13 сентября 2023 г. Совет по внешней и оборонной политике совместно с НИУ ВШЭ провёл круглый стол «Государственная идеология? От русской идеи к русской мечте». Ниже публикуем выступления докладчиков.

КАРАГАНОВ Сергей Александрович, заслуженный профессор, научный руководитель факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, почетный председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике (СВОП)

Долгие годы многие говорили о том, что Россия не может существовать без русской национально-государственной идеологи. Эта идея встречала сопротивление, но сейчас стало очевидно, что нужно начинать по-настоящему работать над этим вопросом.

Сегодняшний круглый стол открывает один из крупных проектов Совета по внешней и оборонной политике, факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ под эгидой МИДа и Администрации Президента. Мы стараемся действовать максимально инициативно.

Два события дали импульс сегодняшнему мероприятию. Первое – выход в свет сборника статей Д.Г. Выдрина, крупнейшего политического философа и политтехнолога, под названием «Парадоксы футурологии» (статьи можно прочитать на сайте Украина.ру). В этом сборнике многие статьи посвящены теме национальной идеологии. Второе – Ассамблея СВОП, на которой первый круглый стол был посвящен тому же вопросу. Общая идея – навязать нашему государству, правительству и обществу более-менее понятную идеологию и перестать этого стесняться.

Общественный запрос огромен. Необходимо убедить руководство страны в срочной целесообразности продвижения духоподъемной национальной идеи, «русской мечты», национальных проектов (таких, как Транссиб, покорение Арктики, космическая программа). Без подобных идей великие державы перестают быть великими и просто разваливаются. История усыпана могилами великих держав, потерявших такую идею. У нас это произошло дважды: в феврале 1917 г., когда элиты и народ отвернулись от Бога, Царя и Отечества, и в конце 1980-х гг. когда умерла коммунистическая идеология, на которую была нанизана страна. Две великие державы, Китай и США, имеют свою идеологию (по крайней мере, пока). У первой – это восстановление великой роли Поднебесной, у второй – распространение свободы, демократии по американским лекалам по всему миру. У нас идеи пока нет. Благополучие, стабильность и российский патриотизм, консервативные ценности и даже борьба против Запада на Украине на такую идею не тянут, хотя должны стать видимыми ее частями. Элементы «идеи мечты» проскальзывают в речах президента, в документах (в частности, в Концепции внешней политики РФ). Но общей формулы того, какими мы хотим быть, каким хотим видеть общество и страну, что мы несем миру, все еще нет, и она не появляется, не продвигается.

Могу только догадываться, почему «идея-мечта» пока не сформулирована. Осталась оскомина от провалившейся коммунистической идеологии, хотя в ней были сильные элементы, она вела вперед. Главной причиной, вероятно, является то обстоятельство, что на втором уровне руководства страны стоят либо политтехнологи, технократы, либо люди, мотивированные экономически. «Бабло побеждает зло»? Это совсем не так, тем более в России. Многие боятся «идеи-мечты», поскольку она будет предъявлять новые требования справедливости, нестяжательства и просто отказ от привычной сегодня жизни в пользу общего будущего. Все еще мощно, хотя и отступает, западничество с его нацеленностью на индивидуализм, гедонизм и антипатриотизм. Западникам «русская мечта» заведомо претит: они кричат хором, что она не нужна, либо, что она должна прийти снизу из народа. Это абсолютная ложь. Идеологию порождает элита или государь, а потом предлагает обществу. Разумеется, она должна быть укоренена в истории и менталитете народа, вести вперед, будить творческое начало в человеке и в массе граждан, побуждать работать на общее дело, в том числе и бескорыстно.

Сейчас, во время мирового перелома и войны, которая ведет страна, особенно необходимо новое духовное осознание себя. Открытия науки, достигнутое относительное благосостояние и новые вызовы дают возможность человеку стать Человеком с большой буквы, Человеком-Богом. А Запад уничтожает человека и Бога в нем. Мы можем и должны поднять знамя нового гуманизма. На более приземленном уровне нужно утверждать, что призвание человека – любить и защищать семью, общество, Отечество. Это не просто консервативные, а именно истинные человеческие ценности, служение которым – призвание России, нашего народа, каждого русского, независимо от его этнической принадлежности. Стоит вернуться к корням. Мы – богоизбранный народ, наше призвание – защита не только Родины, но и свободы всех стран и народов, их многоцветия, многообразия и многокультурности. В русскую «идею-мечту» должны быть заложены ценности уже во многом присутствующие в общественном сознании, но они должны быть сформулированы как идеал, как то, чем и кем мы хотим быть.

Дам собственный набросок, «узурпируя» те идеи, которые, наверное, будут предложены. Главное для нас – это русский человек, русский русский, русский татарин, русский чеченец, русский бурят и т.д., его духовное, физическое и интеллектуальное развитие. Мы за новый гуманизм против уничтожения Человека в человеке и Бога в нем. Смысл жизни человека не в гедонизме, и не в индивидуализме, а в служении семье, обществу, Родине, миру, Богу (если он или она в него верят). Мы за коллективизм, называем это соборностью. Человек может состояться и быть свободным только в служении общему долгу и делу. Мы народ воинов и победителей, народ-освободитель от всех, кто пытается стать гегемоном, доминировать, подавлять другие народы. Служение своему Отечеству и государству – наш высший долг. Мы защитники своего суверенитета, но и свободы всех народов выбирать собственный экономический, культурный, политический, религиозный, духовный путь. Мы народ интернационалист, нам чужд расизм. Мы за культурное, духовное многообразие, многоцветие, мы уникальная культурно-религиозно открытая страна-цивилизация, призванная объединить все цивилизации Большой Евразии и мира. Мы за нормальные (не консервативные, а просто нормальные) человеческие ценности, за любовь женщин к мужчинам и мужчин к женщинам и к детям, за уважение к старикам, за любовь к своей земле. Мы страна женственных и очень сильных женщин, не раз спасавших Родину в лихую годину. И мы народ сильных и отважных мужчин, готовых защищать слабых. Мы за справедливость между народами и внутри страны. Каждый должен получать сообразно своему вкладу в общее дело, но слабые, одинокие, старые должны быть защищены. Мы – нестяжатели, но стремимся к заслуженному личному благополучию. Показное потребление – аморально и непатриотично. Бизнес – это образ жизни для того, чтобы сделать жизнь лучше. Мы народ, не потерявший связь с родной природой, будем ее сохранять и защищать. Россия – главный экологический ресурс человечества. Наш герой – солдат, ученый, врач, инженер, учитель, бизнесмен-благотворитель, крестьянин и рабочий, создающие своими руками достаток страны.

В России нет институтов, идеологических отделов, призванных не просто пропагандировать, но и «производить» идеологию. Поэтому давайте займемся этим. В СВОП, как вы знаете, мы не раз объединяли патриотов разных политических взглядов ради общего дела. Мы предлагаем запустить этот проект сейчас и на ближайшие 2-3 года для того, чтобы он стал потом общенациональным проектом. Мы будем его предлагать и навязывать руководству страны. Без большой «идеи-мечты» общество не станет народом в полном смысле этого слова, чиновник не получит стимула для работы кроме выполнения функции обеспечения личного благосостояния. И войны не выигрываются без понимания того, ради чего солдаты воюют: сохранения и возрождения Человека в человеке, свободы, суверенитета страны и всех народов.

ВЫДРИН Дмитрий Игнатьевич, украино-российский философ, публицист, политтехнолог, в прошлом – советник президентов Украины, ныне – гражданин России

Наш круглый стол называется «Государственная идеология? От русской идеи к русской мечте». Я бы назвал его по-другому: «От государственной идеологии к русской мечте», поскольку это «инь и ян», родственные духовные сущности. Государственная идеология – тоже мечта, выраженная в государственной форме, в государственных нарративах и инструментах. А «русская мечта» больше касается персональных желаний, ожиданий, взглядов и т.д. Поэтому эти сущности можно разграничивать, но нельзя сильно отделять друг от друга. Это первое. Второе. Меня представили философом. Я не философ, а человек, который занимается философией. Я назван украинским философом, с этим не совсем соглашусь, поскольку считаю, что в Украине нет философии. Есть русская философия, которая в свое время проецировалась на территории, которые называются Украиной. Единственный философ, которого Украина пытается приватизировать, Григорий Сковорода, на самом деле русский философ.

Я хотел бы начать с двух воспоминаний: с последнего моего обращения к теме мечты и первой моей рефлексии по поводу мечты. Последнее мое обращение к теме мечты случилось относительно недавно. Я был обеспокоен анализом военной ситуации, которая проходит сейчас на территории Украины. Эту ситуацию описывали в основном посредством военно-технократических принципов и инструментов, институтов, пересчитывая количество ракет, танков, мобилизационного ресурса. Мне пришлось по этому поводу написать несколько статей. Я считаю, что, к сожалению, почти не учитываются невоенные факторы, которые часто играют значительно большую роль, чем факторы военные. Таких факторов довольно много, и они известны. Это культура, язык и множество других вещей, в том числе, мечта. Мечта – один из факторов либо военных поражений, либо военных побед, поскольку от сущности мечты, ее размера и структуры зависит потенциал воюющей страны.

В европейских парламентах мне задавали один и тот же вопрос: кто присоединил Крым к России? Тут же предлагают варианты ответа: «вежливые люди», «зеленые человечки», президент России и пр. Я им всем рассказывал одну и ту же историю. По утрам я иду на пляж купаться сначала по улице Грибоедова, потом перехожу на улицу Ломоносова, потом на бульвар Пушкина. Я отвечал, что, на мой взгляд, Крым присоединили Грибоедов, Ломоносов и Пушкин, поскольку они создали тот язык, на котором и с помощью которого можно было вернуть полуостров в состав России. Не присоединить, а именно вернуть, поскольку язык обладает недооцененной нами политической, геополитической, творческой силой. Я анализировал стенограмму боев на украинском военном фронте (они есть в интернете). Противоборствующая сторона часто использует русский мат, который стал общим достоянием, поскольку по украинским канонам он не считается использованием русского языка. Описать военную операцию можно только с помощью структурированного, богатого, не цензурируемого ни церковью, ни государством языка, каким в силу разных обстоятельств стал русский язык. Поэтому войны выигрываются не только танками, они побеждаются языком. Люди видят мир не столько глазами, сколько словами, и поэтому от сущности языка, от его силы зависят в том числе и возможности государства по решению тех или иных геополитических вопросов.

К таким невоенным факторам военных побед относится и меча, поскольку от размеров мечты, ее структуры и параметров зависит значительно больше, чем от размера ВВП. Я отдаю должное таким показателям, как ВНП, но при этом я бы не сравнивал национальные валовые продукты консолидированного Запада и России (что несравнимо), не учитывая при этом колоссальные преимущества потенциала, который заключен в русской мечте. Она только формируется, на государственном уровне в виде государственной идеологии, а на индивидуальном в виде тех личных, пока еще смутных, образов которые рождаются в отдельных головах участников этих событий.

А теперь я хотел бы для подкрепления своей позиции вспомнить первую свою рефлексию по поводу мечты. В 1992 г. мне пришлось читать лекцию в Вест-Поинте на факультете стратегической разведки в знаменитой американской военной академии. Будущие «Джеймсы Бонды» все были влюблены в СССР (поскольку человек обычно влюбляется в ту страну, против которой его готовят – то же самое относится и к русским американистам). Студенты спрашивали меня: «Когда распался СССР, вы участвовали в акциях против развала Советского Союза? И если не участвовали, то почему?» Они считали, что это была лучшая страна в мире. Я стал задумываться, почему же я не партизанил в защиту СССР, а оказался среди тех, кто выходил на площади и выдвигал претензии руководству (может быть, и справедливые). После небольшой рефлексии я ответил, что одной из причин было то, что среди негативных качеств той системы, в которой я вырос, получил образование и состоялся, было то, что эта система постоянно секвестировала мечту. Вся система была построена на урезании, мечта была похожа на шагреневую кожу. Были красные линии, которые, в отличие от нынешних времен, нельзя было пересекать. Например, я был еще молодым заведующим кафедрой и мог мечтать о «Жигулях» или о «Москвиче». Но не мог грезить о, скажем, черной «Волге» – это была мечта партийных работников, и только первый секретарь райкома мог получить право на нее. Я мог мечтать о трехкомнатной квартире, но не мог мечтать о своем доме, потому что это была прерогатива мечтаний торговой мафии. Для себя я разделял мечту и химеру. Мечта – это желаемый образ будущего, которое имеет шанс состояться, а химера – то, что не состоится ни при каких условиях. Поэтому в советское время мечта о «Мерседесе» была химерой, а мечта о «Жигулях» была реальной мечтой, которая могла исполниться. Потом я нашел практическое подтверждение своим мыслям. Мне приходилось анализировать разные социальные потрясения. Во время очередной «оранжевой революции», «арабской весны», я был в Тунисе. Я спрашивал активистов тунисского майдана: у вас была неплохая страна по уровню и образу жизни, что вывело вас на баррикады? Мне ответили: эти негодяи правители, а точнее, их дети, украли мечты наших детей. Их дети мечтали о банках, о биржах, а наши дети мечтали о лавках и магазинах. Мы вышли на площади, чтобы наши дети могли иметь право на такую же мечту, как дети руководства. Которое в конце концов свергли, о чем потом горячо пожалели.

Тогда я убедился, что мечта обладает колоссальной политической и геополитической, разрушительной и созидательной силой. Я ввел для себя внутренние характеристики мечты. Первая – это размер мечты. Работая с теми или иными странами, я всегда пытался анализировать размер мечты, поскольку он влиял на политическую устойчивость и геополитическую значимость страны. Мне везло довольно тесно сталкиваться с разными политиками, и однажды я стал гостем моего бывшего студента, Михаила Саакашвили.

Он повел меня в город, где жили беженцы из потерянных территорий. Там было два больших учебных центра. В первом мальчиков учили национальным танцам, а в другом девочек учили национальной вышивке. Михаил сказал, что здорово, что они смогли перевести многие вещи в практическую плоскость. Я ответил, что, с моей точки зрения, маловато для мечты, если каждый грузинский мальчик будет мечтать стать танцором национальных танцев в грузинском ресторане, как мало для мечты, если каждая грузинская девочка будет мечтать стать домохозяйкой, которая занимается национальной вышивкой. Тогда я подсказал грузинской оппозиции, что национальную партию Михаила Саакашвили можно победить только проектом, где будет слово мечта. И была создана партия «Грузинская мечта», которая и завалила то, что в Грузии называлось «фасадной демократией». Сейчас эта партия попала в «Уловку 22», то есть, в противоречие между планами и ресурсами. «Грузинская мечта» рисует поразительные перспективы для грузинских граждан, не объясняя, за счет каких ресурсов эти перспективы могут быть реализованы. Когда я стал анализировать всех самых успешных людей в Грузии, и оказалось, что все они состоялись на российских ресурсах (территории, просторах, духовных ценностях). Сложно создать «грузинскую мечту», опираясь на собственно грузинский ресурс. Я сказал, что надо либо восстанавливать ресурсную базу (а для этого нужны особые отношения с Россией), либо закрывать проект «Грузинская мечта» – что по сути дела сейчас и происходит. Таким образом, второй параметр – это ресурсы мечты.

Наконец, третий параметр – структура мечты. В чем достижение России? В том, что это одна из немногих стран, которая на протяжении всей своей истории пыталась включить в структуру мечты нематериальную компоненту. Во многих странах мира мечта подразумевает материальные составляющие: дом, колбаса, что-то еще. В структуру русской мечты всегда входили высокие параметры, которые не исчерпываются плотскими вещами. Как-то раз у меня возник спор с Януковичем, тогда еще президентом Украины, по поводу закрытия Центра полярных исследований и Центра космических исследований. По моим подсчетам, эти центры стоили чуть дешевле, чем обстановка в кабинете президента. Можно было сэкономить на мебели и оставить космический центр в Украине. Центр полярных исследований. Но зачем нам космос, если мы туда не летаем? Зачем нам полярные исследования? Я сказал, что наличие этих направлений позволит взрастить из каждых 100 мальчиков и девочек Украины хотя бы одного мечтателя о космосе или о полярных исследованиях. Мне ответили, что девочки мечтают быть путанами, а мальчики – рокерами, все как положено. Переспорить не удалось, центры были закрыты. И мы получили то, что получили, поскольку страна, которая выступала спонсором майдана и нашим оппонентом, смогла представить более впечатляющую линейку материальных ценностей.

Мечта – нечто неуловимое, эфемерное, но то существенное, без чего страна не имеет больших перспектив во внутренней политике, никаких перспектив в геополитике, не имеет политической стабильности и экономического роста, и у нее нет шансов на военные победы. Поэтому, говоря о нашем будущем и «государственной мечте», включайте в нее мечту личную и упомянутые выше факторы.

РЫБАКОВ Вячеслав Михайлович, главный научный сотрудник Института восточных рукописей РАН, политический философ, ведущий китаевед-медиевист, писатель-фантаст

Какие уроки для России можно извлечь из изучения многовековых управленческих практик Китая?

Китайский опыт управления своим бюрократическим аппаратом – самый большой в мире. Это самая эффективная в мире бюрократия, она насчитывает 2500 лет. При всех своих недостатках и всех исторических катастрофах она выводила страну из любого пике и достигала успеха. Каким образом? Китай был впервые объединен в III веке до нашей эры. Встала проблема, как управлять огромной страной, требующей колоссальных общегосударственных усилий просто для поддержания жизнедеятельности населения. В данном случае не была возможна ни европейская феодальная раздробленность, ни полисная демократия (как в Греции). Страна требовала очень массовых, организованных из центра государства усилий. Централизованная бюрократия была единственным способом управлять огромной, зачастую голодающей, в очень большой степени разобщенной территорией.

Во время первой централизованной империи, на короткий срок созданной Цинь Ши-хуанди, применили простой и казавшийся безотказным механизм: для бюрократов была разработана очень жесткая система наказаний и скромная, но все равно привлекательная система поощрений. Казалось, что теперь чиновники будут рьяно исполнять волю государя. Оказалось, что нет. Страну просто взорвало. Стало понятно, что чиновника нельзя заставить приносить пользу, он должен этого хотеть. Как этого добиться? Надо, чтобы все чиновники, какую бы социальную или этническую группу они не представляли, хотели примерно одного и того же будущего – как и вся остальная страна. Они строят это будущее, и таким образом самореализуются. Для этого нужен позитивный образ, к которому стремится население – благодаря тому, что к нему стремится элита. Тут выручило конфуцианство. Конфуций сформулировал идеал, к которому должны стремиться те, кто озабочен будущим страны. «Благородный муж заботится только о долге, мелкий человек заботится о выгоде». Таким образом, в самом начале общество было разделено на два слоя: на элиту, которая заботится о стране и об остальном населении, которое заботится о выгоде. Бразды правления должны быть вверены тем, кто думает о долге.

Каким был идеальный мир конфуцианской идеологии? Для нас он выглядит очень приземленно: сытые дети под присмотром, вдовы и бобыли в достатке и на государственном обеспечении, деятельные мужчины во цвете лет, которые занимаются одним и тем же делом и могут доверять друг другу. Этот идеал оказался поразительно устойчив благодаря тому, что он был скромен и не предполагал никакой кардинальной ломки – в отличие от европейских идеологий. Он предлагал благоустройство, а не переустройство.

Но центральное место в этом мире занимали именно люди меритократической элиты, которые заботятся о долге, а не о выгоде. Самореализоваться они могут только строя тот мир, которого хотят и которого хочет вся страна – потому что это престижно, выгодно, интересно и модно. Таким образом возникала потрясающая сцепка между желаемым миром и людьми, которые его создают. А он строится именно благодаря тому, что эти люди делают то, что они хотят – не из страха наказания, и не из-за требований дисциплины, а в первую очередь, потому что сами в этот мир стремятся, ведь там они замечательны, благородны и имеют власть. Эта сцепка работала больше 2000 лет и очевидно, что продолжает работать до сих пор. Успехи Китая, которые мы наблюдаем, в значительной степени обеспечены тем, что она вошла в его культурную традицию.

Наша проблема в следующем. К сожалению, до того, как к нам хлынули европейские идеи и идеалы, российская культура (в отличие от китайской) не успела выработать светского общественного идеала. Когда это случилось, мы оказались без иммунитета, и поэтому нас так «шатает». Коммунизм? Давай коммунизм. Демократия? Давай демократию. К моменту экспансии европейской культуры мы не успели выработать своего устойчивого, принятого культурой образа мира, в котором хотелось бы жить. Фактически, созданием такого идеала занялись только в середине прошлого века советские фантасты. И он оказался поразительно привлекателен. Но, что характерно, привлекателен именно для российского читателя: западная аудитория советскую фантастику совершенно не воспринимала. Она казалась ей выдуманной и абсолютно нежизнеспособной. И наоборот, в западной фантастике, как и в советской, были звездолеты, самодвижущиеся дороги, кибернетика, бессмертие на горизонте. Но люди были точно такими же, они были озабочены теми же проблемами, которые заботят нынешних людей. Поэтому западную фантастику про будущее мы читали как про настоящее.

Я помню, возникали клубы любителей фантастики, там спорили, мечтали, проверяли идеал на прочность, люди ждали этого будущего, жаждали его. Почему? Из-за ракет или галактической экспансии? Нет. Люди были привлекательнее, чем все научно-технические достижения. Там, как у Конфуция, жили деятельные люди, которые могут доверять друг другу. Сами того не понимая, при всем своем богоборчестве и убеждениях, что Бога нет и не нужно его человеку, что сами люди должны быть, как боги, советские фантасты оказались проводниками православной традиции. Видимо, наша культура очень серьезно восприняла Первое послание к Коринфянам: «не все мы умрем, но все изменимся» (1 Кор. 15:51).

Итак, попытка сформулировать в современных понятиях русскую мечту была предпринята только один раз, в исполнении советских фантастов в 1950-1960-х гг. (отдельный разговор, как ее потом разрушали). Она состоит в том, что человек меняется – становится немножко добрее, немного умнее, немного порядочнее, немного сильнее, немножко заботливее, немножко талантливее. Немножко. Эта мечта по масштабу находится на уровне мечты Конфуция: не переустройство, а благоустройство. Европейские утопии, наоборот, все время пытались перекроить человека, начиная с Платона, Кампанеллы, Мора и заканчивая ницшеанством, цель их – создать нового человека. Советские фантасты же, по сути, хотели лишь чуть-чуть облагородить, немного улучшить. Cейчас много говорят о грандиозных проектах, которые могут создать ощущение перспективы роста и мечты. Так вот, порядочные люди – те самые чуточку улучшенные, чуточку более трудолюбивые, чуть более бескорыстные, вот они-то только и годятся для реализации грандиозных проектов. На нашем опыте мы прекрасно знаем, во что превращают грандиозные проекты люди, которые не заботятся о будущем. В пиар и распил.

Важно понять, что в тех пределах, внутри которых улучшала человека советская фантастика, неизменная человеческая природа действительно поддается некоторой юстировке, некоторому усовершенствованию, под воздействием целенаправленных усилий культуры.

Важная деталь. Если проанализировать советскую фантастику и конфуцианские трактаты под одним углом зрения, можно увидеть, что система мотивации человека коммунистического будущего (как его представляли советские фантасты) практически не отличается от системы мотивации благородного мужа в конфуцианстве. Не зная друг о друге, разные культуры в разное время в разных исторических условиях предлагают в качестве альтернативы себялюбию и всепоглощающему стремлению к выгоде, присущей, по Конфуцию, лишь мелким людям, одну и ту же систему мотивации. Видимо, она является единственной, которую можно противопоставить системе, основанной на немедленной самореализации, которая в наше время выступает в двух ипостасях: ненасытного стяжания и безудержного бытового насилия.

Люди светлого будущего, как его рисовала советская фантастика, отличались от конфуцианских благородных мужей по двум параметрам. Во-первых, у нас эта система мотивации распространялась не только на элиту, а на всех людей вообще. Во-вторых, у Конфуция идеал находился в замечательном прошлом, а у нас он был направлен в бесконечно разворачивающееся творческое будущее, в котором порядочные, творческие, работящие и целеустремленные люди только и могли самореализоваться. И это доказывает, что советская фантастика возникла как продолжение православной традиции. Во-первых, поскольку распространение системы мотиваций на все население это формально принцип демократии, но на самом деле это христианская идея равенства всех перед Богом. Во-вторых, идея о том, что идеал не в прошлом, а в будущем – христианская: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века».

Сами того не понимая, люди всегда работают внутри культурной традиции и в ней ищут идеал, только поэтому он может стать жизне- и работоспособен. Как над всяким идеалом над советским идеалом язвили, шутили. Но на самом деле над тем, что не существует как ценность, шутить бессмысленно, смеха не будет. Однако над ним не только шутили, его долго и целенаправленно разрушали. Помню, одна известная на тот момент литературная критикесса учила молодых фантастов на конференции 2014-го года: «Это в советское время литература должна была учить морали. К счастью, это время прошло». Могу поделиться собственным опытом. Мы с моим другом и соавтором попытались создать образ мира, в котором хотелось бы жить, в книге «Плохих людей нет». Получили массу позитивных отзывов от читателей, нам писали: «Хочу в вашу страну», «Как туда попасть?» и пр. Но официальные литературные критики обвиняли нас в пропаганде фашизма, телесных наказаний, ксенофобии и т.д. Другая моя книга, в котором была воплощена мечта о космосе и тех самых грандиозных проектах, о которых сейчас модно стало говорить, получила несколько премий, в частности, за самое остросоциальное произведение года, но когда я пытался предлагать сценарий фильма на основе этой книги, он никому не был интересен. Это никому не нужно, говорили мне. Такие примеры можно множить и множить. Это убеждает в том, что никакая трансляция позитивной, конструктивной системы ценностей, которая воплощала бы русскую мечту, давала бы ей новое дыхание, обеспечивала бы ей психологическую базу, невозможна сквозь нашу современную культуру. С этим надо что-то делать, потому что без трансляции системы ценностей на массового зрителя и читателя невозможно добиться каких-либо значимых результатов. Ведь затрагивающее эмоции, а, стало быть, реально влияющее на поступки воздействие оказывают не умные разговоры, а трогающие за душу художественные произведения.  

ШЕВЦОВ Юрий Вячеславович, политолог, директор Центра проблем европейской интеграции (г. Минск), автор книг «Объединенная нация. Феномен Беларуси» и «Новая идеология. Голодомор»

Я бы хотел посмотреть на проблему мечты с иного ракурса. Возможно ли ее сформулировать сейчас?

Сегодня Россия обладает абсолютной защитой от массивной атаки, но она потребует перевооружения через 30 лет. И сейчас РФ должна подготовиться к следующей волне угроз, которая наступит очень скоро. Я бы связал проблему мечты с проблемой безопасности и выживания.

Развиваются технологии. Есть особенность, которой раньше не было: все более-менее развитые технологии сразу же выходят на глобальный уровень. Это происходит с 1960-х гг., но реальностью стало сегодня. Это значит, что каждая страна, которая претендует на безопасность в будущем, должна быть в силах формировать не просто набор отдельных вооружений, которые ее защитят, но она должна быть в состоянии предложить всей планете свою научно-технологическую пирамиду, которая будет опираться на духовные особенности страны и на ее физический потенциал. Каков потенциал у России на ближайшие 30 лет? У него есть отличительные черты, они оригинальны и связаны в основном с особенностями российской территории.

Прежде всего, это биотехнологии, особенно те, что касаются адаптации к глобальному потеплению (особенно к оттаиванию Арктики). Использование новых методов хозяйствования позволит обеспечить Арктику местными продуктами для нескольких десятков миллионов человек. Такая ситуация в России сложилась впервые.  Речь идет не только о возможности войти в новую огромную экологическую нишу из привычной русской (которая существовала 1500 лет и представляла из себя лесостепную полосу, где возможно было ведение сельского хозяйства принятыми у нас методами), но и о перспективе повлиять на планетарный климат с помощью обычных хозяйственных мероприятий на своей территории. Такого рода технологии сводятся в конечном счете к адаптации русского народа к последствиям глобального потепления и вводят Россию в новую систему международных отношений, врагов и союзов. Ибо модели адаптации к изменению климата, которые предлагает Запад, естественно нацелены на сохранение доминирования именно развитых западных стран. Российские методы воздействия на климат оригинальны и обладают возможностями ничуть не меньшими тех, что предлагает Запад.

Еще один момент: на Дальнем Востоке и в российской Арктике существуют огромное сырьевые и энергетические ресурсы, которые еще не задействованы. Например, в Охотском море возможно строительство огромных приливных электростанций. Расчетная мощность более 120 ГВт. Вообразите себе, что это за объемы энергии. Об этом известно давно, но раньше не было мотивации развивать такие громадные мощности. Сегодня же появились технологии и развитие планеты (под воздействием самых разных факторов, включая глобальное потепление) складывается так, что для таких объемов энергии может появиться потребитель. А это означает, что у России впервые в истории есть возможность создания набора технологических достижений, который будет обеспечивать стране уникальное положение в масштабе планеты.

Кроме того, представляется, что в течение нескольких десятилетий необходимо вырастить новую, имеющую глобальные масштабы научно-технологическую пирамиду, которая будет опираться на Россию. Приведу пример. В Китае я задавал вопрос: «Какую собственную оригинальную научно-технологическую пирамиду КНР собирается противопоставить англосаксонской? В вашей истории никогда еще не было такого развития, вы никогда не работали в масштабах всей планеты». Я предположил, что у них должно быть что-то, что нельзя украсть, например, иероглифическая письменность. Сегодня западный мир только сейчас приходит к тому, что в Китае существует несколько тысяч лет. Их письменность – путь семантической записи мыслей, к которому информационная революция медленно приводит западный мир лишь сейчас. Это и есть конкурентное преимущество КНР, и должно быть одной из основ их технологической пирамиды, которую они противопоставляют англосаксам. В России есть аналогичная вещь, которую нельзя украсть и которая является частью духовной культуры русского народа: мышление большими пространствами. Дальше мы рассуждаем, как совместить русскую и китайскую научно-технологические пирамиды. Но Китай – тоже особая культура со своими интересами, и далеко не факт, что наши интересы совпадут. По крайней мере, полностью. Это вопрос особой политики. Ясно одно: сейчас Россия должна, может и реализует выработку своей научно-технологической пирамиды, которая ориентирована на всю планету. В частности, мы должны пойти в Африку, где имеет место демографический взрыв.

Таким образом, сегодня у России есть возможность избавиться от последствий кризиса 1990-х гг., и не только за счет хозяйственных, культурных и иных решений на своей собственной территории. Эти решения обязательно продуцируют то лучшее, что есть в русской культуре, и оно обязательно сразу же превращается в масштабное предложение. Это и есть мечта на ближайшее время.   

Подготовила Евгения Прокопчук

Метки: государственная идеология, круглый стол, НИУ ВШЭ, русская мечта