У меня три очень коротких комментария. Во-первых, я поняла, что многих участников дискуссии оскорбило слово «периферия», определение России как периферии Европы. На мой взгляд, в этом нет ничего обидного. Если мы посмотрим на карту, то увидим, что Российская Федерация – географически действительно самая восточная часть Европейского континента, так же, как Португалия – самая западная.

Ряд стран, расположенных по периметру Европы, сталкивался с подобной дилеммой, с выбором идентичности. В частности, для Италии это был выбор между Европой и Средиземноморьем. Но акцент, который Италия сделала в 80-е годы на средиземноморский выбор в своей внешней политике, привел ее к маргинализации внутри Европы, и эта политика была пересмотрена. Так что в этом нет ничего ни обидного, ни исключительного. Вот останется ли Россия периферией Европы во всех прочих смыслах, в том числе и в интеллектуальном, и в экономическом, будет зависеть от того, как долго мы будем муссировать тезис о нашей особости.

Этот тезис подпитывает и устойчивый стереотип о врожденной склонности русских к авторитаризму, к неприятию демократии как таковой, о несовместимости европейских и российских ценностей. Дефицит демократии, не в смысле врожденных дефектов «загадочной российской души», а в смысле отсутствия демократического опыта, причина тех проблем, которые испытывает постсоветская Россия на пути ее системной.

Действительно, противоречивая и трагическая история нашего Отечества, неоднократно уводившая его в сторону от объективных процессов европейского развития, создавала благодатную почву для различных мифов, идеологических и политических измышлений на тему уникальности России, ее особой «миссии» в мире.

Вместе с тем очевидно, что для нашей страны, так же, как и для Западной Европы, христианство является основой системы нравственных ценностей, специфика ее состоит в том, что будучи неотъемлемой частью Европы и географически, и культурно-исторически, и отчасти политически, Россия никогда не была интегрирована в европейскую социально-экономическую жизнь.

Миф о «несовместимости» России и Европы традиционно использовался правящей элитой в царское время и позднее (уже под новым идеологическим знаменем) в СССР для того, чтобы оправдать неэффективность существующего экономического и политического строя и, следовательно, российскую отсталость в сравнении с цивилизованным миром.

Второй комментарий. Как это ни парадоксально, сама дискуссия между «западниками» и «славянофилами», между «евразийцами» и «европейцами» – явление в чистом виде европейское. Трудно представить себе подобную дискуссию в такой евразийской стране, как Казахстан. Для Казахстана концепция евразийства – это способ приобщиться к европейским достижениям, новейшим технологиям, новым способам управления экономикой, финансами. Для российских «евразийцев» – это ностальгия по империи, которая по определению не вписывается в Европу.

Эта дискуссия по сути не о национальной или религиозной идентичности. Она – об отношениях государства и человека, кто для кого, кто кому служит и в чем истинное величие государства: в обеспечении нормальной жизни своим гражданам или в имперской мощи, устрашении других народов ценой обнищания собственного.

По сути тезис о российской особости – отражение очень глубокого комплекса неполноценности, который придает России образ параноидальной страны, страны ненормальной, неуверенной в себе. Интересно и то, что этот тезис выдвигается и поддерживается достаточно вестернизированной (с точки зрения образа жизни) частью нашей политической элиты. Никто из этих людей не спрашивает наш народ, хочет ли он остаться «особым» народом или желает иметь, извините, теплый ватерклозет, телефон и газ, как другие обычные народы. Я считаю тезис об «особенности» России самым губительным для нашего будущего.

Но и здесь Россия не исключение. Опять же это явление вполне европейское. Если вы посмотрите на Германию между двумя мировыми войнами, те же самые тезисы об особости германской нации, об особости германского пути, о том, что Европа не указка для этой страны, выдвигались немецкими политиками. Мы знаем, к чему это привело и чем это закончилось.

Мой третий комментарий относится к выступлению Владислава Иноземцева. Я согласна с очень многим в его оценке ситуации с нашей страной, кроме одного, и, на мой взгляд, это принципиально. Владислав сказал, что надо начинать с экономической модернизации России. Но вопрос модернизации гораздо шире вопроса об объеме и качестве ВВП и связан прежде всего с демократизацией политической системы современной России. Экспортно-сырьевая модель экономики по своей сути является моделью авторитарной политической системы. Таким образом, возникает вечный вопрос «яйца и курицы». Кто будет осуществлять экономическую модернизацию в условиях авторитаризма? Политический класс, который не заинтересован ни в каких переменах? «Углеводородная» номенклатура, которая хотела бы жить и дальше, как она жила и живет? Я очень хорошо помню, что в 90-е годы на Западе существовали иллюзии относительно того, что сменится старая политическая элита, придет новое поколение политиков и все проблемы разрешатся естественным путем. Так не получается. Без радикальных реформ самой системы она будет воспроизводить все старое – новых зюгановых, новых жириновских.

Как минимум политическая и экономическая модернизации должны идти рука об руку, а лучше, если политическая модернизация создаст условия для модернизации экономической. Наполнение существующих институтов, прежде всего парламента реальным содержанием, превращение их из символов демократии в работающие органы избавит наше руководство от придумывания все новых подпорок власти в виде многочисленных советов и общественных палат, разбухания бюрократии. Принятие законов, которые исключат слияние власти и денег – другое необходимое условие для модернизации России. Если наша страна не хочет остаться на обочине мирового развития, ей необходимо определиться со своей идентичностью в окружающем ее мире. Место России – в ряду демократических государств, разделяющих ценности европейской цивилизации и отвергающих любого рода экстремизм, тоталитаризм и империализм. Вместе с тем, четко обозначив свое место в мире, Россия должна проводить жесткий курс на отстаивание своих национальных интересов по каждому конкретному вопросу отношений с Западом.

Несомненно, помимо внутренних тенденций – успехов или неудач экономических и политических реформ – многое будет зависеть от эволюции внешней среды, от отношений РФ с глобальными и региональными партнерами. Последнее подразумевает ответ на вопрос о том, готов ли Запад, прежде всего Европейский союз признать, что многочисленные разногласия с Россией по самым важным международным проблемам не имеют ничего общего с идеологической конфронтацией. Сможет ли он понять, что наша страна движется к рыночной экономике и демократии не от феодального и преимущественно аграрного общества, как двигались европейские страны, а от централизованного индустриального государства, но различия в историческом опыте не предполагают непреодолимых препятствий в отношениях? И если ЕС хочет превратить новую Россию в предсказуемого и жизнеспособного соседа, то должен выстраивать свое партнерство с ней на том же фундаменте, который обеспечил успех европейской интеграции, – взаимозависимости, опирающейся на постоянство правил, прозрачность и консенсус, искать взаимодействия с Россией, а не пытаться вытеснить ее в пределы национальных границ.