Виктор Лошак: Книга матери и ребенка
О ценности чужого опыта
За последние год-два многие мои друзья издали книжки своих матерей. Это не совпадение и не мода, просто уходит время, а сыновьям самим уже вокруг 60.
Книга матери и ребенка
Они знали, кому дарить эти книжки. Сколько себя помню, я живу с любопытством к отношениям своих друзей с матерями. Сам я вырос без матери. Папа был мне и отцом, и матерью. У меня никогда не было зависти: что не дано — то не дано. Сам я, журналист, не успел записать воспоминания отца. Да что там, толком не расспросил его про собственных родителей и дедушек-бабушек. Всегда казалось: успею. Мои друзья умнее, предусмотрительнее. А может быть, мать, в принципе, более открыта и диалог с ней глубже, разнообразней.
Конечно, я знал, что Стас Намин — он же Анастас Микоян, названный в честь деда — одного из руководителей СССР, председателя Президиума Верховного Совета Анастаса Микояна. Но спросить, почему псевдоним именно такой, много лет не приходило в голову. Потом появилась книга воспоминаний матери Стаса -— Нами Микоян «Своими глазами с любовью и печалью…» и все стало ясно. Мама и посвятила книгу Стасу и его сестре Нине: «Дорогие мои, проходит жизнь, в которой главным для меня всегда была любовь к вам».
Жизнь каждой матери — это история страны, прожитая ею, ее родителями и ее детьми.
В кругу знакомых Нами Микоян (ее муж Алексей Микоян был летчиком, генералом) были Берия, Хрущев, Брежнев, Андропов, Горбачев и Примаков… Она вспоминает, как девчонкой вместе со Светланой Аллилуевой и сыном Берии — Серго подглядывали в оставленную между штор щелочку за ужином Сталина и Берии на госдаче в Гаграх. Но, видимо, чем выше в советской системе поднимались люди, тем чаще и безжалостнее давил их сталинский каток. «Летом 1937 года моего отца назначили заместителем председателя Совнаркома Грузии,— вспоминает Нами Микоян.— Он стал молчалив, замкнут. Как-то в конце октября с балкона я смотрела на улицу. Отец возвращался с работы, шел он медленно и задумчиво, заложив руки за спину под пальто. Такая у него была привычка. Больше на работу он не ходил… Вечером в ночь на 30 октября 1937 года отец позвал меня к себе. Мы сели на тахту. В углу стояли собранные вещи, бумаги, на столе лежало ружье. Он поцеловал меня и сказал: «Что бы ни случилось, верь в партию». Ночью я проснулась от оглушительного звука — это был выстрел: папа вышел на веранду, взял зеркало, чтобы не промахнуться, и выстрелил в себя».
Уговорить маму рассказать подробно о своей жизни глава ИМА-групп Андрей Гнатюк решил после смерти отца. На писание, диктовку, редактуру ушло почти два года. Табель Гершевна (мы все знаем ее как Татьяну Григорьевну) во имя памяти родителей не вняла практичным советам и не поменяла имя и отчество. «Табель — это голубка, так красиво». Книгу она назвала популярной фразой из детства «Не просят у бога добавки». Простая жизнь со счастьем любви и большой трагедией войны: «Маминых родителей расстреляли в августе 41-го. Мы уехали, а они, мой дед с бабкой, остались в Бобринце под Кировоградом… Нам рассказали, как в последний раз шел дед по улице, а рядом, держась за футляр скрипки, семенила бабушка. Они шли на расстрел мимо собственного дома. Евреям сказали: берите самое дорогое, что у вас есть. Дед и взял скрипку».
Старшая в большой семье Гнатюков будто сохраняет в ладонях тепло, которое было в жизни всех советских поколений — ее, моих, ваших. Подробности у каждого свои и вместе с тем так похожи. Жили в наукограде под Томском. Зимой в мороз и снег нужно было до работы одного сына в садик, другого — в ясли. Одного — за руку, другого — на сани…
Господи, чего только не сохраняет мамин архив: первое фото с будущим мужем, записки из роддома, самодельная книга по обучению игре в бридж, Андрюшины школьные дневники с пятерками…
На самом деле у материнских воспоминаний сложная литературная задача: сделать интересным для других то, что, кажется, вызывает любопытство лишь у близкого родственного круга. Любовь к матери — опасная зона сентиментальности, гитарного надрыва «ждет меня старушка-мама у окна». С другой стороны, сын как никто может чувствовать мать и это позволяет ему, как в свое время Валентину Юмашеву, быть особо чутким к ее воспоминаниям и литературным опытам. Книга Александры Полининой «Летающая среди звезд» не новинка, но пример деликатно написанной автобиографической повести, где в Илье Борисовиче можно узнать Валентина Борисовича, а в Даше — его дочь Полину. Литературный такт Юмашева, до начала политической карьеры журналиста «Огонька» и «Комсомолки», помог писательству матери.
Простые вещи, сказанные матерью или о матери, порой трогают больше, чем изыски литературы. Михаил Гусман под рубрикой «Формула власти» опубликовал несколько книг своих интервью с президентами, королями и премьерами, но особенно задела многих именно его последняя книга «Формула жизни». Удивительно, что книгу о матери и отце он написал лишь сейчас. Те, кто дружит с Мишей, пожалуй, многое из книги знали и до ее выхода. «С каждым из них и с ними обоими я мысленно общаюсь каждый день»,— пишет известный журналист о своей непрекращающейся связи с родителями. Он не устает сравнивать свое время с временем, когда они всей семьей жили в Баку, часто вспоминает отца и мать, свой дом на улице Петра Монтина. Дом был настоящим интернациональным клубом, где азербайджанцы, русские, армяне, евреи зазывали друг друга к себе на праздники, разносили по квартирам домашние сладости. Есть память и есть реликвии: посвященные маме стихи отца от 6 октября 1940 года; листы маминой трудовой книжки, где совсем мало записей, и ее же диплом доктора педагогических наук; заметка военврача Соломона Гусмана в «Бакинском рабочем» о Москве 1941 года…
Мы все в той или иной степени романтизируем родителей, что-то додумываем об их судьбе. «По одной из главных улиц города, Большой Морской, где в сторону Приморского бульвара и обратно к центру прогуливался весь бакинский бомонд, широким шагом в модном тогда светлом парусиновом костюме шел с работы высокий молодой мужчина. Это мой будущий папа. Ему 32 и он уже главный врач поликлиники Каспийского пароходства. Навстречу папе в сторону бульвара и моря шли три девушки в легких платьях. Из чего выросшие в хороших семьях девушки шили тогда платья? Из креп-жоржета? Из шифона? Невозможно представить, чтобы три грации не встретились с папой. Ведь одна из них — моя будущая мама». Неважно, было ли так или автор просто представил себе первую встречу родителей. Бульвар, море, юная актриса, легкий шифон, широкий мужской шаг…
«Мама могла часами импровизировать,— вспоминает Гусман,— она произносила тосты в образе какой-то колхозницы или партийной активистки… В ее импровизации не было ни грани пошлости». Невольно вспомнишь, что старший из братьев Гусманов, Юлий,— признанный король сатирической импровизации. В свое время бакинское чемпионство в КВН и было в значительной степени следствием этого его таланта. Теперь понятно, от кого он ему достался.
Книги матерей и о матерях — тяжелая работа. Люди вообще трудно переводят личное в публичное. Для некоторых охрана собственного мира от постороннего взгляда становится едва ли не условием жизни. Не обязательно все должны броситься записывать и издавать воспоминания матерей и бабушек. Но факт, что с историей семьи легче понимаешь не только историю страны, но и друг друга. В семьях, как и в стране, многое повторяется.
