Размышляя о культуре, национализме, языке и модернизации, мы ищем правильную картину мира. Что-то нам подсказывает: мы ее потеряли и никак не можем найти. И это неизмеримо более серьезная проблема, чем поиск конкретных механизмов и инструментов модернизации.

Я не ставлю своей задачей представить позицию Русской православной церкви по этим вопросам. Это скорее размышления о церковном контексте тех проблем, которым посвящена сегодня наша встреча.

Культура

Ранее в дискуссии уже прозвучало, что мы находимся в постимперском состоянии. Даже 20 лет спустя мы не можем равнодушно говорить о распаде Советского Союза. Однако мы по-прежнему хотим называть наш мир русским. Мы хотим говорить о русском народе и русской культуре. Между тем, всё это уже давно советское или, точнее, постсоветское. И это не «замороженное» постсоветское, а активно развивающееся. Мы используем неверные понятия для описания нашей реальности.

Ценности постсоветской культуры весьма противоречивы и не складываются в единую картину.

Как следствие мы утратили способность говорить о себе, о предках, друг о друге положительно, создавать убедительные и привлекательные образы. И в конечном счете это привело к тому, что ни в высокой культуре, ни в массовой нет положительного образа современной России. Мы сами себе не нравимся и друг друга не уважаем. Что уж тут претендовать на то, чтобы нравиться другим? И какая тут может быть модернизация?

В центре нашей национальной системы ценностей и одновременно - со всеми плюсами и минусами - в центре новой национальной мифологии находится лишь одно событие - победа в Великой Отечественной войне. Эта победа воспринимается как единственное священное событие нашей истории ХХ века. Празднование Дня Победы сконструировано как религиозное действие, в котором участвуют - или, по крайней мере, которому сочувствуют - большинство россиян.

Формируется подобие гражданской религии. Тема победы настолько «свята», что говорить о ней можно только в тех рамках, которые усвоены массовым постсоветским сознанием (поэтому приветствуются фильмы типа «Мы из будущего» и не приветствуются фильмы типа «Рио-Рита» - о поражении поколения победителей).

Между тем, в основе этой гражданской религии лежат не христианские ценности, смыслы и символы, а вполне языческие, отчасти переосмысленные коммунистической пропагандой.

А чего стоит всеобщее поклонение огню на 9 мая? Этот огонь выходит из звезды или из руки, держащей факел. Стоит напомнить, что в рамках христианской культуры огонь - многозначный символ. Это может быть огонь Богоявления (например, образ горящего и несгорающего куста - Неопалимой купины) и огонь суда и проклятия: «Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный» (Мф. 25:41). Однако огонь, выходящий из земли, есть образ ада, геенны огненной, гнева Божия...

Некоторые священники готовы признать, что вечный огонь - это гражданская святыня ¹ . На эту формулу следует обратить пристальное внимание. Она подтверждает, что идет формирование гражданской религии. Соединение этих двух слов еще 100 лет назад было невозможно. Святость - это неотъемлемое качество Бога и только Бога. Приложить к нему светские, гражданские понятия невозможно.

Что происходит с культурой, в центре которой находится «День Победы»? На мой взгляд, у этой культуры формируются весьма опасные черты:

• сохранение и, более того, культивирование «образа врага»;
• героизация войны и забвение войны как трагедии;
• острое переживание ущемления национальной гордости («Мы же победители, а теперь смотрите, как мы унижены»);
• примитивное понимание патриотизма;
• оправдание победой всего, что случилось с Россией в ХХ веке, и прежде всего тоталитарного режима и лично Сталина.

Здесь мы подходим к очень важному вопросу: как Церковь относится к современной культуре и какое место в ней занимает?

Исследований никто не ведет, однако очевидно, что единого (соборного) ответа у Церкви нет. И вряд ли Русская православная церковь - слишком большая Церковь - может сегодня сформировать единую позицию по вопросам, которые не являются сугубо церковными. Всю вторую половину ХХ века идет формирование нескольких во многом самостоятельных субкультур, причем каждая из них прямо или косвенно претендует на то, чтобы быть выразителем подлинно церковного опыта.

Первая церковная субкультура готова инкорпорировать элементы советской культуры и делает это, утверждая, что советская культура более христианская по своему содержанию, чем современная.

Это наиболее многочисленная группа. В нее входят практически все неофиты, в том числе и принявшие священный сан в последние 10-15 лет. В эту группу, естественно, входят и те православные, которые заявляют о своем членстве в коммунистической партии. Представители КПРФ утверждают, что таких около 30 процентов.

Для этой группы характерно стремление к социальной и культурной самоизоляции, крайнее недоверие к любым формам «западного», оформленного целым рядом стойких мифов. Эти мифы, как правило, специфически церковные:

• угроза экуменизма, понимаемого буквально - как подчинение православной церкви католикам или протестантам;
• угроза неообновленчества, понимаемого как реформирование православного богослужения и отказ от «устаревших» церковных традиций;
• крайняя степень недоверия к государству, ведущему «антинародную политику» и внедряющему средства тотального электронного контроля, СНИЛС, УЭК и ювенальную юстицию и т.п.

На этих угрозах строится критика патриарха и Священного Синода. Эта критика регулярно повторяется, на нее даются ответы, однако мифы остаются очень стойкими.

Обобщая, можно сказать, что это православие без традиции, то есть усвоенное без личного опыта общения, по книгам или суррогатным семинарским курсам, теоретически.

Его представители продолжают бороться с церковными проблемами ушедшей советской эпохи - экуменизмом и агентами КГБ внутри Церкви, но сегодня это уже не реальные проблемы, а фантомные боли.

В недрах этой группы формируется то, что поэт Ольга Седакова назвала церковной идеологией . Эта идеология «защищает своего адепта от встречи с реальностью и от встречи с Богом, предлагая ему иной, лучший мир, где все ясно и все правильно». ²

Вторая церковная субкультура сохраняет преемственность с церковным подпольем 1930-1950-х годов, с прошедшими лагеря и тюрьмы священнослужителями дореволюционного воспитания. Эта группа последовательно и сознательно не принимает ничего советского . Однако делает это спокойно, неагрессивно. При этом вторая субкультура открыта к современной высокой (не массовой) культуре.

Представители этой группы хорошо понимают универсальный характер восточнохристианской культуры, но знают, любят и ценят те формы культурной традиции, которые сложились в лоне русского православия.

Вторая группа состоит из двух больших частей. Во-первых, это православная интеллигенция в больших городах, преимущественно в Москве и Санкт-Петербурге - несколько десятков больших приходов, которые играют важную роль в жизни Церкви.

Во-вторых, это приходы Зарубежной Церкви, разбросанные по всему миру.

Несмотря на то что эта группа сравнительно немногочисленна, у нее большой церковно-общественный и культурный потенциал.

Наконец, как и положено в эпоху постмодерна, есть третья церковная субкультура , которая, с одной стороны, заявляет о своей связи с церковными катакомбами, по крайней мере имитирует эту связь, но с другой стороны, полностью воспроизводит советскую культурную матрицу. По сути эта группа произвела прямую замену терминов «коммунизм», «советский» и т.п. на «Святая Русь», «православный» и подобные.

Вербальное и шире - публичное - выражение этой группы нередко выглядит малоубедительно и даже карикатурно.

Вот, например, священник Александр Шумский комментирует землетрясение в Японии на портале «Русская народная линия»: «Практически все русские люди в один голос, не сговариваясь, утверждают, что страшный природный катаклизм в Японии есть возмездие этой стране за оскорбление нашего Отечества... После посещения Курильских островов российским президентом в Японии топтали его портреты, сжигали и рвали российский флаг. Флаг любой страны есть ее главный символ. Разрывание и сжигание флага означает символическое уничтожение страны. За символическими действиями, как правило, следуют практические, Япония к ним, очевидно, готовилась. Вот и вернул ей Господь бумерангом то, что причитается за ошибочные символические действия и намерения». ³

Очевидно, что третья группа - это носители полусектантского сознания внутри Церкви. Именно из них рекрутируются различные «затворники» типа «пензенских сидельцев» и большинство активистов так называемых «православных пикетов».

Национализм

В последние три-пять лет в Церкви растет внутреннее напряжение между формой (именем) и содержанием. Дело в том, что последние 70 лет Церковь в России называется Русской православной (до октябрьского переворота - Российской греко-кафолической), и сегодня великороссы претендуют на то, чтобы по своей национальной идентичности Церковь была русской. Однако в составе Русской православной церкви находятся автономные, в большей или меньшей степени самоуправляемые Церкви Украины, Белоруссии, Молдовы и Прибалтики. Русская идентификация может привести к дезинтеграции и существенному сокращению канонической территории Московского патриархата. Таким образом, русский национализм следует назвать одной из серьезнейших угроз для Церкви.

И здесь я бы хотел обратить ваше внимание на позицию патриарха Кирилла, выраженную в его заявлении в связи с беспорядками на Манежной площади. Отметив «особый вклад Русской православной церкви в сохранение межнационального мира и в Российской империи, и в современной России», патриарх подчеркнул: «Нужно создать невыносимые условия для деятельности любых радикальных групп как среди этнических меньшинств, находящихся в диаспоре, так и среди коренного большинства» ⁴ .

В этом тексте не было ни слова, ни даже намека на поддержку или симпатию к русским националистам. И это многих расстроило. «Мне бы хотелось, чтобы Русская православная церковь, а точнее, наш патриарх Кирилл не боялся слова «русский» и обращался к нам «русские братья и сестры». Меня расстроила речь патриарха после событий на Манежке» ⁵ , - заявил Константин Кинчев, лидер рок-группы «Алиса» на встрече с православной молодежью 31 марта.

Формирование концепции «русского мира» - это попытка преодолеть угрозу радикализации русских националистов внутри Церкви. Концепция «русского мира» должна привести, с одной стороны, к локализации русского национализма, с другой - к представлению русской культуры как универсальной, а русского языка - как языка международного общения.

Русский язык

Поскольку одной из тем является русский язык, следует пояснить, какова ситуация с русским языком в Русской православной церкви. Следует признать, что в Церкви сохраняется двусмысленность в отношении к русскому языку:

• с одной стороны (это преимущественно первая группа), Церковь очень настороженно относится к русскому языку, считая его языком «второго сорта» и отвергая возможность совершения богослужения на русском языке. Однако эта позиция не жесткая, и значительная часть второй группы допускает такую возможность и даже частично это практикует.
• с другой стороны, Церковь понимает необходимость проповеди на современном русском языке, но при этом она сильно обременена тяжелым и громоздким стилем XIX века и понимает, что на современном языке надо говорить значительно лучше и больше, сегодня это получается не очень хорошо.

Возможно ли активное участие Церкви в сохранении, пропаганде и развитии русского языка? Да, возможно. Но это не является для Церкви актуальной задачей.

Выводы

Что же делать? Как и на чем строить будущее? Вопрос не в программах и не в финансировании. Первая и главная перемена, которая должна произойти - это преодоление декларативного характера нашей системы ценностей. Не должно быть раздвоения сознания: ценности, которые мы называем своими, должны найти выражение в личной, общественной и политической жизни. На этом можно построить нашу культуру будущего.

У Церкви сегодня нет ресурсов и творческого потенциала, чтобы задавать тон в формировании культуры современной России. Но в этом нет ничего страшного. У государства такого потенциала тоже нет. Вопрос в том, кто и какие усилия может объединить для решения этой задачи.

¹     Священник Евгений Смирнов: «Что касается Вечного огня - это символ светский, но Церковь относится к нему как к гражданской святыне. Ведь он учреждён не в честь какого-то отдельного правителя, или какой-то идеологии, а в память о воинах, отдавших жизнь за правое дело». // http://skatinfo.ru/also/also_166.html

²     Ольга Седакова. Субкультура или идеология? // http://religo.ru/columns/14179

³     Свящ. Александр Шумский. Конец «японского чуда» // http://ruskline.ru/news_rl/2011/03/14/konec_yaponskogo_chuda/

⁴     Заявление Святейшего Патриарха Кирилла в связи с беспорядками на Манежной площади // http://www.patriarchia.ru/db/text/1341558.html

⁵     Костю Кинчева расстроил патриарх Кирилл. // http://kp.ru/daily/25661/823958/