Начну с анекдота. Идет урок православной культуры в пятом классе, и совершенно искренняя учительница говорит: «Дети, те, кто будет учиться на «четыре» и «пять» - попадет в рай. А те, кто на «двойку» и «тройку», попадет в ад». Поднимается дрожащая рука Пети: «Мария Ивановна, а есть ли вероятность окончить школу живым?» После всех сегодняшних дискуссий вокруг школы у меня ощущение, что такая вероятность очень мала. Тем не менее я как педагог не имею права на плач и жалобы. Помимо констатации ужаса и ужаса, надо предлагать какие-то реальные вещи.

Я иногда вслух задаю неудобные вопросы: с кем собирались делать модернизацию? Есть 150 проблем. Затрону лишь одну из них. Есть совершенно табуированная тема, которая называется «генетическая усталость». Пару лет назад я выступал в Потсдаме на конференции. Не могу сказать, что доклад мой был принят с восторгом. Людям редко нравится слушать жесткие прогнозы. Но что делать, без правды о самих себе мы не имеем шанса на продвижение вперед. Грубо говоря, в тех популяциях, где нарушается естественный отбор, постепенно нарастает генетическая усталость. Медицина торжествует: сегодня в роддомах даже пятимесячных вытаскиваем в жизнь через колбу. Они продолжают ослабленный род в следующих поколениях... Эта проблема не только российская, она общемировая, мы это видим по детской популяции.

Любой практикующий педагог скажет, что с каждым годом приходит все более сложный и ослабленный контингент. Дети, находящиеся в пограничных состояниях, с дисфункциями мозга, с дислексией, с дисграфией, с синдромом дефицита внимания.

На бытовом уровне - это те дети, у которых шило в одном месте. Говорить такому ребенку «будь внимателен» - все равно что слепому «присмотрись». Вы можете на него орать, кричать, ставить его в угол, он не усваивает, но интеллект в норме. Во всем мире этой проблемой занимаются.

Первый способ - лечить таких детей постоянно препаратами.

Второй способ - учить их в маленьких классах по специальным методикам профессоров Н. Заводенко, Т. Ахутиной. Мы же хотим «любить по-русски» - не давать лекарств и учить в больших классах. Это очень толерантно, пока этот ребенок не ударил по голове вашего здорового ребенка. Вот тут вся толерантность заканчивается.

Почему я об этом заговорил? Потому что на самом деле популяция становится все хуже и хуже. Мы это видим: с каждым годом в школу приходит все более ослабленный контингент. Есть ли выход? Конечно, есть. Если мы начинаем диагностику в детском саду, очень рано, где-то от 3,5 лет мы это выявляем, до 6,5-9 лет все это можно поправить. Пока у ребенка не сформировались лобные доли мозга, которые отвечают за абстрактное мышление, мы все можем делать - от 3 до 9 лет, дальше будет поздно.

Но для этого надо вкладывать средства, извините, потому что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Дело в том, что эти дети, как правило, не осваивают школьные программы, оказываются на улице. Мы говорили с главным врачом Федеральной службы исполнения наказаний - в тюрьмах 72 процента подростков с синдромом дефицита внимания. Со временем гиперактивность проходит, а дефицит внимания остается. И такой человек садится за руль автомобиля, а это как?

На мой взгляд, стратегия образования России должна исходить из системного междисциплинарного комплексного анализа. Пока никакой стратегии у нас нет. То, что называется стратегией, - это просто бухгалтерский подход. Это удешевление, сокращение нагрузки на бюджет. Но, между прочим, в среднем по России содержание одного ребенка в школе стоит 60 тыс. рублей и дешевле, а в тюрьме - 350 тыс. Тогда давайте считать хотя бы с этой позиции.

Сегодня в условиях так называемой оптимизации, а на самом деле - секвестирования образования, под нож пошла элита российской школы - дефектологи, психологи, потому что надо дешевле, вы же не сократите учителя математики! То есть нация становится все больнее, а мы выводим за штат именно специалистов по коррекции. Оптимальным считается класс в 35-40 человек, а этих детей надо учить по 12, там один стоит десяти, но это уже не идет по бухгалтерским расчетам. Мы с кем собираемся делать модернизацию?

Во многих московских школах России, в том числе в моем Центре образования, осуществляется и ранняя диагностика, и ранняя коррекция - это становится возможным, когда в одной структуре объединяются детский сад, начальная, основная и старшая школы. В новом же проекте закона - мы «незаконное бандформирование». Там Центров образования нет. Школа и школа. Детский сад и детский сад. Так дешевле, конечно, но ведь в итоге дороже и опаснее, вот о чем идет речь.

Европа вымирает, мы тоже, не будем строить иллюзий. Значит, единственная нормальная история - это смешиваться и принимать как спасение мультикультурность. Нам сегодня приятно злорадствовать по поводу не вполне удачного европейского опыта, а необходимо делать выводы и идти дальше с учетом их ошибок. Школа - это единственное место, где можно и нужно интегрировать детей разных национальностей в европейскую и российскую культуры.

Сегодня мы уже открываем в наших школах курсы русского языка для нерусскоговорящих детей. А как иначе? Мы должны преодолевать и ту незримую стену, которая стоит между исламом и христианством. Да разве только между ними?

Естественно и органично стремление людей идти в метафизику, искать свои религиозные корни - это нормально. Я за это. Но у нас идет полная путаница! Мы путаем духовность и клерикализм. Веру отцов и вражду отцов друг с другом. Мы начинаем искать не то, что людей объединяет, а то, что разделяет их.

Я прихожу в еврейскую школу, директора которой я знал вменяемым человеком. И вдруг в учительской читаю приказ, запрещающий в начальной школе изучение сказки «Три поросенка» в силу некошерности персонажей! Когда я ему сказал: ты сам себя загоняешь в культурное гетто, он ответил: ты не настоящий еврей. И с позором я оттуда ушел.

Потом судьба занесла меня в православную гимназию. Мало мне там тоже не показалось. Я попал на семинар православных физиков. Главная идея их семинара заключалась в том, чтобы каждый урок физики приводил к идее бытия божьего.

Когда я очень аккуратно сослался на текст «не поминай Господа Бога твоего всуе», тут мне сразу вспомнили, кто я по национальности. Пришлось уйти и оттуда. Ни с теми, ни с теми, понимаете? Когда я пять лет назад прочитал, что настоятель одного из монастырей «договорился с РАО ЕЭС, с Чубайсом о божеских ценах на энергоносители для монастыря», я вздрогнул: для больницы цены могут быть дьявольскими, для школы - безбожными. Это клиника.

Не так давно, три месяца назад, мне привезли девочку из Белгорода. Там везде введены обязательные уроки православной культуры. Я разговариваю с ней:

- Евгений Александрович, какое счастье, что мы православные. Вы не представляете, как я ненавижу католиков!

- Чем они тебе насолили?

- Как же вы не понимаете? Они же молятся примадонне!

Я говорю: деточка, примадонна - это Алла Борисовна Пугачева. Они молятся мадонне, по-православному, Матери Божьей, это одна и та же женщина. «Да-а?»

Кто-то уже отравил сознание этого ребенка ненавистью. Мы что, забыли, что Бог есть любовь? Или мы воспринимаем веру лишь как средство самоидентификации? В этом смысле мне гораздо ближе мой «компьютерный» мальчик из 11-го класса, который вывел гениальную формулу: «Бог один, провайдеры разные!»

Для меня и иудаизм, и ислам, и христианство - это разные команды альпинистов, которые поднимаются с разных сторон на одну и ту же высоту. А если мы этого не хотим понять, если мы не будем этого признавать, то рано или поздно прольется кровь. События на Манежной площади - тому иллюстрация. Школа должна оставаться светской в поликультурной и в поликонфессиональной стране. Но быть светской не значит быть агрессивно-атеистической. Это разные вещи.

Кроме этого, давайте все-таки у себя в голове наведем порядок. Я понимаю, что чувствуют бедные авторы учебников, которым очень хочется и не обидеть церковь, и сохранить начало науки! Я видел вариант одного из учебников биологии, там авторы нашли «компромисс». Формула была гениальная - человек произошел от обезьяны по образу и подобию Божьему.

В 1934 году в фашистской Германии произошло серьезное событие. Тогда Гитлер пытался подмять под себя церковь, его объявили новым Моисеем, стали чистить Евангелие, избавляясь от еврейства, но интеллигентные мужественные теологи Д. Бонхеф-фер, М. Нимеллер и другие четко заявили (кстати, Гитлер ничего с этим не смог сделать), что любое «и»: христианство и государство, христианство и нация - есть противоречие христианству. На память приходят слова Папы Пия XI о том, что «только поверхностные умы могут пасть жертвой ложного учения, говорить о национальном Боге, национальной религии».

Тут будем честными перед самим собой. И не пасовать, потому что у нас вновь образовались какие-то священные коровы, о которых нельзя говорить. А почему нельзя говорить? Я с огромным пиететом отношусь к глубокому серьезному православию. Кто имеет право его критиковать? Не мне, светскому человеку, я не говорю о своих внутренних убеждениях, это просто мое личное глубоко внутреннее дело. Но когда я читаю, скажем, митрополита Антония Сурожского, или протоиерея Александра Шмемана - это те истинно православные люди, которые не боятся говорить о том, что в историческом пути православия есть заблуждения, связанные с триумфализмом, с превозношением государства. Мы хотим опять в этот тупик завести себя самих. Давайте же домысливать какие-то вещи до конца. Я не алармист и убежден в том, что с любыми дефектами детей и взрослых можно работать, нам нужен очень терпеливый психотерапевтический диалог.

Мы видим пока только черно-белую картину мира, делим ее на своих и чужих. Нам свойственна демонизация чужих и идеализация своих, вера в то, что в последней битве добро победит зло.

Слава Богу, есть и другой взгляд. Надо понимать: в чем-то мы больны (тогда давайте лечиться), а в чем-то мы очень здоровы, и этим хвастаться не нужно. Но все мы травмированы.

Не далее как месяц назад я читал лекции чеченским учителям. Они плакали. Не потому, что я такой сильный оратор, а потому, что понимаю как педагог, что на их примере ничего объяснять нельзя. Надо брать чужие. Я размышлял на примере Польши: во время войны там были концлагеря, Освенцим, в газовых камерах сжигали людей. Холокост. И когда пришла Красная Советская армия, для польских евреев - они освободители. Они поверили в идеи интернационализма, пошли в спецслужбы, эти польские евреи. А для поляков Красная армия означала закабаление на ближайшие 20 лет. Вот так две боли встретились.

После войны там прошли еврейские погромы не по немецкому приказу, а по велению пылкого польского сердца. А теперь давайте разбираться (это я чеченцам рассказывал): для евреев травма - это Холокост. Для поляков - коммунистическая оккупация. Говорить, чья боль больнее - это беда. Но про любую боль надо рассказывать. И про ту, и про другую. Иначе получится, как у гениального Высоцкого: «Воспоминанья только потревожу, и сразу крик на память: «Караул! Чеченцы режут немцев из Поволжья, а место битвы - город Барнаул». И те, и те высланы и друг друга ненавидят. Нужна огромная, долгая психотерапевтическая работа. Ответственность интеллигенции, так называемой элиты, за слово. За слово надо отвечать! Любое слово, когда больны все. Для излечения потребуется 10, 20, 30 лет, быстро этого не может быть.

Я глубоко уверен, что великая русская культура никуда не денется. Россия была великой, пока она была открытой. Когда Россия училась у Византии, появился гениальный Рублев, который превзошел византийские образцы. Пока русская литература училась у западного романа, появились Достоевский и Толстой, которые выше западных образцов. Как только она замыкалась и надувала щеки, происходила Крымская катастрофа. У меня ощущение, что мы сегодня снова хотим надуть щеки. На мой взгляд, у нас есть великая национальная идея: на этой территории нужно организовать концерт культур, хоровод цивилизаций и конфессий. Вот великая идея, как мне, педагогу, кажется.

Возвращаюсь к ошибкам истории. Можете считать меня кем угодно - космополитом безродным, либерастом, - я всегда себя чувствую своим среди чужих, чужим среди своих. Среди либералов я чувствую себя консерватором, среди консерваторов - либералом. Никак не могу определиться, потому что и те и другие крайности меня убивают. Но был совершенно русский человек, славянофил Алексей Хомяков, который в 1840 году, обращаясь к молодежи (подчеркиваю, он не кричал: «Положительный образ России! Нас надо уважать!») написал:

Не говорите: «То былое,
То старина, то грех отцов,
А наше племя молодое
Не знает старых тех грехов».
Нет! этот грех - он вечно с нами,
Он в вас, он в жилах и крови,
Он сросся с вашими сердцами -
Сердцами, мертвыми к любви.
Молитесь, кайтесь, к небу длани!
За все грехи былых времен,
За ваши каинские брани
Еще с младенческих пелен;
За слезы страшной той годины,
Когда, враждой упоены,
Вы звали чуждые дружины
На гибель русской стороны;
За рабство вековому плену,
За робость пред мечом Литвы,
За Новград и его измену,
За двоедушие Москвы;
За стыд и скорбь святой царицы,
За узаконенный разврат,
За грех царя-святоубийцы,
За разорённый Новоград;
За клевету на Годунова,
За смерть и стыд его детей,
За Тушино, за Ляпунова,
За пьянство бешеных страстей,
За сон умов, за хлад сердец,
За гордость темного незнанья,
За плен народа; наконец,
За то, что, полные томленья,
В слепой терзания тоске,
Пошли просить вы исцеленья
Не у того, в его ж руке
И блеск побед, и счастье мира,
И огнь любви, и свет умов,
Но у бездушного кумира,
У мертвых и слепых богов,
И, обуяв в чаду гордыни,
Хмельные мудростью земной,
Вы отреклись от всей святыни,
От сердца стороны родной;
За всё, за всякие страданья,
За всякий попранный закон,
За темные отцов деянья,
За темный грех своих времен,
Пред богом благости и сил
Молитесь, плача и рыдая,
Чтоб он простил, чтоб он простил!

Так призывал русский помещик Хомяков, славянофил, отнюдь не западник.