Алексей Малашенко: Уроки «Исламского государства»
| РСМД
Поражение ИГ не вызывает сомнений. Однако что потом? Исламистская экстрема пойдет по кругу. Не сумев уберечь «Исламское государство», экстремисты сделают главный акцент на наказании своих «обидчиков», вернувшись к методам «Аль-Каиды».
Именно такое название материала соответствует проблемам, возникшим в связи с появлением в 2014 г. Всемирного халифата, летом 2017 г. отметившего трехлетний юбилей. Всемирный халифат своим относительным долголетием, военными и политическими успехами, популярностью среди части мусульман, наконец, террористическими угрозами заставляет задуматься мировое сообщество над этим геополитическим и религиозным феноменом. И уж во всяком случае, отказаться от примитивной настойчиво повторяемой многими политиками и т.н. «экспертами по безопасности» трактовки его как бандитской группировки.
Предтечей «Исламского государства» (ИГ) была возникшая в 1999 г. в Ираке группировка «Джамаат ат-Тау хид уа Джихад», которая в 2004 г. присоединилась к «Аль-Каиде». Новая организация стала называться «Аль-Каида в Ираке». В 2006 г. после слияния с ней нескольких исламистских групп она принимает название «Исламское государство Ирака и Сирии». Также его именуют «Исламское государство Ирака и Леванта», аббревиатура которого «ИГИЛ» часто встречается в российских СМИ. 29 июня 2014 г. ИГ провозглашает себя Всемирным халифатом.
Масштаб Всемирного халифата (до 90 тыс. кв. км в 2014 г.), длительность его существования и способность вести регулярные военные действия вызывали недоумение в мире. Его рассматривали как некий экзотический казус, отклонение от привычной геополитической интриги.
Тем временем в ИГ формировались государственные структуры — военная, финансовая, налоговая, медицинская, образовательная и др. По формальным признакам ИГ стало напоминать т.н. самопровозглашенные государства — Арцах, Турецкую Республику Северного Кипра, Абхазию, Южную Осетию. В экспертной среде даже зазвучало осторожное мнение о возможности диалога с ним. Тем более что такой диалог давно ведется с афганскими талибами, палестинским «ХАМАС», а с недавнего времени — с исламистской оппозицией в Сирии. Так или иначе, но ИГ де-факто стало субъектом мировой политики.
Стоит отметить одно щекотливое обстоятельство: ИГ является также и объектом мировой политики, используемым внешними акторами. В числе его «пользователей» — США, Россия, Европа, Турция, Иран, некоторые арабские страны. Выглядит это по-разному. Для России существование ИГ — повод для ее присутствия на Ближнем Востоке и одновременно предлог для налаживания отношений с США. Турция видит в ИГ барьер на пути усиления курдского движения, а также инструмент давления на сирийский режим Башара Асада. Иран борьбой с терроризмом в лице ИГ оправдывает свой приход в Сирию.
Исламская перестройка
Появление ИГ было закономерным следствием нынешнего развития мусульманского мира, кульминацией того направления в исламе, которое именуется исламизмом. Без корректного, лишенного эмоций понимания исламизма невозможно понять ни причин появления ИГ, ни его последствий для мусульманского мира, да и для всего мирового сообщества.
По своей идеологии и практике исламизм — реакция на экономические и политические неудачи мусульманского мира, провал бытовавших в 1950-1970-е гг. имитационных и национальных моделей развития, а также на несостоятельность правящих элит. Исламизм предлагает свое решение всех этих проблем путем обращения к исламу. Основываясь на заложенные в исламе конструкты и нормативы, исламисты проповедуют единственно верную, с их точки зрения, основанную на религии организацию общества и государства — «исламскую альтернативу». Последователи этого религиозно-политического движения считают залогом своей правоты и неизбежности успеха его божественное предопределение, а также то, что ислам есть самый совершенный монотеизм, содержащий ответы на все вопросы человеческого бытия, будь то политика, экономика или частная жизнь. Они предлагают своего рода тотальную «исламскую перестройку».
Идея обустройства общества на принципах ислама — великая цивилизационная утопия, которую можно критиковать, но с которой нельзя не считаться. В нее верят сотни миллионов людей, что намного больше тех, кто верил в идеи европейского утопизма и советского коммунизма. Первый опыт реализации исламской альтернативы связан с миссией пророка Мухаммада, который действительно создал исламское протогосударство. В последующие столетия исламские богословы и правоведы разрабатывали правовую основу исламского государства, в основе которого лежит шариат. Как пишет немецкий исследователь Ноа Фельдман, «по сути, призыв к установлению исламского государства означает призыв к утверждению исламского права». Этот призыв легитимен, и он не является изначально экстремистским. Вопрос в том, какими методами этот призыв осуществляется.
Парадигма исламизма
С точки зрения политического действия в исламизме различимы три направления. Первое — умеренное. Сразу оговорюсь, что некоторые эксперты категорически отказывают исламизму в умеренности, поскольку априори считают его радикальным и даже экстремистским. И все же: умеренные исламисты есть. Они действуют в рамках конституции своих государств, делая упор на большем присутствии ислама в частной жизни, в сфере образования и воспитания. Умеренные исламисты не отторгают с порога ценности иных цивилизаций, используют в своей деятельности демократические институты. Они считают себя исламскими реформаторами, что в известной степени правомерно.
Умеренные исламисты не говорят, что будут добиваться поставленной цели любой ценой. Они не торопятся, полагая, что главное — это постепенная исламизация общества, подготовка его к плавному переходу к исламскому образу правления и жизни. На такую подготовку уйдут многие годы (как сказал автору один из исламистов-прагматиков, «пусть даже сто лет»), но все равно мусульмане придут к тому, что победа ислама, в том числе политическая, неизбежна.
Второе направление представлено радикалами, которые настроены более решительно. Как и умеренные, исламские радикалы также успешно используют демократию, участвуют в провинциальных и национальных выборах, добиваются мест в парламентах. В то же время действуют они не только в конституционных рамках, но часто используют уличный протест, значение которого в традиционном и полутрадиционном обществе превосходит значение институтов. Они выводят на демонстрации десятки и сотни тысяч своих приверженцев.
Радикалы не откладывают построение исламского государства «на потом». С другой стороны, они избегают крайних методов борьбы, в том числе террора, и готовы идти на компромиссы. С ними возможен диалог, о чем свидетельствует опыт общения с афганскими талибами, сирийской оппозицией, палестинским «ХАМАС», египетской организацией «Братья-мусульмане».
Здесь стоит сделать еще одно короткое отступление. Само понятие «радикал» не является однозначно отрицательным. Радикал — тот, кто стремится к решительным переменам, будь то в политике, науке или, например, в музыке. Радикалами были Эйнштейн, Бетховен, Кромвель, французские импрессионисты. В наше время «исламский радикал» носит однозначно негативный оттенок, и это, согласимся, не всегда корректно.
И только третье, экстремистское направление ориентировано на бескомпромиссную, беспощадную, включая вооруженную, борьбу. Экстремисты стремятся добиться окончательной победы, построить исламское государство немедленно, не считаясь ни с какими жертвами. И кроме того, они мстят. Западу — за то, что он Запад, христианам — за то, что они христиане, своим единоверцам — за то, что «плохие мусульмане». Экстремисты не связаны никакими моральными нормами. Отсюда жестокость. За свои действия они несут ответственность только перед Всевышним, именем которого они оправдывают любые самые кровожадные поступки.
Частью исламистского экстремизма является терроризм. Эти понятия не тождественны, тем более что у терроризма нет одного общепризнанного определения. Количество дефиниций перевалило за сотню. Тем не менее общее представление о терроризме все же существует: террористы — те, кто убивают не причастных к политической деятельности. В отличие от «простых» экстремистов, которые действуют преимущественно в пределах мусульманского мира, террористы творят свои дела по всему миру, представляя угрозу каждому человеку в любой точке Земного шара.
Здесь нужно провести разделительную черту между радикалами и экстремистами. Первые настроены не только на борьбу, но также и на созидательную деятельность. Они действительно заняты строительством государства. А для этого им необходимы соответствующие условия, попросту говоря, нужен мир. Для экстремистов же война, террор превратились в самоцель. Они мешают радикалам в их работе. Они мыслят себя только в рамках джихада, понимаемого ими в узком, чисто милитаристском смысле слова. К ним действительно подходит определение «джихадисты».
Все три направления в исламизме соприкасаются между собой. Разумеется, между президентом Турции Реджепом Эрдоганом и главой «Аль-Каиды» Усамой бен Ладеном — «дистанция огромного размера». Однако и тот, и другой вписываются в парадигму исламизма.
Поражение ИГ — что потом?
В 2016-2017 гг. «Исламское государство» понесло существенные потери. Сократилась контролируемая им территория, пала его столица в Ираке, Мосул. Очевидно, ИГ придется окончательно уйти из своей сирийской столицы — Ракки. Уничтожены многие лидеры ИГ, включая Абу Бакра аль-Багдади, смерть которого оно недавно признало. Потери боевиков исчисляются тысячами. Возвращаются на родину зарубежные муджахеды. Из-за творимых ИГ жестокостей оно утрачивает симпатии как местного населения, так и мусульман во всем мире.
Против ИГ воюют сразу две коалиции — российская и американская, каждая из которых состоит из нескольких государств. С их мощью силы ИГ несопоставимы. Поражение ИГ не вызывает сомнений. Однако что потом? Сегодня это главный вопрос, на который необходимо объективно и честно ответить.
Во-первых, ИГ никогда не признает своего поражения. Скорее всего, его идеологи станут утверждать, что на самом деле ИГ одержало победу, доказав свою силу, способность противостоять кому бы то ни было. Так что борьба продолжается.
Во-вторых, в Сирии и Ираке останутся его сторонники, которые после некоторой паузы могут продолжить свою активность. И действовать они будут так же жестко, если не жестче. Это станет местью за прошлые неудачи. «Акты возмездия» будут происходить по всему миру, главным образом в Европе. Кроме того, появятся «спящие ячейки», т. е. группы боевиков, которые после реструктурирования возобновят свою деятельность. Кстати, «спящие ячейки» давно существуют на постсоветском пространстве.
В-третьих, неизвестно, как поведут себя вернувшиеся в свои страны боевики. Сотни (может быть, даже тысячи) бывших «игиловцев» уже находятся дома, в частности, в России, Центральной Азии. Пока они никак о себе не заявили. Но как долго продлится их молчание? Не исключено, что они займутся пропагандой, вербовкой своих сторонников, продолжат борьбу в составе религиозно-политической оппозиции. Эти люди, учитывая их накопленный боевой опыт и религиозный фанатизм, при определенных условиях — осложнении социально-экономической и политической обстановки — могут дестабилизировать ситуацию в отдельном регионе и в целом в стране.
Исламистская экстрема пойдет по кругу. Не сумев уберечь «Исламское государство», экстремисты сделают главный акцент на наказании своих «обидчиков», вернувшись к методам «Аль-Каиды». К тому же возрастет активность «одиноких волков», и тактика индивидуального террора обернется стратегией экстремистов. Это мы наблюдаем уже сегодня.
В-четвертых, сама идея исламского государства никуда не исчезла. Она продолжает витать в воздухе, и очередная попытка ее реализации — вопрос места и времени. Среди вероятных кандидатов — Ливия, Нигерия, Сомали, некоторые другие африканские страны. Напряженной остается ситуация в Афганистане. Иногда называют даже Центральную Азию. Борьба за создание исламского государства может начаться в любом уголке мусульманского мира, где продолжается бесконечный системный кризис и нарастает разочарование мусульман местной властью, неспособной (или не желающей) принимать меры по качественному улучшению жизни населения.
Печальный парадокс состоит еще и в том, что социально-политический взрыв может случиться и в том случае, если глубокие реформы все же будут проводиться, поскольку на первых порах они будут сопровождаться немалыми потерями для значительной части людей, протестная реакция которых будет выражаться в религиозной форме.
Чем слаб исламизм
Однако, несмотря на неоспоримые успехи, исламизму присущи слабости, избавиться от которых его адепты не могут (или почти не могут). Исламисты сильны и популярны, когда они находятся в оппозиции — критика власти именем ислама всегда удобна и эффектна. Однако оказавшись у власти, они не способны быстро и эффективно решать социальные и экономические проблемы. Свидетельства тому — участие (краткое) Партии Возрождения во власти в Тунисе в 2011 г., президентство ставленника «Братьев-мусульман» Мухаммада Мурси в Египте в 2012 г. Конечно, их провал во многом объясним недостатком времени. Но с другой стороны, есть опыт Исламской революции в Иране, где аятоллы спустя десятилетия пребывания у власти по-прежнему не могут преодолеть социально-экономические трудности. Исламистам не хватает профессионализма.
Занимаясь повседневными текущими проблемами, они, особенно прагматики из их числа, понимают, что законы шариата не универсальны и не могут эффективно применяться во всех без исключения сферах жизни. В результате внутри исламистов нарастают противоречия, и они становятся менее консолидированными.
Сегодня исламизму явно не хватает ярких харизматических лидеров. Их нет ни на национально-государственном, ни тем более на глобальном уровне. Им не стал и погибший глава Всемирного халифата аль-Багдади, влиятельность которого не сравнима с авторитетом Усамы бен Ладена, чье имя стало нарицательным. Наибольшие претензии на харизму у турецкого президента Реджепа Эрдогана, но сам он не относит себя к исламистам, а его популярность ограничена его собственной страной. В Иране в ближайшем будущем явно не предвидится «новый Хомейни».
Неформальный полюс силы
Влияние ислама на политику на национальном, региональном уровнях и в глобальном масштабе будет нарастать, что является предпосылкой для расширения исламистского пространства. Все три упомянутые исламистских направления сохранятся, хотя соотношение между ними может меняться в зависимости от ситуации в каждой конкретной стране и регионе.
Усилению исламизма, или, как иногда его называют, «политического ислама», способствуют нестабильность внутри мусульманского мира, а также его конфликтные отношения с Западом. В ходе мучительной и непредсказуемой трансформации системы международных отношений при формировании нового, пока пунктирного мирового порядка исламизм, включая его радикальное и экстремистское направления, становится одним из неформальных полюсов силы. И это обстоятельство можно считать своего рода «ассиметричным ответом» мусульманского сообщества на формирующуюся многополярность.
Исламизм не привносится извне. Да, движение Талибан формировалось при помощи разведки Пакистана, Израиль сам приложил руку к сотворению «ХАМАС», рассчитывая на то, что его можно будет использовать против Палестинского движения сопротивления Ясира Арафата, а «Аль-Каида» складывалась при молчаливом согласии зарубежных спецслужб. Однако сама благоприятная почва для исламистских группировок образовывалась десятилетиями, задолго до прихода «внешних инженеров». Аналоги «Аль-Каиды», Талибана в конечном счете родились бы сами по себе, в ином виде и под другими именами. В хаосе Ближнего Востока появление «Исламского государства» было неизбежно. Оно явилось объективным следствием наступившей в 2011 г. «арабской весны». Аналитик Ричард Янг описывает ситуацию на Ближнем Востоке как «мириады уровней поляризации внутри общества». Однако в этом «космосе» ярче всего засверкали исламистские звезды.
Бесполезно также пытаться установить над исламистами тотальный контроль. Ими можно манипулировать, но только в ограниченных масштабах, поскольку, будучи неуступчивыми, зацикленными на своем миропонимании, они в конечном счете будут исходить из собственных интересов. В таком контексте и следует воспринимать компромиссы между исламистами и США, европейскими странами и Россией.
Исламизм в разных своих вариантах — политический (религиозно-политический) долгожитель. Очевидно, это начинают понимать даже те, кто яростно критикуют исламистов, предрекают им скорую гибель и рассуждают о «постисламизме». Попытки сформулировать исламскую альтернативу будут повторяться. К этим попыткам нужно относиться предельно внимательно. И это, наверное, самый главный урок, преподанный всем нам исламом в начале XXI в.
