АККУРАТНО, НО СИЛЬНО
Ответ на украинский вопрос становится одной из ключевых задач российской политики
Решение руководства России признать Донецкую и Луганскую народные республики стало одновременно и вполне ожидаемым и неожиданным итогом (возможно, промежуточным) кризиса европейской безопасности, острая фаза которого началась поздней осенью прошлого года. Ожидаемым, потому что обстановка на Донбассе оставалась нестабильной с 2014 года и несла угрозы, прежде всего, живущим в регионе людям. Неожиданным, потому что вопрос в ноябре был поставлен поистине ребром, Россия выразила свое несогласие с базовыми принципами европейской системы безопасности, как они сложились после холодной войны. Характер политико-дипломатических действий и напряженность атмосферы соответствовали масштабу этой задачи, и на таком фоне ограничиться легитимацией ДНР/ЛНР — более чем умеренный шаг.
Дальнейшее понятно. В признанных субъектах размещаются российские воинские контингенты для поддержания мира. Западу предлагается продолжить разговор о долгосрочных гарантиях безопасности (Сергей Лавров упомянул об этом на заседании Совбеза, указав на наличие некоторых сдвигов). Этот разговор больше не связан с выполнением Минских соглашений, в которые всё постоянно и упиралось. Попытки заставить Киев их выполнять поглощали массу сил и энергии российских переговорщиков — не только и не столько с Украиной, сколько с США и их союзниками. Способность и готовность киевских властей двигаться по заложенной в соглашениях траектории никогда не были очевидны, а с какого-то момента практически исчезли. Заметим, правда, что для Киева случившееся — облегчение. И собственному избирателю не надо объяснять, почему не выполняются обещания, и перед внешними партнерами оправдываться (редко, но приходилось).
Насколько США и их союзники будут готовы продолжить большой разговор о принципах безопасности, не вполне понятно. Дмитрий Медведев заметил, выступая на Совбезе, что деваться им всё равно некуда, неизбежно придут обсуждать стратегическую стабильность. Скорее всего, он прав, но опыт последнего времени показал, что побудительным мотивом для диалога служит, как еще в ноябре заметил Владимир Путин, поддержание определенного уровня напряженности. На некоторое время хватит уже созданного эффекта, тем более что в западных военно-политических и аналитических кругах существует мнение, будто принятые в понедельник решения — лишь первый шаг к реализации главной, как там полагают, цели — захват всей Украины. Москве это отчасти даже выгодно, поскольку может обещать более нюансированный подход к санкциям.
Новые санкции анонсированы и, несомненно, реализуются. Основной вопрос — будет ли размещение российских сил в ДНР/ЛНР интерпретировано как «вторжение» и встречено уже подготовленным пакетом санкций, включая «Северный поток-2». Если подходить строго формально — будут, если гибко — не обязательно. Атакой на Украину перемещение сил в Донецк и Луганск назвать трудно. Более того, общая опасность войны снизилась. Вероятность реального обострения в зоне соприкосновения при условии, что там находится Российская армия, невелика. Как ни относись к киевским руководителям, но считать их самоубийцами не обязательно. То, что в Вашингтоне воспримут дислокацию ВС РФ в Донбассе как подготовку еще одного плацдарма нападения на Украину, весьма вероятно, но именно это заставит сохранять «резерв» для дальнейшего введения санкций. Если всем заготовленным арсеналом пальнут уже сейчас, у России, говоря откровенно, будут просто развязаны руки на дальнейшие действия. Предпринятый ныне военно-политический ход достаточно ярок, но не фатален с точки зрения отношений с Западом. По сути, этот ход закрепляет ситуацию, существовавшую де-факто и раньше.
Если санкции всё же будут введены в серьезном варианте, не избежать эскалации политико-экономического противодействия со стороны России и, естественно, нового ускорения попыток переориентации на другие рынки и направления взаимодействия. То, что началось в 2014 году, вступит в следующий этап. Вопрос о постановке гораздо более амбициозных задач в отношении Украины, по всей видимости, тоже окажется на повестке дня.
В какой степени достигнутое на данный момент соответствует намерениям, которыми российское руководство руководствовалось, начиная в ноябре прошлого года раунд «большой игры» с Западом. И является ли это промежуточной фазой на более длительном пути либо конкретным (и довольно ограниченным) результатом, венчающим всю комбинацию. Партия, которая разыгрывалась с использованием Минских соглашений как способа трансформации Украины изнутри, представлялась очень сложным, но логичным способом создания новой системы европейской безопасности через решение крупной, однако всё же локальной украинской проблемы. Этот инструмент отложен в сторону — практика показала, что он не сработал. Какой будет новая схема воздействия на Украину, прояснится в предстоящий период.
Содержание речи президента России, особенно первой ее части, дает основания предположить: ответ на украинский вопрос, то есть исправление ситуации, когда украинское государство, возникшее посредством искусственного кроя в ХХ веке, становится одной из ключевых задач российской политики.
