любом случае не стоит ожидать, что США возьмут обязательство предоставить длительные гарантии безопасности Таджикистану, Узбекистану и Киргизии. Присутствие американских военных объектов, конечно, придаст некоторую уверенность, но соответствующие столицы не должны обольщаться относительно рисков, которые готовы принять на себя Соединенные Штаты.

В этой связи удручающее впечатление производит то, что творится внутри и вокруг Организации Договора коллективной безопасности (ОДКБ). Усилия Москвы превратить ее в более или менее дееспособный военно-политический альянс, активно предпринимаемые с конца 2000-х годов, результата не приносят.

Большинство участников попросту не доверяют друг другу (Белоруссия и Армения в описываемом контексте не рассматриваются, поскольку у них совершенно иные повестки дня в области безопасности). Во время беспорядков в Киргизии в 2010 году альянс так и не смог выработать общего подхода и приступить к действиям по преодолению острейшего кризиса в одном из государств-членов. Неразрешимая проблема — неспособность четко идентифицировать и разграничить внешние и внутренние угрозы, договориться о способах противодействия им. В ходе киргизских событий все участники ОДКБ больше, чем последствий смуты, боялись создать прецедент российского вмешательства в чьи-то дела. Между тем характер угроз таков, что отделить внутренние процессы от внешних невозможно. Инфильтрация экстремистов извне будет стимулировать рост внутреннего напряжения, и наоборот. Как сформулировать критерии вмешательства — непонятно. ОДКБ ходит по замкнутому кругу.

Москве тяжело дается восприятие союзников как равноправных, и в этом партнеры правы. Однако центральноазиатским столицам не стоит забывать одну вещь. Геополитическая борьба за влияние на постсоветские страны, которую они все воспринимали как аксиому и нечто непреходящее, имеет границы. Системы приоритетов у ведущих игроков — США, Китая, Евросоюза — выстраиваются так, что на второй и третий план отходят даже те государства, которые еще недавно вызывали повышенное сердцебиение.

В случае по-настоящему чрезвычайной ситуации желающих вмешиваться и брать на себя ответственность может и не найтись. России отвертеться сложнее всех. Но азарта продемонстрировать, что именно мы тут хозяева, все меньше. А внимательного анализа рисков и издержек все больше. Постимперская трансформация (в том числе и сознания) не стоит на месте. И если еще лет пять назад казалось, что без контроля над бывшими окраинами просто невозможно, то теперь все чаще возникает вопрос: а почему, собственно?