Виктор Лошак побывал на киевском концерте Михаила Жванецкого и сделал вывод: надежда понять друг друга не потеряна

Пока в Москве и Киеве смеются над сатирой Жванецкого, надежда понять друг друга не потеряна. Репортаж «Огонька» из столицы Украины

Киев увешан рекламой авторского вечера Михаила Жванецкого. Вообще рекламы в городе не так уж много, и судя по ней у Михаила Михайловича лишь один конкурент — Ричард Брэнсон. Через месяц после шуток Жванецкого британский миллиардер и меценат в том же государственном концертном зале «Украина» будет отвечать на вопросы нескольких предпринимателей, в том числе и эпатажного Евгения Чичваркина.

Не знаю, как Брэнсону, а Жванецкому в Киеве реклама не нужна. Билеты в четырехтысячный зал закончились задолго до концерта. Тем не менее писатель волновался и берег голос: отменил небольшое выступление за несколько дней до киевского, прилетел больше чем за сутки, а не как обычно, утром в день концерта.

Собственно, понять, как относятся в Киеве к писателю, можно было уже на входе в отель. Пока директриса приветствовала гостя, из всех дверей выглядывали бармены, консьержи, повара… Сатирик растрогался, написал что-то хорошее в книгу почетных гостей. Книгу открыли на фразе «Всегда неподалеку. Ваш М. Жванецкий» и поставили на рояль в холле, так она здесь все два дня и простояла.

Подозреваю, у волнения одного из самых любимых из живущих на пространстве СССР авторов была и политическая нота. Известно ведь, как болезненно относятся в Москве к встречам звезд со своими украинскими зрителями. Но для него не выступать на Украине — это в той же степени предать родину, что и выступать. «Когда ты еврей, одессит и сатирик — алиби нет»,— шутит он со сцены. Кто же не знает, что Миша (так его зовут и в Киеве, и в Одессе) родился, учился, работал на Украине. И сейчас самые его плодотворные месяцы — это дача в районе одесской Аркадии. Михаилу Михайловичу, к счастью, не удалось, как некоторым, разделить родину на любимую и вражескую.

Впрочем, если хотеть видеть в Украине только врага, это несложно сделать. Просто нужно не обращать внимания на миллионы людей, которые надеются, что политики одумаются, что их собственные сестры, братья, друзья, однополчане в России окажутся опять так же близки, как и раньше. Но телевидение по обе стороны от границы им этого не обещает, да и газеты тоже. В Киеве одна обсуждает подробности будущего международного суда над Россией, в другой — как сложится ситуация на Украине после краха российской экономики. В популярном журнале я увидел карты того, как российская армия будет наступать на Киев. Одна красная стрела через Глухов и Батурин плюс удар со стороны Гомеля, другая — севернее Харькова и дальше по Полтавской равнине в сторону Кременчуга… Остановить войну на Украине — это значит остановить жуткий маховик вранья и пропаганды. Кровь пораженных ею телезрителей и читателей давно залила информационное поле боя от Ужгорода до Владивостока.

Но как любят говорить здесь: «Не чiпай лиха» (не трогай беду), потому что именно сейчас само украинское общество переживает тяжелейший момент: на треть выросли цены на хлеб, на 280 процентов — на газ… Электрические тарифы изменились так значительно, что в городе одна за другой открываются фирмы по коррекции указаний счетчиков, при этом все они гарантируют заводские пломбы после регулировки. Когда ты остаешься без денег, работы и света, трудно быть в любой стране патриотом. По Жванецкому, вообще «патриотизм — это четкое, ясное, хорошо аргументированное объяснение, почему мы должны жить хуже других».

Очевидно, жизнь по средствам, выравнивание бюджета будут даваться украинцам тяжело. Министерство социальной политики и не скрывает, что новые тарифы могут заставить обратиться за субсидиями 4-5 млн семей. Это, считай, четверть населения!

Выдержит ли идеологический стержень сегодняшней Украины, которым, безусловно, стали события на Майдане, недовольство такого количества людей? Кто может в ситуации новых волнений перехватить инициативу у сегодняшней власти?

Коллеги в Киеве обращают внимание на то, что старшее политическое поколение дискредитировано коррупционными временами Кучмы — Ющенко — Януковича; среднего будто и нет вообще, а чистое поколение романтиков и волонтеров еще слишком молодо. Как раз среднее поколение в киевской власти либо заменили, либо подстраховывают иностранные варяги — министры, замминистры, советники. Старшее же будто не может остановиться в своей грызне за собственность: самый главный киевский скандал — это начало открытой войны за пересмотр приватизации между, с одной стороны, Коломойским, с другой — Ахметовым, Пинчуком, Фирташем. Губернатор Днепропетровской области достает одну пару грязного белья за другой. К примеру, 5-миллионные в долларах ежемесячные взятки то ли украинскому президенту, то ли его родственнику за право управлять «Укрнафтой».

…Стоит пройтись по Хрещатику, чтобы понять, как же по-разному смотрят на события в Москве и Киеве. Вот уже год центральная улица украинской столицы — это своеобразный мемориал событиям Майдана. Везде, где погибли люди,— цветы, деревянные кресты, плошки свечей. В некоторых местах портреты. На пересечении Хрещатика с улицей Грушевского белой краской обведены контуры лежащих тел — это были тела убитых. На стенах остались граффити и надписи, нанесенные в дни столкновений.

Самый популярный сувенир на здешних лотках — брелоки с золотым батоном. Много писалось, что такую золотую штуковину размером с реальный батон нашли в имении Януковича, ею он прижимал на столе бумагу. Здесь же можно записаться и на экскурсию в Межигорье, чтобы увидеть своими глазами имение бывшего президента Украины. В мегафон вам обещают показать его дом, статуи из каррарского мрамора, зоопарк и коллекцию старых автомобилей.

Наверное, власть можно свергнуть, не только штурмуя с палками и «коктейлями Молотова» заборы имений, но и вооружившись куда более опасным оружием — смехом. Но Жванецкий вот уже много лет смеется не столько над властью, сколько над собой, а кажется, что и над нами, и над властью, и над жизнью вообще. «На вопрос «Как живешь?» — завыл матерно, напился, набил рожу вопрошавшему, долго бился головой об стенку… В общем, ушел от ответа».

Четыре тысячи киевлян встречали московского сатирика аплодисментами, стоя. Ни одного человека в военной форме, как будто и нет в 700 километрах отсюда войны. На автостоянке у зала «Украина» я увидел и одесские номера, но что такое для одесситов пять часов пути ради Жванецкого?!

«Здравствуйте, прекрасная публика города Киева!» — и сатирик расстегнул свой знаменитый портфель. Нет, мы точно не потеряны друг для друга, пока слова Жванецкого о «нашем человеке» будут одинаково принимать на свой счет что в Киеве, что в Москве, что в Одессе. «У нашего человека есть три пути: первый — стоять на месте, второй — лежать на месте, третий — лежать на правильном пути».

Иногда кажется, что наше общее культурное пространство с двух сторон тянут на себя, бомбят и кромсают, а оно не разрывается. Культура пусть и полудохлая и недофинансированная оказывается сильнее политики. На Пушкина и Шевченко, Ильфа и Петрова, Кандинского и Богомазова, Багрицкого и Есенина люди будут опираться всегда и в самых главных своих поступках. А политика проходит, как плохая погода.

«В конце концов, украинцы или грузины, как молодожены,— хотят жить одни. А мы, как родители, хотим жить с ними вместе». Зал со стоном аплодирует. Кажется, так выглядит фирменный фокус Жванецкого: ненависть и недоверие несколькими словами переводятся в смех.

Когда Жванецкий мячиком на пружинке два с половиной часа кружит у микрофона, нельзя, просто невозможно поверить в его возраст. Зал любит сатирика до концерта и обожает после него. Не хочется расходиться. Букетов множество, но нет пышности, нет корзин с цветами…

С концерта меня везет знакомый знакомых. Я обращаю внимание на стикер, который можно перевести, как «согрел солдата».

— Собираю вещи, деньги у себя в подъезде и еду по вторникам на Щорса в госпиталь,— говорит немолодой мужчина за рулем.— Там без слез не могу — пацаны совсем молодые… Я все это хорошо понимаю — сам инвалид второй группы за Афган. Но там мы хоть знали: если не мы войдем, так американцы. А здесь между своими, за что? У меня трое братьев в России. Я сам на Северах работал. В Ноябрьске вообще супермаркет «Киевский» был, так там вся реклама на украинском… Сестра из Мариуполя звонит: «Даже не знаю, кто по нам бил: чи русские, чи свои…» А я говорю: «Неля, не нервируй меня, навсегда поссоримся». Мне тоже повестка приходила, но это уже не моя война…

«Ребята,— когда-то написал Жванецкий,— уж если мы по горло в дерьме, давайте хотя бы возьмемся за руки».