Алексей Малашенко

| Независимая Газета

Кому и как взяться за обустройство России

В самом начале 1990-х Александр Солженицын пытался объяснить, «как нам обустроить Россию», и даже написал опубликованную миллионными тиражами брошюру. Но так ничего не объяснил, да и сам не разобрался. Писателю это простительно. Хуже другое: ни наши предки – от Ивана Грозного до Ленина–Сталина, ни наши современники – имею в виду политиков, в этом деле, простите за выражение, тоже не петрили и не петрят. Зато все время изобретают самобытный путь развития, хотя лучше бы нам идти все же по нормальному пути. Понятно, что витать в эмпиреях идентичности и аутентичности куда приятнее, чем прихлопнуть коррупцию. (И тут я подумал: может, знаменитое «воруют» и есть тот самый особый путь развития?)

Согласен, нынешним «политаршином» Россию не измерить, тем более, не понять ее «политумом» (его явно не хватает). Наверно, нашим правителям не повезло – слишком большая, не великая, но именно большая страна им досталась.

Говорят, СССР развалился оттого, что у Таджикистана и Эстонии не могло быть общего флага. А у Дальнего Востока с Чечней он быть может? Не замечено пока у них и общих традиций. Вот если во Владивостоке и Благовещенске после наводнения примут ислам…. Чечня-то точно православие никогда не примет – Рамзан не позволит. Тува с Калининградом тоже друг на друга не похожи, да и Чукотка мало-мало отличается от Ставрополья. По опросу ВЦИОМа, 54% россиян «по большому счету» (именно так был сформулирован вопрос) считают, что Дагестан не Россия, а 57% – что и Чечня тоже. Да что Чечня! 26% осмеливаются полагать, что даже Татарстан – тоже не Россия.

Общая идентичность у нас, может, и найдется, но уж больно она хлипкая. Отсюда и скепсис к понятию «россияне». Не имеющий идентичности социум меньше, чем народ. Он – население. Был ли раньше «советский народ» – утверждать не берусь. Но вот общую идентичность родной ЦК конструировал. Висели повсюду портреты В.И. Ленина, а на вокзалах и в аэропортах «Слава КПСС». И когда грузин из анекдота говорил «всех знаю: и Маркса, и Ленина, и Брежнева, только Славу Капээсэс не знаю», – он врал. Знал тот кавказец Славу Капээсэс. Его все знали, даже «друг степей калмык». Вызревала общая идентичность, пусть и такая искусственная. Она навязывалась народам страны. Так что нечего клясть американцев и «прочих шведов» (похищено из стихов о советском паспорте) за то, что они тоже кому-то что-то навязывают.

Говорят, что нас должны объединить гражданские ценности… Куда ж вы, власть имущие, их попрятали, не считая одной и, конечно, самой главной – лояльности Кремлю и его «Единой России», которую ему (Кремлю) придется перевоплощать в «Народный фронт»? Гражданские ценности могут возникнуть только при наличии гражданского общества. Оно у нас есть? В Москве и больших городах скорее да, а дальше? А в деревне? Каждый живущий в нашей недавно появившейся стране занят формированием своей собственной идентичности, идентичности своей семьи, своих детей. Думаю, что на становление некоего субстрата от десятков миллионов идентичностей потребуется минимум два поколения.

Что собой будет представлять этот субстрат – российская идентичность, сказать невозможно. Живем не на облаке и не за железным занавесом.

Кстати, и нынче нам тоже порой подсовывают искусственную идентичность, например, евразийскую. Спросите у русского, татарина или аварца, он себя азиатом или евроазиатом считает? Вряд ли кто-нибудь ответит однозначным «да». Что такое «евроремонт», знают все, что такое «азиаремонт», догадываются – текущие трубы и дырявые крыши нас этому научили. Но «евразийская перестройка» априори непонятна. Есть в ней какая-то фальшь и просто липа, хоть и бумаги на обоснование евроазиатчины переведено немерено.

Как коррелируется российская идентичность с имперской, и вовсе неясно. Среднестатическому обывателю его имперское прошлое и будущее – «по барабану». Кстати, «большая империя», включая СССР, просуществовала чуть больше ста лет, то есть по историческим масштабам это «чих». Имперская, она же по сути квазисоветская, идентичность мыслится в прежних советских границах, что тождественно евразийству. Один из приверженцев евразийской имперственности договорился до того, что Путину уготована должность «евразийского царя».

Россия – страна регионов. Как Америка – штатов. Их штаты, как и наши области и республики, тоже друг друга недолюбливают, хотя и не кричат что-то вроде того, что «хватит кормить Аляску». Калифорния по своему гонору напоминает Чечню. На каком-то американском круглом столе стояли две таблички – одна «США», другая – «Калифорния». Рамзан Кадыров может вполне попробовать нечто похожее. От американцев можно услышать: это, дескать, не Америка,  а это Америка. Но на самом деле там все – Америка.

Штаты стягивают Америку, как арматура. В России регионы ее разъединяют. Разница между регионами порой ощущается уже при пересечении региональных границ. Про Кавказ вообще не говорю. Но вот обратите внимание, как меняются имущественный пейзаж и выражение лиц, когда пересекаешь рубежи Московской области.

Там, в Америке, все еще живы традиции мигрантов – приехали, вцепились в эту землю и осознали свое единство в борьбе – сначала за выживание (совместное), потом за благополучие. В России каждый живет на своем земельном клочке. И еще действует принцип: что мое – тульское, иркутское, чеченское – то мое, а что ваше, это мы еще посмотрим. Об этом можно судить по отношению к Москве. Которой завидуют, но в которую стремятся и которую хотят завоевать. Смешной символ завоевания – пресловутая лезгинка. Но вспомним, что в советские времена те же многострадальные лимитчики, обосновавшись в Москве, тоже чувствовали себя ее покорителями. Разве не о лезгинке, пусть и в дамском исполнении, «Москва слезам не верит»?

Чего хотят российские регионы? Чтобы дали жить так, как они хотят. Они хотят, чтобы их уважали, чтобы с ними считались. Страшно подумать, но им хочется самим избирать себе губернаторов. Не собираюсь рассуждать о том, хорошо это или плохо. Просто констатирую факт: люди хотят сами избирать себе начальников и контролировать их. Выборы в Екатеринбурге свидетельствует, что их избранником необязательно станет кремлевский угодник.

Регионы хотят нормальных, вменяемых взаимоотношений с Центром. Они хотят записанного в Конституции федерализма. Центр же предлагает им лояльность себе, любимому, и централизацию и обессмысленную вертикаль власти. Взаимоприемлемое разделение полномочий и денег выстроить непросто. Но без этого Россия не будет соответствовать своему официальному названию – Российская Федерация.

Власть реального федерализма боится. И не потому, что в подкорке кремлевского мозга все еще сидит парад суверенитетов 1990-х. Власть боится, что при федерализме она останется без власти. Ей удобнее и надежнее в режиме ручного управления. Она приучила к этому и себя, и людей в регионах, где многие живут по известной присказке «Вот приедет барин, барин нас рассудит». И это тоже одна из составляющих национальной русско-российской модели государственного устройства. Впрочем, почему только нашей? Великий вождь КНДР Ким Ир Сен тоже любил всем управлять лично. Сохранился у меня журнал «Корея», в котором одна из фотографий была подписана: «Великий вождь осуществляет на месте руководство металлургическим комбинатом». «Ручное управление» перенимают и руководители регионов, которые также опасаются, что без их прямого вмешательства в решение местных дел не обойтись. С другой стороны, их можно и понять, особенно если речь о конфликтных регионах, которые рискованно оставлять без «хозяина» даже на пару дней.

Тем временем в регионах усиливается местное, а в республиках еще этнорелигиозное самосознание. В этом нет ничего страшного, когда вектора общенациональной и местной идентичности однонаправленны. Но в России они зачастую не совпадают. Религиозная, например, исламская самоидентификация отнюдь не тождественна российской. Она существует самостоятельно и завязана скорее на процессы, происходящие в мировой исламской умме. Но это вполне объяснимо. Куда более вызывающе выглядит агрессивная самоидентификация русских регионов, в том числе так называемых ресурсодобывающих. Уже не смотрится экзотикой сибирская идентичность, с ее лозунгом «хватит кормить Москву», под которым в 2012 году состоялся митинг в Новосибирске. Есть калининградская идентичность, есть дальневосточная, есть даже санкт-петербургская, которая, кстати, не совпадает с идентичностью членов кооператива «Озеро».

Стоп! Что-то знакомое в этих «хватит кормить Москву, хватит кормить Кавказ». Ведь после распада СССР Москва с Ташкентом, Душанбе и иже с ними натужно препирались о том, кто кого кормил (или грабил – что одно и то же) в славные советские времена. Недалеко же ушли мы от прошлого, если все еще спорим по тому же поводу – теперь уже в «урезанной» России. Не есть ли эти взаимные обиды остаточный признак «самобытного развития», которому мы следовали при коммунистах и который с мазохистским наслаждением переизобретают суверенные демократы.

Не будем преувеличивать. «Самость» регионов – это не сепаратизм. Это всего лишь, как бы помягче выразиться, ощущение «не России». Регионы живут отдельно от столицы. Не потому ли, как уже говорилось, выходя из самолета в другом городе, ощущаешь себя чуточку в ином пространстве. Не настаиваю на своем мнении. Просто предлагаю проверить свои эмоции. Россия по-прежнему несет бремя своего неестественно-громадного пространства, которое, увы, полуразорвано.

Сшить это пространство можно, лишь сформировав общий для всех частей страны взаимовыгодный, с учетом экономических интересов и политических претензий путь развития. Если он не выстроится, то взамен могут появиться сразу несколько путей – сибирский, калинградский, московский. А то глядишь, еще православный и исламский.