Здесь был поднят вопрос о суверенитете. Готовы ли мы пожертвовать чем-то в плане своего суверенитета ради союза с НАТО, с Соединенными Штатами или другими странами. Думаю, что это понятие в современном мире вообще уже становится весьма расплывчатым. Ни одно государство, включая США, не имеет полного суверенитета и очень сильно зависит от мировой торговли и цен на энергоносители, от финансовой конъюнктуры, от всех процессов, которые происходят в мировом сообществе. В последнее время тому было немало подтверждений в ходе текущего экономического кризиса.

Все заклинания, что мы ни за что не пожертвуем своим экономическим и политическим суверенитетом, – просто политическая демагогия. Несомненно, самая главная угроза нашему суверенитету – экспортно-сырьевая ориентация российской экономики, которая делает нас полностью зависимыми от мировых цен на нефть, газ и металл, определяемых не нами, а колебаниями мирового рынка. От этих цен зависит львиная доля доходов нашего федерального бюджета. А значит – объем расходов на социальные нужды, оборону и безопасность, внешнеполитические мероприятия, науку, инновационные инвестиции, а также размер бюджетного дефицита, который побуждает к внешним заимствованиям или порождает социально дестабилизирующую инфляцию.

Ущербность такого положения России не могут компенсировать никакие грозные декларации, демонстрации с полетами устаревших бомбардировщиков и походами кораблей к далеким тропическим партнерам, грандиозные праздничные парады или дипломатические демарши в пику «зловредному» Западу.

Только отход от этой модели в сторону инновационной экономики есть главное условие относительного усиления нашего суверенитета. При этом в эру глобализации суверенитет в экономике, политике и безопасности не может быть абсолютным, он всегда относителен и растет или падает в зависимости от размера и технологического качества экономики страны, ее роли в инновационных отраслях мирового хозяйства и финансов.

В дополнение к экономике важную роль играет самоопределение державы с ее стратегическим курсом в международной системе. В первую очередь России пора в принципиальном плане определиться со своим положением в окружающем мире. Настало время прекратить галсирование между Востоком и Западом, Севером и Югом, которое объективно отдаляет ее от сообщества передовых стран, делает непредсказуемым государством, несет все меньше преимуществ и все больше издержек. Место России – в числе демократических стран Европы и Дальнего Востока, реально разделяющих гуманистические ценности европейской цивилизации и отвергающих любого рода экстремизм, тоталитаризм, империализм. Такая политика не исключает, а наоборот – предполагает эффективное развитие взаимовыгодных отношений с КНР, Индией и другими странами (в чем, кстати, давно и твердо определившиеся державы – США, государства ЕС и Япония преуспели гораздо больше России).

Нужно отказаться от риторики оголтелого антиамериканизма, принимающего в прессе и в Госдуме зачастую просто «пещерные» формы в худших традициях холодной войны. Эта кампания придает России имидж параноической страны, стремящейся свалить на других свои внутренние и внешние трудности. В то же время в отличие от политики 90-х годов прошлого века современная политика Москвы не должна строиться на слепом следовании в фарватере внешней политики США и союзников Вашингтона, на беспрекословном принятии их рецептов устройства экономической и политической жизни РФ. Четко обозначив долгосрочную внешнеполитическую ориентацию, этот курс должен основываться на трезвой оценке достоинств и недостатков внешней и внутренней политики стран Запада. Если мы не болтаемся, как цветок в проруби, между всеми азимутами, а боремся за свое место в сообществе передовых стран, то мы должны проводить тем более жесткую линию на отстаивание национальных интересов нашей страны по каждому конкретному вопросу отношений с Западом и на продвижение российского видения путей укрепления международной безопасности и способов развития экономического взаимодействия.

Что касается СНГ, то политико-психологические стереотипы, зачастую порождающие в политике России притязания на все наследие СССР или большую его часть (но не допускающие таких же требований соседей в отношении российских активов), немало затрудняют формирование новых прочных и долговременных отношений Москвы с партнерами по Содружеству. Твердо отстаивая свои конкретные интересы, России необходимо как можно скорее изживать неоимперский романтизм и «фантомные боли» по ушедшему советскому величию. Ни государства СНГ, ни окружающий мир не согласятся признать претензии Москвы на сферу влияния или «регион привилегированных интересов» на постсоветском пространстве.

Кстати сказать, в условиях глобализации XXI века ни европейские страны, ни Китай, ни Япония, ни США при Обаме уже не претендуют на сферы влияния в мире. А российские политики, отрешившись от вульгарного марксизма-ленинизма XX века, нередко шагают в своем мышлении прямо назад – в XIX век и с восторгом цитируют перлы геополитических теоретиков тех времен.

Огульно представляя СНГ как свой высший приоритет, Москва одних соседей побуждает к выдвижению завышенных запросов к России, а других заставляет тревожиться по поводу ее попыток доминировать в ближнем зарубежье. Вместо этого взаимодействие нашей страны с постсоветскими государствами должно исходить из конкретных российских экономических, военных, демографических, гуманитарных интересов и широких соображений безопасности (охрана границ, борьба с организованной преступностью, наркобизнесом, терроризмом, нелегальной миграцией и пр.). Там, где совпадают осознанные обществом интересы России и соседних стран, даже их широкое военное сотрудничество не встречает противодействия со стороны Запада (как с Арменией или Казахстаном) и не будет вступать в конфликт с построением новой архитектуры европейской безопасности.

Президент Медведев, выступая недавно в Аргентине на пресс-конференции, совершенно правильно сказал, что в глобальном мире не может идти речи о сферах влияния, имея в виду возможную реакцию США на российские визиты и проекты в Латинской Америке. Но это в такой же мере относится и к идее доминирования России на пространстве СНГ. У нас, впрочем, нередко говорят о доминировании Соединенных Штатов в НАТО. Однако забывают о том, что Европа никогда не была частью территории или колонией США. Американцы формулируют свои интересы в НАТО в рамках того союза, в котором заинтересованы прежде всего сами государства Североатлантического альянса, особенно новые его члены. А там, где они не заинтересованы, Европа не поддерживает Вашингтон и Соединенные Штаты ничего не могут с этим поделать. Если бы американцы раньше владели Европой, тогда формулирование неоимперских притязаний в рамках всего европейского региона вызывало бы жесткое противодействие. Кстати, так и происходит в Латинской Америке, где многие страны бросают сейчас вызов США. Попробовал бы Вашингтон заикнуться тут о «регионе привилегированных интересов» – был бы вселенский скандал.

Наконец, пара слов о Китае. Я не призываю во всем подражать КНР. Экономические реформы Поднебесной, кроме некоторых частных методов, едва ли могут послужить моделью для России. Однако в плане внешней политики Москве, безусловно, есть чему поучиться у Пекина. Китай достиг поразительных успехов в экономическом росте, стал важнейшим торговым партнером США, Евросоюза, Японии, России, Австралии, стран АСЕАН. Но руководству КНР и в голову не приходит объявлять свою страну «текстильной сверхдержавой» или «империей мирового ширпотреба». Проводя политику энергичной торгово-экономической и кредитной экспансии, крупных инвестиционных проектов в Юго-Восточной Азии, Монголии, Центральной Азии, Африке и Латинской Америке, Поднебесная не выступает с заявкой на какие-либо «регионы привилегированных интересов». Она без лишней шумихи, практическим путем приобретает в этих районах мира все более ощутимое политическое влияние и подспудно создает обширную инфраструктуру для военного присутствия, если в нем возникнет нужда.

КНР не пытается сколачивать вокруг себя военные союзы и политические коалиции, а строит сбалансированные и прагматичные отношения с соседними странами, с ведущими державами и союзами мира. Единственный вопрос, на который Пекин реагирует крайне остро и болезненно, – это Тайвань. В остальном он демонстрирует большую гибкость и осторожность, не делает поспешных шагов и не меняет в короткий срок занимаемых позиций. Неуклонно увеличивая на деле, а не на словах свою роль в мире, Китай проводит подчеркнуто скромную линию в дипломатии и политической риторике, не присваивая себе титулы «сверхдержавы», «отдельного мирового центра силы» и даже «самодостаточной цивилизации» (коей, безусловно, является). Он реально ведет себя соответственно такому статусу, а говорить об этом предоставляет зарубежным комментаторам.

Проводя долгосрочную и глубокую военную реформу, Китай последовательно повышает свой оборонный потенциал по всему диапазону вооруженных сил и систем оружия, расширяет участие в глобальных миротворческих операциях. При этом КНР не трубит о растущей военной угрозе извне, не бравирует своими вооружениями, ракетными испытаниями и военной деятельностью, не пытается самоутверждаться, демонстративно «задирая» США, Японию, Вьетнам или Индию. И потому ведущие державы тем более уважительно оценивают растущую китайскую обороноспособность.