- Должен разочаровать профессора Зубова. Потому что историю о каирском музее он, наверное, узнал из репортажа «Аль Джазира», причем в англоязычной версии, или CNN. А вот информация, реально пришедшая оттуда, из Каира, свидетельствует о том, что только второй батальон синайской бригады, брошенный к каирскому музею с криками «Матаб, матаб!» (по-арабски - «лежачий полицейский»), перекрыл второй и третий выходы, а потом перебежками, стреляя холостыми вверх, выбил толпу из главного зала, который уже начали грабить. И если говорить о египетской традиции, то будем надеяться (если, конечно, в России нечто подобное случится, не дай, впрочем, Бог), что вовремя подойдет дивизия Дзержинского и мы сохраним все свои памятники. В отличие от известного вам музея в Багдаде, который после местного населения благополучно дограбили войска коалиции.

Но это - попутно. А по существу скажу вот что. Национализм, как любое влияние, всегда растет на какой-то почве. И самое удивительное, что культура почвой для национализма не является. Во времена СССР мне по долгу службы пришлось стать непосредственным свидетелем фактически всех конфликтов на его территории. И, к своему удивлению, я тогда обнаружил, что не было ни одного конфликта, который был бы этническим или национальным. Все они носили или социально-экономический, или социально-политический характер, а национальная составляющая была либо катализатором, либо вектором, направляющим и ускоряющим этот конфликт. Кстати, во время событий на Манежной площади мы видели ту же самую методику. Я вам напомню, что было два протеста. Был протест 7-го числа, направленный против коррупции в правоохранительных органах и проходивший под двумя четкими лозунгами - «Закон един для всех» и «Кто будет третьим?». Два портрета уже погибших и третий под большим вопросом. И лишь 10-го к этому протесту добавился этнический фактор, «Россия для русских». Поэтому, как это ни грустно, решение проблемы национализма - прежде всего социально-экономическая и социально-политическая задача. А культура может либо ускорить, либо замедлить процесс. Не менее, но и не более того. И вопрос о ее влиянии нужно обсуждать именно в таком ракурсе: замедлит или ускорит, но повлиять она не в состоянии.

Что же до культурной матрицы, то я с большой тревогой услышал фразу Даниила Дондурея о тюремном сознании. Я искренне рад тому обстоятельству, что профессор Дондурей в тюрьме не сидел. Биография у него другая. Но должен ему сообщить, что мы не связываем Достоевского и Чернышевского с тюремным сознанием. Хотя они, как вы знаете, имели достаточно непростой жизненный опыт и многое из него вынесли. Давайте говорить реально: в каждой государственной системе существует механизм иерархиализации, то есть выстраивание социума под определенные принципы. Когда взамен примитивного анархизма и индивидуальной вседозволенности формируются определенные системы и формы поведения. Задают их средства массовой информации, школа, армия, партия и тюрьма. В широком социально-политическом смысле они занимаются одним и тем же. И по большому счету, профессор Дондурей, публикуя статьи в своем журнале «Искусство кино», выполняет ту же самую функцию выстраивания неорганизованной кинематографической группы, которую применительно к з/к выполняет, скажем, смотрящий в тюремном бараке ИТК № 18.

И поэтому я просил бы вернуться еще раз к чему. Культура - явление целостное. Нет культуры только Чайковского и нет только культуры Достоевского. Если мы обсуждаем культуру как матрицу, мы ее должны рассматривать целиком. Она существует целостно и ценностно. Мы не можем в ее рамках оторвать одно от другого, третьего, четвертого. И говорить, что вот это как бы матрица тормозящая, а это матрица ускоряющаяся.

И еще. Было сказано, что наши школьники говорят одно, думают другое, делают третье, то есть торжествует двое- и троемыслие. Можно было бы согласиться, если бы в этом не было подтекста: у них хорошо и честно, у нас плохо и лживо. Я был во Франции во время предыдущих выборов президента, когда едва не победил Ле Пен. Системно рухнули экзитполы, потому что все французы, выходившие с избирательных участков, говорили, что они голосовали за кого угодно, только не за Ле Пена. А когда подсчитали голоса, оказалось, что в первом туре он занял надежное второе место. Классический пример, когда значительная масса европейского населения думает одно, а говорит другое. Потому что нетолерантно, потому что нехорошо, неправильно поймут, с работы уволят. В реальности духовный раскол и противоречие между внутренним и внешним миром в европейских странах страшнее даже, чем у нас. И начинаешь думать вообще о том, а что же принесет нам логика сегодняшней «цивилизованной культуры», не представляет ли она угрозу большую, чем нынешнее состояние раскультуренности.