Основная черта русской матрицы - подчеркнутая Даниилом Борисовичем двойственность. Россия - это два в одном. Наш образ - город на болоте. Болото можно для удобства назвать Со-лярисом, чтобы никого не обижать, а город мягко уподобить идеальному платоновскому государству. Соотносятся они сложно, как вообще соотносятся камень с болотом. Они разделены, из города не сделать шаг в болото, утонешь, а из болота не прорвешься в город - трясина не отпустит; тем не менее, все мы живем и там, и там. Отсюда двойная мораль. А коррупция не более чем механизм отношений между ними. Механизм откупа народа от государства. Зачем говорить «коррупция», если есть слово «традиция»? - как сказал Михаил Успенский. Мы платим им за то, чтобы они не мешали нам делать наши дела.

Болото не желает разбираться в своем собственном устройстве, но мы благодаря некоторым мыслителям, в нем зародившимся, примерно знаем основные его характеристики. Оно всегда горизонтально, оно не любит вертикалей. Для него важны земляческие, родственные, семейные связи, «Одноклассники.ру», «Со-камерники.ру», друзья по школе и т.д. Оно не эволюционирует, в нем все и навсегда сохраняется. Оно вечно недовольно и при этом не хочет никаких перемен. Оно великолепно решает непрагматические задачи и совершенно не умеет решать задачи конкретные. Как было сказано давно и не нами, на трудную задачу зовите китайца, на невозможную - зовите русского.

А город, возведенный на болоте, все это время деградирует. Деградирует и никак не распадется. Деградирует в силу коррупционности, в силу полной неспособности к конкретным действиям, в силу отрицательной селекции, на основе которой в эту верхушечную кормушку отбираются люди. Иными словами, русская матрица наиболее подробно и детально описывается повестью Стругацких «Улитка на склоне», где существуют отдельно лес и институт. Институт деградирует быстрее леса, поскольку, в отличие от леса, ничего не делает. Лес застыл в своем гомеостатиче-ском состоянии, но тем не менее тоже довольно быстро заболачивается.

Эта матрица (лес/институт; болото/город), когда все главные государственные функции непонятным образом делегированы власти, а народу остается служить для нее сырьем, весьма эффективна для феодализма. Но вызовам XX века, как мы понимаем, она не соответствует. Поэтому русская государственность была абсолютно мертва уже к 1914 году. Начиная с 1914 года она получает все более мощные гальванические удары. Самым мощным из них была русская революция, затем три волны террора. И наконец, Великая Отечественная война. Труп получал все более мощные разряды. И за этот счет ходил. Ходил до 1978-1979 года, пока не начал разлагаться на глазах.

Но тем не менее советская власть при всех своих ужасах породила один очень существенный феномен, к которому нам, как мне кажется, придется возвращаться еще неоднократно. Это феномен посредников между лесом и институтом, некое третье состояние народа, которое не власть и не народ, а так называемая интеллигенция. Среди прочего, это «третье состояние» народа маркировали барды, потому что не бывает народа без народной песни. Главные прорывы в русской истории за все время ее существования, рискну сказать ужасную вещь, были связаны с советским проектом и особенно с его последними годами, начиная с полета Гагарина, 50-летие которого пришлось на 2011-й, и кончая могучим расцветом русской культуры в 1970-е годы.

Ничего подобного тому, что мы имели в 1970-е, мы не будем иметь еще весьма долго. Тогда на доске стояла весьма неочевидная комбинация, которая в 1985 году была просто решительным движением руки сметена с доски. Мы, безусловно, должны ее заново выстроить и доиграть до конца. Есть всего два сценария появления посредника между городом и болотом, то есть полноценного интеллигента. Это либо человек из народа, который чего-то добился и выучился, как Ломоносов. Либо выходец из аристократии, который почему-то заинтересовался народом, как Толстой. Но именно такие фигуры, условно говоря, третьи лишние в бинарном противостоянии, и могут двинуть Россию куда-то вперед. Понятно, что с аристократией у нас напряженка, а бескорыстный образованный выходец из широких народных низов почти утопия, но нужно сделать все, чтобы задействовать оба сценария, причем в массовых, индустриальных масштабах. По той простой причине, что Россия больше всего преуспела в тот момент, когда интеллигенция, то есть люди с большим количеством собраний сочинений в книжных шкафах, стала составлять безусловное большинство массы. Когда к 1970 году процент людей с высшим образованием в стране впервые перевалил за 50. Это и был выход из бинарного, абсолютно бесплодного, уже не актуального сегодня противостояния массы и элиты.

Именно формированием этой новой интеллигенции, как мне кажется, мы и должны заниматься. Совершенно очевидно, что Россия, как правило, безуспешна в производстве товаров, но очень успешна в производстве сред. Производство сред, мне кажется, и должно стать главной задачей.

Каким образом? И с чего начать? С трех очевидных шагов.

Поскольку бренд «Советский Союз» сейчас не занят (я говорю о журнале, который был невероятно успешен в последние десятилетия СССР), то нам необходимо регулярное издание, нечто вроде вестника по изучению античной культуры, под названием «Советский Союз». Цель его - изучение советских гуманитарных технологий. Повторяю, хорош или плох был этот Союз в 19601970-е годы (а он был, безусловно, плох во многих отношениях), он осуществил прорыв из русской матрицы, и в этом смысле стал ее спасением. Поэтому журнал, в котором на хорошем научном и культурном уровне освещались бы проблемы 1960-1970-х годов, не гламурно, не так, как это делает Парфенов, но в открытом им направлении, - насущно необходим. Мы откатились назад от этого уровня, и в своем движении к будущему мы обязательно эту фазу еще раз пройдем.

Второе, что необходимо делать немедленно. Подготовка и попытка сформулировать тот общенациональный непрагматический проект, который мог бы сегодня быть одинаково интересным и для спонсорских амбиций элиты, и для широких народных масс для участия в нем. Я думаю, что таких проектов может быть всего два. Либо великий космический прорыв, вроде полета на Марс, либо модель лучшего в мире образования, для которого в России, безусловно, есть все резервы и традиции, но нет никакой государственной воли.

Третье, что мы должны обязательно делать. Это создание, так сказать, среды-противовеса, активная работа по производству новой диссидентской среды, которая бы имела свои бюллетени, журналы, свою сетевую культуру (у нас это в интернете уже неплохо поставлено). И предельно широкое возобновление практики детских кружков, вплоть до модельных, до самых примитивных, потому что именно из этих кружков и сред вышла вся сегодняшняя элита.

В общем, если сегодня мы сформируем новую интеллигенцию, ничего в политическом смысле делать уже не понадобится, она все устроит себе сама.