БРИКС ЛИШАЕТ G7 РОЛИ ЕДИНСТВЕННОГО МИРОВОГО «МОЗГОВОГО ЦЕНТРА»
Российский Совет по международным делам
Он тоже может генерировать идеи для «Большой двадцатки» и для Совбеза ООН
Для малых стран членство в БРИКС означает повышение их статуса. Во-первых, это престижно. Во-вторых, они получают доступ к финансовым ресурсам Нового банка развития. В-третьих, БРИКС является источником нормотворчества в международном праве
Об этом в интервью изданию Украина.ру рассказал научный руководитель Российского совета по международным делам (РСМД) Андрей Кортунов.
Несколько десятков стран стремятся присоединиться к БРИКС, заявил заместитель председателя Совета безопасности России, председатель партии «Единая Россия» Дмитрий Медведев на пленарном заседании межпартийного форума «Роль объединения БРИКС в построении нового многополярного миропорядка» во Владивостоке.
— Андрей Вадимович, что из себя представляет на сегодняшний день межгосударственное объединение БРИКС и в чем его особенности? Это консультативный совет или геополитический клуб по интересам?
— БРИКС – это попытка создать многостороннюю международную организацию на принципах, отличающихся от традиционных.
То есть действительно можно говорить о клубной форме, поскольку здесь нет жестко прописанных процедур, нет серьезной институционализации, которая существует во многих традиционных экономических или военно-стратегических объединениях. Кстати, именно с этим страны столкнулись во время последнего расширения БРИКС.
При этом БРИКС, конечно, больше, чем клуб — хотя бы потому, что при объединении существуют такие организации, как Новый банк развития, который финансирует инвестиционные проекты. Кроме того, есть механизм взаимодействия парламентов стран – членов БРИКС, налажены связи между аналитическими центрами.
Думаю, БРИКС с течением времени будет обрастать новыми структурами на отдельных направлениях сотрудничества. Скорее всего, между участниками сохранится гибкий механизм присутствия в тех или иных проектах или структурах, которые связаны с БРИКС. То есть БРИКС будет, наверное, позиционировать себя как международная организация нового поколения.
— К слову об организации нового поколения. Во второй статье Сергея Караганова «Век войн? Статья вторая. Что делать» он говорит, что ООН — «уходящая натура, засиженная западническим аппаратом и потому не реформируемая». Но пусть она будет. А нам необходимо строить параллельные структуры на основе расширения БРИКС, ШОС, их интеграции с Организацией африканского единства, Лигой арабских государств, АСЕАН, МЕРКОСУР. Как вы оцениваете такой сценарий?
— Я все-таки не склонен столь нигилистически подходить к ООН. Это пока что наиболее представительная, легитимная и универсальная организация, которую мы имеем. Сегодня замены ООН я лично не вижу, особенно с учетом того, что мир идет не к единству, а к все большей фрагментации.
Ломать — не строить, можно и эту организацию сокрушить. Но, думаю, нужно сохранять возможность для последующего восстановления ООН, чтобы она продолжала играть свою роль в качестве объединяющего механизма — где представлены все точки зрения, где участвуют все страны, которые являются источником легитимности.
С другой стороны, понятно, что и раньше, и сегодня ООН не может работать в одиночку. То есть необходимы иные структуры, которые могли бы подпирать ее конструкцию.
Идея о том, что подобные структуры должны опираться на различные региональные организации, не нова, ее многие высказывали. То есть ООН могла бы делегировать часть полномочий тем или иным региональным формированиям — как в сфере развития, так и в сфере безопасности.
В этом плане, на мой взгляд, БРИКС, ШОС, Лига арабских государств, АСЕАН, Африканский Союз и многие другие организации могли бы выступить в качестве неких опор для ООН, выполняя различные функции на основании мандата, который получили бы от нее. Это, я думаю, принесет большую пользу и ускорит перестройку миропорядка на новых, более демократических основах.
— В минувшее воскресенье базирующеся в Вашингтоне Al-Monitor выпустил статью, озаглавленную «Вступление Турции в БРИКС сопряжено с ограничениями: альтернативы НАТО нет». Почему Запад не хочет принимать тот факт, что у Турции с Россией складываются конструктивные долгосрочные отношения, и что Турция заинтересована в БРИКС?
— Турция — это лишь один из примеров того, как сейчас себя ведут многие державы среднего уровня, или региональные лидеры. Можно вспомнить Саудовскую Аравию и Мексику, которые тоже хотели бы воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы расширить свободу своих рук на международной арене.
У Турции есть интерес ко вступлению в БРИКС и развитию двусторонних связей с Россией. При этом Турция остается членом НАТО. К тому же, Турция подписала коммюнике по итогам конференции в Швейцарии. Я думаю, что так будет и дальше.
Не думаю, что Турция выйдет из НАТО или разорвет свои связи с США. Но Анкара будет настаивать на своих условиях такого сотрудничества. При этом Турция будет сближаться с БРИКС. Может быть, на каком-то этапе она даже туда войдет.
Отмечу также, что было бы неправильно позиционировать БРИКС как антизападную организацию. Да, это не западная организация, но это не означает, что БРИКС всегда будет выступать с антизападных позиций. Входящие в объединение страны разные. Кто-то из них больше зависит от западников, а кто-то — меньше. Ругаться с Западом они не готовы.
— Какое влияние на организацию может оказать вступление Турции, как члена НАТО, в БРИКС?
— В этом случае Турция может стать интерпретатором западных позиций в рамках БРИКС. Она может позиционировать себя в качестве моста между Западом и не-Западом. Я не знаю, насколько у нее это получится, потому что на такую же роль будут претендовать другие страны БРИКС.
Та же Индия входит в БРИКС и в ШОС. Но при этом она входит в QUAD — четырёхсторонний диалог по безопасности между Индией, США, Японией и Австралией, который имеет явно антикитайскую направленность.
В этом смысле Турция тоже может привнести в БРИКС свою специфику.
Понимаете, это проблема любой организации — чем больше у нее членов, тем сложнее договариваться. Потому что у каждого члена есть свои интересы. И любое расширение связано с решением множества трудных задач.
— Вы сказали, что чем больше в организации членов, тем труднее договариваться. Сейчас в БРИКС также стремятся вступить Никарагуа, Куба, Вьетнам и Таиланд. На что они рассчитывают и что это принесет самому объединению?
— Когда шла дискуссия о том, как БРИКС должен развиваться, было два варианта развития событий.
Первый. Сначала организацию хотели назвать БРИКС+. Тогда считалось, что не надо слишком сильно увеличивать число ее членов, но каждый из них должен был нести ответственность за сотрудничество со странами, которые могли бы рассматриваться в качестве партнеров БРИКС. Например, ЮАР отвечала бы за сотрудничество с африканским континентом и подтягивала бы к этому сотрудничеству страны Африки.
Идея была в том, чтобы грань между членством и партнерством в рамках БРИКС была менее заметной, чем в традиционных альянсах.
Но сейчас начал реализовываться второй сценарий, когда БРИКС увеличивается за счет новых членов. Этот процесс продолжится.
Для малых стран членство в БРИКС означает повышение их статуса. Во-первых, это престижно. Во-вторых, они получают доступ к финансовым ресурсам Нового банка развития. В-третьих, БРИКС является источником нормотворчества в международном праве.
Изначально на роль такого мозгового центра претендовала G7. «Мы генерируем идеи, потом они проходят через G20, а потом они становятся нормами международного права». Теперь же БРИКС лишает такого монопольного права «Большую семерку». Он тоже может генерировать идеи для «Большой двадцатки» и для Совбеза ООН. В этих предложениях голос стран-членов БРИКС может быть слышен.
Так что нет ничего удивительного в том, что многие страны хотели бы войти в БРИКС. Тем более никаких жестких критериев по членству этой организации нет. Это же не военно-политический союз или интеграционная группировка, где ты должен отдать часть своего суверенитета наднациональным органам.
Другой вопрос — по каким принципам будут отбирать новых членов. Нужно ли нам расширять географическое представительство в БРИКС, или нам нужен определенный экономический потенциал стран. Может быть, пока сделать паузу в расширении и сосредоточиться на углублении сотрудничества.
Все эти вопросы будут обсуждаться на ближайшем саммите в Казани.
— А все-таки может ли БРИКС стать военно-политическим союзом, учитывая кризис вокруг Украины?
— Поскольку в 2024 году Россия председательствует в БРИКС, то вопросы безопасности тут тоже присутствуют. Вопрос в том, какие именно элементы безопасности могут обсуждаться в рамках БРИКС, если некоторые страны-члены рассматривают друг друга как проблему собственной безопасности.
Та же Индия считает главной проблемой для своей безопасности Пекин, а не Вашингтон или Брюссель. Ее волнует «Нитка жемчуга» — сеть военных баз, которые разворачивает Китай в акватории Индийского океана, она с большим подозрением смотрит на «Один пояс-один путь». Поэтому мне трудно представить, как Китай и Индия могли бы войти в один военно-политический блок.
Другое дело, что не все вопросы безопасности одинаково политически токсичные. Например, можно договариваться об энергетической или продовольственной безопасности, несмотря на то, что Иран и Саудовская Аравия по-разному смотрят на проблему международного терроризма. И если удастся добиться прогресса по нейтральным аспектам безопасности.
Можно обсуждать и более острые вопросы, где добиться договоренностей гораздо труднее.
— А получится ли договориться о единой валюте в рамках БРИКС или о какой-то единой альтернативе доллару? Например, ЕАЭС так и не смог эту единую валюту, к сожалению, создать…
— Вы сами ответили на свой вопрос. Если это не получается в рамках ЕАЭС, как это может получиться в рамках БРИКС?
Другое дело, что можно создать валютную корзину. Можно частично перейти к расчетам в национальных валютах. Только не двусторонних, а многосторонних.
Например, у нас большой профицит в торговле с Индией и с Бразилией. Мы можем торговать в национальных валютах, но рупии и реалы кроме как в двусторонних отношениях мы использовать не можем. А если бы у нас была корзина, мы могли использовать эти валюты с теми странами, с кем у нас торговый дефицит. Мы могли бы создать многостороннюю систему.
Но вы же сами понимаете, насколько это трудно даже при наличии политической воли. Это вопрос далекого будущего. Но к этому дело рано или поздно придет.
Потому что сомнения в устойчивости доллара и опасения его использования в качестве политического инструмента США никуда не уйдут и будут только нарастать — учитывая, что сейчас происходит то, что называют модным словом «вепонизация» экономики со стороны Запада.
