14 марта 2023 г. Совет по внешней и оборонной политике при поддержке Фонда президентских грантов провел экспертный семинар по актуальным международным вопросам в рамках проекта «Российские регионы в условиях острого международного кризиса: ресурсы выживания и потенциал развития» совместно с Балтийским федеральным университетом им. Иммануила Канта (г. Калининград) и аналитическим порталом “RuBaltic.Ru” (г. Калининград). Ниже публикуем тезисы докладчиков.

Фёдор Александрович Лукьянов, председатель Президиума СВОП, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», профессор-исследователь факультета мировой экономики и мировой политики НИУ «Высшая школа экономики», директор по научной работе Фонда развития и поддержки Международного дискуссионного клуба «Валдай».

Вся страна живет в особых обстоятельствах, но Калининградская область – тем более. Проблемы, которые мы обсуждаем в течение года в разных аудиториях, здесь выглядят более рельефно и наглядно. Что будет происходить дальше, никто не знает, кто говорит, что знает — лукавят. Закрытие целого окна возможностей определенного типа развития несет существенные издержки, но в то же время позволяет поднять глаза и посмотреть, где еще есть окна.

Один из возможных мотивов спецоперации заключался в том, что российское руководство признало ошибочным путь, который избрала страна, повернув на определенный тип отношений с Западом с 1980-х гг. Это привело не туда. Сегодняшняя встряска заставляет всерьез переосмыслить пройденный путь и понять, куда идти дальше.

Андрей Павлович Клемешев, президент Балтийского федерального университета им. И. Канта, научный руководитель Института геополитических и региональных исследований БФУ им. Канта, главный редактор научного журнала «Балтийский регион».

После распада СССР Калининград оказался в очень сложных социально-экономических и социокультурных условиях. В этом отношении связь с метрополией для нас всегда была важна. Не только социально-экономическая, но и социокультурная составляющая играла колоссальную роль. В 1990-х в начале 2000-х гг. господствовало представление о том, что мы будем так или иначе, особенно Калининград, интегрироваться в европейское пространство. Теперь мы превратились в военный форпост России практически в центре Европы (мы находимся западнее Варшавы). И в этом отношении связь с «большой Россией», понимание федеральной повестки и происходящего в других регионах очень важна.

Переход от роли «мостика» в Европу к роли «острова» серьезная социально-психологическая тема, к которой мы будем все время возвращаться. Все наши интеллектуальные возможности формировались в новой России в 1990-е годы, когда господствовали идеалистические либеральные представления, от которых мы пока никак не можем избавиться в современной политологии. Мы будем все больше отходить от классических канонов. Кроме осмысления политических процессов очень важно понять, что произошло с людьми, что мы упустили в предыдущие годы, как мы изучали интеграционные процессы в Европе. Мы потеряли страноведение. Глядя на то, кто и какие решения принимает в ЕС (в той же Финляндии, к которой мы с советского периода привыкли относиться особым образом), ясно – мы упустили из виду, что произошло со сменой элит в Европе. Нужно понять, каковы риски потери человеческого потенциала, потенциал сбережения людей во всех отношениях. Мы потеряли страноведение. Очень тяжело найти специалистов по странам, а что касается малых стран Балтии, Польши, страноведов можно пересчитать по пальцам. Необходимо по-новому посмотреть на привычные вопросы и разработать новые теоретико-методологические подходы

Роман Викторович Балашов, заместитель полномочного представителя Президента Российской Федерации в Северо-Западном Федеральном округе.

Сейчас Калининград является узловой точкой. Как по капле воды можно понять, что происходит в океане, так и по тому, что происходит на границах Калининградской области, можно оценить глобальные процессы, происходящие в мире в целом. Прошедшие два года стали для региона очень серьезным вызовом. Благодаря поддержке президента и губернатора Калининградской области мы увидели парадоксальный пример того, как беспрецедентный набор вызовов оказался большим потенциалом для развития региона. Это очень интересный опыт того, как мы умеем работать в экстремальных условиях. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые! Его позвали всеблагие как собеседника на пир» (Ф. Тютчев). Как в этом стихотворении, мы сейчас находимся на территории Калининградской области в роковые минуты мира, а выпьем из чаши бессмертия или нет, зависит от того, как пройдет наша сегодняшняя дискуссия и от того, какой потенциал развития мы с вами увидим. Я уверен, в величие и бессмертие нашей страны, ее народа и великой культуры.

Иван Алексеевич Сафранчук, директор Центра евроазиатских исследований Института международных исследований МГИМО МИД России.

В последние 10-20 лет очень многие понимали, что глобализация развивается «не туда», но что-то менять было крайне сложно. Все процессы, особенно связанные с получением прибыли, были отлажены (производственные цепочки, финансовая система и пр.), поэтому на многое закрывали глаза. Единственной страной, которая верила, что все движется в правильном направлении, был Китай. Они очень долго заблуждались, а все остальные поддерживали эту иллюзию, считая, что чем дольше кто-то будет заблуждаться, тем ему хуже. Надо признать, что китайцы, осознав, что глобализацию «закрывают», довольно быстро перестроились.

Под понятием глобализации мы объединяли несколько явлений. Мы привыкли к тому, что они синхронизированы, усиливают друг друга, поэтому сложилось мнение, что все три явления и составляют глобализацию. Первое – процесс материального сближения народов, физических, торговых, производственных, финансовых процессов. Он идет уже несколько веков. Второе явление – процесс идейной универсализации, сближение взглядов и мировоззрений разных народов. Формировалось нечто «общечеловеческое», что считалось достижением цивилизации. Третье – снижение роли государств, особенно к концу XX – началу XXI века, когда появилось мнение, что «размывание» государств носит необратимый характер. Четвертое – снижение значения пространств.

Что происходит сейчас? Если раньше эти процессы усиливали друг друга, то теперь они вошли в диссонанс. Возвращается значение пространств. Государства вернули себе главную роль в системе международных отношений. Но главное – разошлись явления материальной связанности и идеаторной универсализации. Сообщества не отказываются от собственной идентичности в стремлении к чему-то общечеловеческому, а начинают всячески ее поддерживать. При этом уровень материальной связанности остается очень высоким, и ни у одной страны нет желания ее разрушать, поскольку связанность с миром – важнейший элемент всех социально-экономических моделей. Слишком разные оказались слишком близко друг к другу. Впервые в истории человечества у государств не оказалось возможности отказаться от разрыва связей с «неудобными» партнерами. Коллективный Запад не смог «вырубить топором» Россию из мировой хозяйственной системы.

15-20 лет Запад держал нас в «развилке»: вам необходимо выбирать между суверенитетом/безопасностью и материальным развитием. Россия, Китай, Бразилия и другие страны стали осознавать, что этот выбор некомфортен, но считали, что этот выбор неизбежен, и пытались найти какой-то баланс. То, что происходит в течение последнего года – очень радикальный выход за пределы этой дилеммы.

Тимофей Вячеславович Бордачёв, научный руководитель ЦКЕМИ НИУ ВШЭ, программный директор Международного дискуссионного клуба «Валдай»

«Любуясь, как реформа преображала русскую старину, мы не доглядели, как русская старина преображала реформу» (В.Ключевский). Это актуально для нас всегда, особенно с тех пор, как Россия в силу внешнеполитических обстоятельств вступила на путь более активного взаимодействия со своими сопоставимыми по силам противниками сначала в Европе, а затем и за её пределами.

Политическая культура – не перчатки, которые можно менять каждый день/год/столетие. Она формируется на всем протяжении развития народа. Решающую роль оказывают исторические переживания, география, духовно-нравственные ценности поколений, на много веков удаленных от нас. Элементы политической культуры не исчезают, они проявляются ярче или приглушеннее, но определяют то, как мы реагируем на возникающие внешние вызовы. Наибольшее влияние на формирование внешнеполитической культуры имеют внешние факторы, которые не зависят напрямую от общества.

История – набор специфических переживаний народа на разных этапах его развития в окружении себе подобных. Каждое переживание создаёт уникальный опыт. Они определяют, как мы впоследствии подходим к разным проблемам. Исторические события — кузница национального характера.

Наиболее обойдён вниманием период отрочества российского государства с конца XIII и до конца XIV века, когда оно вышло на европейскую международную арену. Нет ярких героев. На протяжении 300 лет мы видим одинокую героическую фигуру Дмитрия Донского. Ярких персонажей нет, поскольку есть мнение, что до середины XVI века Россия была частью монгольской империи и не представляет большого интереса. Но только тогда русский народ сталкивался с вызовами самому своему существованию. Потому впечатления людей XIV-XV века стали верованиями людей, за ними последовавших, т.е. и нашими.

Другой важнейший геополитический фактор, влияющий на становление российской внешней политики — география. До того, как Русское государство приобрело силовые возможности, сопоставимые с силой соперников, оно было удалено от центров межгосударственной борьбы в Западной Европе и Восточной Азии.

Российская внешнеполитическая культура развивались в окружении народов, которые затем стали частью российского государства. Россия победила и включила в свой состав самого значимого внешнеполитического противника, Золотую Орду. Именно поэтому для неё не существует нерешаемых задач.

Природа русской земли не создавала для государства других важных проблем кроме внешнеполитических и оборонных — в отличие от Центральной Азии или Китая, где для решения экономических задач был необходим коллективный труд,

Реки воспринимаются не как естественные ограничители, а как способ объединения, достижения целей, расширения. Российское государство никогда не сталкивалось с серьезными топографическими препятствиями в виде гор (Уральские горы в силу их легкой преодолимости не стали разделительным барьером). Итак, в русской внешнеполитической культуре нет понятия естественных границ. Любая граница для нас искусственна, т.е. создана политической волей, и поэтому преодолима путём проявления политической воли.

Третье — духовная культура. Когда Россия стала империей, она уже стояла на прочной религиозно-философской основе понимания своего места в мире, и все остальные ее действия были вполне предсказуемыми. Сочетание географического масштаба, силовой мощи и осознание полной духовной и политической самостоятельности заставляло Россию ставить себя в особое положение. «Россия может быть арбитром Европы».

Понимание собственной самоценности развивалось в русской литературной и летописной традиции на протяжении первых 500 лет нашей истории и стало необходимым условием для обретения Россией суверенитета. Внутренняя легитимность государства и его политики значит намного больше, чем внешнее признание.

Иван Юрьевич Зуенко, старший научный сотрудник Центра евроазиатских исследований Института международных исследований, доцент кафедры востоковедения МГИМО МИД России.

Следует привыкать к пониманию Китая как глобального субъекта международных отношений, чьи интересы носят глобальный характер. Что такое «Один пояс, один путь»? С одной стороны, маршруты проходят далеко от Калининграда, где мы находимся. С другой, в китайский аргументации «Один пояс, один путь» проходит везде.

Российско-китайские отношения характеризуются высоким уровнем взаимодействия. Китай нас уже спас. Не будет преувеличением сказать, что в прошлом году мы смогли выжить и потому, что имели доходы от торговли с Китаем и внешнеполитическую поддержку. Пекин подал важный пример поведения, не присоединился к антироссийскому фронту. Именно появление Китая как альтернативного партнёра сделало возможным поворот к девестернизации России. Кроме того, Китай уже несколько лет является главным торговым партнером России — как и подавляющего большинства стран мира. Это огромный рынок. Москве глупо было бы упускать преимущества, связанные с географической близостью.

Усиливается взаимозависимость. Китай жизненно важен для России, и наоборот. Москва для Пекина важна как сильный внешнеполитический партнёр с очень схожей геополитической позицией. Россия важна и как торговый партнёр: она поставляет в Китай стратегическое сырье. В прошлом году РФ стала главным импортером нефти в КНР, опередив Саудовскую Аравию.

Идти на сближение с Китаем или не идти — есть ли у России выбор? По словам западных аналитиков, Россия совершает непоправимую ошибку, наращивая взаимозависимость с КНР, поскольку это несёт большое количество рисков. Однако риски сближения с Китаем носят гипотетический характер — тогда как риски сближения с Западом хорошо известны. Их можно назвать рисками десуверенизации. Так что дилеммы между рисками, которые понятны и конкретны, и теми, которые существуют только в теории, на самом деле нет.

Российско-китайское сближение — объективный системный процесс. Отправной точкой был конец 1970-х гг., когда на фоне китайско-американского сближения СССР, окружённый со всех сторон недругами, почувствовал, что находится в стратегической западне. Стало понятно, что проблему нужно решать. Процесс был долгим и тяжелым, но зародился он в тот момент и последовательно развивается до сих пор. Кроме того, никто не говорит о концентрации только на Китае, как и о «повороте к Китаю» — мы говорим о «повороте на Восток». Такая точка зрения разделяется и в Пекине. Он не заставляет выбирать «мы или они» кроме случаев, связанных с Тайванем.

Возможности российско-китайского сближения велики, но на данный момент не реализованы полностью во всех аспектах. Есть ограничители в торгово-экономическом измерении. Китай — наш стратегический партнёр, но если мы объединим все страны ЕС, то выяснится, что в 2022 г. с Европой мы по-прежнему торговали больше. Есть проблема неразвитости транспортной и логистической инфраструктуры, прежде всего на Дальнем Востоке. Это нивелирует все преимущества короткого логистического плеча, которое у нас есть. Другие ограничители — низкая емкость рынка на большей части территории РФ, высокие издержки на производство. В большинстве случаев это делает невыгодными китайские инвестиции в Россию, и прежде всего на приграничных территориях, где их больше всего ждут и где они нужны как фактор регионального развития.

Российско-китайское сотрудничество основано на расчёте. Оно не исходит из ощущения цивилизационной близости или родства. Главная сложность, связанная с различием наших цивилизаций — банальная языковая проблема, хотя она решается за счёт огромного прогресса в индустрии электронного перевода. Кроме того, наши представления друг о друге архаичны, даже «пещерны», не сравнимы со знанием наших партнёров на западе. Еще один фактор риска — вопросы исторической памяти. Все важные точки общей российско-китайский истории по-разному оцениваются в наших странах. С обеих сторон есть добрая воля сглаживать расхождения. Но есть побочный эффект: много проблемных моментов должным образом не проработаны. По-прежнему есть скелеты в шкафу, и это питательная среда для раскачки синофобии в России и русофобии в Китае.

Сейчас у России профицит в торговле, мы получаем больше выгод от взаимного сотрудничества, чем Китай. Но это закрепляет модель «сырье в обмен на высокомаржинальные промышленные товары». Перспектив переломить ее не видно. У России сократилось пространство для манёвра, у нас нет альтернативы многим китайским товарам. Это не критично, значительная часть мира живет по такой модели. Но это объективная реальность, которую мы должны понять и принять. Китаю Россия тоже нужна, и по некоторым позициям тоже нет альтернатив. По газу прежде всего. У нас нет выбора «сотрудничать с Китаем или нет». Но можно и нужно говорить о балансе между Китаем, другими странами «глобального Востока» и «глобального Юга» и Западом.

Дмитрий Викторович Стефанович, научный сотрудник Центра международной безопасности ИМЭМО РАН.

Ядерное сдерживание работает: и Москва, и Вашингтон, и Брюссель подчеркивают и ядерный статус, и нежелание прямого столкновения. Сдерживание бывает разное, сдерживание возмездием, сдерживание воспрещением. Работает только первое. При этом грань между сдерживанием и принуждением, а также между сдерживанием и устрашением. Однозначного ответа нет, одно перетекает в другое.

«Ядерная революция» переигралась – воевать снова можно. Но аккуратно.

Диалектика «снижения ядерных рисков»: не допустить эскалацию или обеспечить давление?

Враги не «не боятся ЯО», а не видят реализацию угроз. При этом в контексте «ядерных страхов» — играет роль страх не только «цели», но и «потенциально применяющей» стороны.

Чем громче кричим, тем меньше сдерживаем, потому что размывается символическое наполнение ЯО.

И о железе: ядерное сдерживание обеспечивается конкретными образцами вооружения и военной техники. Речь не только о триаде, но и о АСБУ, и даже о неядерных вооружениях.

Что интересно здесь, в Калининградской области, посреди враждебного ядерного альянса? Очень уязвимо, но взаимно. Возможное окно: демонстрация наличия отсутствия чего-нибудь.

Роль нестратегического ядерного оружия – компенсация дисбалансов в силах общего назначения.

Особый кейс – возможное появление ядерного оружия в Белоруссии. Пока гораздо больше символического измерения, прямая связь с возможностью развертывания американского ТЯО США восточнее. Военный смысл довольно условный.

Ракеты средней дальности могут заставить поменять базовый сценарий применения ЯО с ответно-встречного на упреждающий удар. В интересах сдерживания!

Ядерное оружие вернулось именно в практическую плоскость, что, конечно, некоторым образом перечеркивает все политические и экономические инвестиции в неядерное сдерживание. Мы знаем мало, но наверняка в перспективе будет пересмотр подходов, и у нас, и у них.

Что делать? Перетерпеть, не допустить дальнейшую эскалацию, победить в СВО, сохранять и укреплять контроль над вооружениями. Бегать по граблям не хочется. И еще раз, именно Калининградский эксклав может проложить дорогу. В обе стороны.

Больше о проекте СВОП: Проект «Российские регионы в условиях острого международного кризиса: ресурсы выживания и потенциал развития»

Метки: проект СВОП, Российские регионы в условиях острого международного кризиса: ресурсы выживания и потенциал развития