Алексей Малашенко: Что означают последние теракты для мусульман России
Лидеры российской мусульманской общины привычно списывают последние события на антиисламские интриги Запада, игнорируя то, что круг сочувствующих ИГИЛу в России давно перестал ограничиваться Северным Кавказом и охватывает почти все регионы страны
Реакция мусульманского сообщества России на произошедшие за последние две недели теракты на Синае и во Франции оказалась не столь единодушна, как того хотелось бы официальной пропаганде и лояльным власти мусульманским политикам и духовенству.
Соцопросов об оценке мусульманами этих трагических событий не было, но даже и они вряд ли дали бы точное заключение на этот счет. Российская умма, включающая 16,5 млн мусульман – граждан РФ плюс примерно 4 млн мусульман – мигрантов из Центральной Азии и Азербайджана, в сумме насчитывает около 20 млн человек. И все они очень по-разному относятся и к Исламскому государству, и к действиям России в Сирии, и к недавним терактам.
Все извне
Представители мусульманского политического истеблишмента и духовенства обычно трактуют действия исламских радикалов так же, как власти. Российская пропаганда подает их прежде всего как результат интриг Запада, главная цель которых – дестабилизировать обстановку в регионе и устранить из него Россию. Глава мусульманской Ассоциации общественных объединений Мухамед Саляхетдинов, комментируя теракт в Париже, сказал, что «заказчиков нужно искать не среди мусульман», а «ИГ управляется извне».
Схожей позиции придерживается глава Чечни Рамзан Кадыров, неоднократно повторявший, что ИГ, как и другие исламистские организации, было создано западными спецслужбами. Кадыров также считает, что теракты, в том числе парижские, направлены на «разжигание антиисламских настроений». В том же ключе он уже комментировал теракт против французского журнала «Шарли эбдо». Первый зампред Совета муфтиев России Рушан Аббясов, выступая на одном из федеральных каналов, заявил, что ИГ никакого отношения к исламу не имеет.
Такая оценка призвана, так сказать, «деисламизировать» ИГ, как и в целом феномен религиозного радикализма, представить его чуждым исламу орудием внешних сил, используемым для его дискредитации. Исламизм квалифицируется как занесенная извне болезнь, даже «раковая опухоль», удалить которую можно исключительно с помощью «силовой хирургии».
При этом сознательно игнорируется то обстоятельство, что исламизм есть глобальный распространенный во всем мусульманском мире религиозно-политический тренд, базирующийся на идее, что можно построить государство и общество на основе исламской традиции. И эта идея разделяется огромным количеством мусульман. В противном случае исламисты не присутствовали бы во всех парламентах мусульманских стран и периодически не одерживали бы побед на выборах – от муниципальных до президентских. Возникшее в 2014 году ИГ есть лишь одно из проявлений этого тренда – наиболее радикальное.
Салафитская солидарность
Исламский радикализм активизируется в России. Причем если раньше его присутствие было характерно преимущественно для Северного Кавказа, то теперь он распространился практически по всем регионам России, включая Сибирь и даже Дальний Восток. Исламисты (в России их чаще называют салафитами или ваххабитами) стремятся установить контроль над мечетями, в которых свыше двух третей имамов – пожилые, за 70 лет, люди, не владеющие современной религиозной проблематикой, неспособные увлечь своими проповедями паству. На их места претендуют амбициозные, имеющие профессиональные навыки молодые священнослужители, многие из которых окончили зарубежные (преимущественно арабские) исламские институты и университеты, владеющие ораторскими навыками и часто придерживающиеся радикальных убеждений.
В России действуют тысячи салафитских кружков, отделений сместившейся сюда из Центральной Азии радикальной партии «Хизб ут-Тахрир». Наконец, продолжается рекрутирование молодых людей, в том числе девушек, в ИГ, эмиссары которого неоднократно задерживались спецслужбами на пространстве от Кавказа до Тихого океана. По разным оценкам, в составе ИГ воюют от двух до семи тысяч российских мусульман. Количество тех, кто симпатизирует ИГ, статистике не поддается. Если судить по многочисленным нарративам, их число может достигать полумиллиона человек.
Да, даже среди «потенциальных игиловцев» большинство выступает против террористических методов ИГ. Однако сама идея создания исламского государства им импонирует, так как ассоциируется в их сознании с социальной справедливостью, равенством, честным правителем, своего рода «исламской демократией», что особенно привлекательно в обстановке кризиса российской экономики, коррупции и растущего неравенства.
Войну же против ИГ, так же как и российскую операцию в Сирии, многие мусульмане воспринимают как войну против ислама, за что его противники должны понести наказание. Напомним, что после 11 сентября не все мусульмане сочувствовали американцам. Было немало и тех, кто вслед за «Аль-Каидой» считал, что США понесли заслуженную кару именно за войну против ислама. Уничтожение российского аэробуса, успешный, с точки зрения экстремистов, теракт в Париже и участие в нем шахидов-смертников могут стать для их единомышленников примером для подражания.
Под ударом оказывается Россия. Сегодня кремлевские политики, прежде всего президент Путин, неустанно повторяют, что именно она добровольно несет на себе главную миссию по борьбе против международного (читай исламистского) терроризма. Следовательно, она-то и является главным врагом ИГ, первостепенным объектом для нанесения будущих ответных ударов.
Возможно, кому-то покажется не столь значимым, что среди двух десятков готовивших и участвовавших в парижских расстрелах террористов не было обнаружено ни одного выходца из России. Хотя известно, что среди джихадистов ИГ они отличались высокими боевыми качествами и профессионализмом. Возможно, их в Париж «не пригласили», но не исключено также, что они готовят себя к атакам на другом, более знакомом им российском направлении. И тут «внешние игиловцы» будут взаимодействовать с теми, кто не поехал на Ближний Восток и «затаился» дома. Заметим, что в России давно не было серьезных терактов, даже после вступления в ИГ «Имарата Кавказ», что вполне могло стать поводом для террористической демонстрации возросшего потенциала объединенного исламистского формирования.
Нарастающая жестокость
Судя по первым результатам расследований парижской трагедии, заметную роль там сыграли мусульманские мигранты, как недавно прибывшие, так и уже натурализовавшиеся в Европе. А ведь и среди выходцев из Центральной Азии не только мирные строители и труженики вещевых и продуктовых рынков. Именно мигрантская среда является одним из каналов проникновения в Россию вербовщиков ИГ. (Зимой 2002 года в одном узбекском городе в Ферганской долине у меня состоялся разговор по душам с имамом местной мечети. Имам, поначалу долго хваливший президента Ислама Каримова, потом произнес шепотом: «Если бы сейчас у нас были честные выборы, то бен Ладен победил бы в первом туре». Наверное, он преувеличивал, хотя проверить его слова невозможно – честных выборов в Узбекистане пока что не было.) В России после случившегося в Париже миграция, очевидно, будет поставлена под особый контроль, основанный на давно действующем в США принципе «нулевой толерантности», следуя которому при малейшем нарушении закона мигрант будет немедленно экстрадирован на свою мусульманскую родину.
В Париже террористы выкрикивали «Это вам за Сирию», однако никаких требований не выдвигали. Из этих слов легко сделать парафраз: «Руки прочь от Сирии!» Что могут потребовать террористы, если рискнут действовать в России? Очевидно, то же самое. Однако вероятность уступок им что во французской, что в российской столице – нулевая. Как невозможны переговоры ни с исполнителями, ни с заказчиками терактов, если таковые существуют.
Отсутствие шансов на диалог априори определяет жестокость террористов. Что уже было видно по действиям джихадистов в театре «Батаклан». В России устроители терактов – начиная с 1995 года в Буденновске и вплоть до нападения в 2004 году на школу в Беслане – рассчитывали на учет их требований и уж как минимум на признание их «воюющей стороной». Французские полицейские на «разговор» не пошли, и сто человек было убито. Наши тоже, скорее всего, церемониться не будут.
Сейчас многие пишут, что после 13 ноября Франция стала другой. Возможно. А стала ли другой Россия после «Дубровки» и Беслана? Зато постепенно меняется мусульманское сообщество, в котором продолжается дифференциация между людьми и группами по признаку того, какие интерпретации ислама им ближе. В этом контексте и крайний исламизм на Ближнем Востоке, и последние теракты, носящие антизападную, в том числе и антироссийскую направленность, влекут не только размежевание внутри мусульманского сообщества, но и рост исламофобии, межконфессиональной и межэтнической напряженности, что в свою очередь провоцирует дальнейшее распространение среди мусульман радикальных настроений.