- Когда мы говорим о культуре, то идем от культуры писаной, так называемой высокой, внутри которой живет интеллигенция. Но между ней и той культурой, традицией и ценностями, которыми все-таки живет большинство людей, что в деревне, что на предприятии, есть огромная пропасть. Она всегда была в России, но мне кажется, что сейчас она только увеличивается. Хорошо это или плохо? Пропасть всегда опасна, но, как ни странно, то, что основная часть населения сохраняет корневую культуру, служит некоторым стержнем, шансом на успешное обновление. В Китае, Японии опросы дают похожие результаты. Ценности семьи, конфуцианство... И это не мешает их модернизации, наоборот, обеспечивает энергию рывка.

Здесь вопрос: как этим воспользоваться. Как сомкнуть ценности большинства с ценностями самой интеллигенции - в лучшем, и развести их в худшем. Сложный вопрос. Были времена, когда интеллигенты, как светские раскольники конца XIX - начала XX века, сосредоточились на проблеме справедливости - и были услышаны этим самым большинством; чем все кончилось, мы знаем. Сегодня проблема социальной справедливости интеллигенцию, во всяком случае рефлектирующую, выступающую на телевидении, не волнует. Между тем именно тут находится запал, который тлеет и неизбежно рванет, думаю, достаточно скоро. Люди обычно выходят на улицы или предъявляют претензии не тогда, когда хуже всего, а тогда, когда ситуация начнет несколько стабилизироваться. Поэтому проблема социальной справедливости, вообще легитимности всего, что сложилось за последние 20 лет, еще не решена. Я думаю, что здесь будут серьезные конфликты и серьезный вызов. И устойчивости российского общества, и вообще взаимодействию интеллигенции и широких слоев населения в целом.

Второй момент. Действительно, у нас в недавнем прошлом есть непреходящие объединительные ценности. Дмитрий Быков правильно вспомнил про Гагарина. Может быть, это было не очень заметно на телевидении, но вообще в стране, что на предприятиях космической отрасли, что во многих городах, к юбилею Гагарина готовились как к необычайно важному событию. Неформально. Как бы подтверждая самим себе, что русские способны решать нерешаемые задачи и что инженерные инновации связаны с определенным героизмом и служением. Пафос сверхзадачи - он остался. Просто часть общества, глубоко его переживающая, не мелькает в медийном пространстве и отсечена от публичной сферы. В принципе это тоже один из таких стержней, на котором Россия держится, и у которого есть серьезный потенциал.

Что касается борьбы с наследием тоталитаризма, то действительно проблема эта есть, и я считаю, что суд собственной совести и моральное покаяние в делах отцов нам необходимы, и сделать это еще предстоит. Но у нас есть предостерегающий пример Украины, которая тоже прошла через организованный голод и серьезные репрессии, череду государственных преступлений против своего народа. Но голодомор, ставший законом, голодомор, признание которого является условием участия в государственной и общественной жизни, превращается из моральной проблемы в политическую; сегодня эта тема расшатывает гражданскую нацию, разрушает тот консенсус, который в украинском обществе намечался. Поэтому не дай нам Бог пойти в России по такому же пути.

И наоборот, дай Бог пройти по тому пути, который уже намечается. Сколько бы мы ни говорили о моральном кризисе, о засилье порнографии, о героизации преступности, а это правда, не нужно забывать, что в обществе начинаются серьезные духовные искания. Через расширение православия, через возрождение традиционного ислама; есть и другие направления, связанные частью с буддизмом, частью с неоязычеством, вплоть до поиска арийских и прочих корней. Это луч света в темном царстве, который может породить и новую волну тьмы. Весь вопрос в том, кто предложит ответы на мучающие общество вопросы.

Конечно, есть опасность ксенофобии. Она была всегда, но сегодня мы чувствуем, как нарастает неприятие соседа, принадлежащего к другой этнокультурной традиции. Хотя совсем недавно, в 80-е годы, при советской власти, большинству из нас было совершенно безразлично, кто твой сослуживец, твой сосед - азербайджанец, армянин или литовец. Роковую роль сыграла чеченская война; собственно, она еще не кончилась - если считать террор ее отголоском и продолжением. Хорошо, что даже в трагических условиях этносоциального конфликта мы не впали в массовую ксенофобию, хотя попытки запалить систему были. Но, выиграв вторую чеченскую войну, мы пока не выиграли национальный мир. И не создали модель общественных отношений, позволяющую бесконфликтно жить вместе, что показала и Манежка, и многие аналогичные события. Тут перед культурой встают серьезнейшие вызовы. И от того, как она на них ответит, напрямую зависит ее статус и влияние в современном российском обществе.