Виталий Наумкин

| Interfax

Научный руководитель института Востоковедения РАН, академик РАН Виталий Наумкин в интервью корреспонденту «Интерфакса» Дарье Морозовой рассказал о сложностях в сирийском урегулировании, опасности де-факто раздела этой страны в случае создания «зон безопасности», а также дал оценку начинающимся на этой неделе в Женеве межсирийским переговорам.

— Сейчас всех волнует то, что происходит в Сирии. На ваш взгляд, какая ситуация сложится в населенном пункте Эль-Баб, который недавно освободили при поддержке турецких военных сил, под чей контроль он перейдет? Видите ли вы необходимость и направления в Сирию международных сил, которые бы контролировали, как выполняется режим прекращения огня в этой стране?

— Это, действительно, очень сложный вопрос, поскольку Эль-Баб, также, как и многие другие северные крупные населенные пункты, является объектом соперничества между Турцией и курдами. Сегодня позиции этих двух сторон во многом непримиримы, они находятся в остром противоречии между собой, потому что Турция считает курдскую политическую партию «Демократический союз», возглавляемую Салехом Муслимом (PYD), и связанные с ним силы народной самообороны (YPG) террористическими организациями, ответвлениями Курдской рабочей партии. И Анкара не намерена отступать от этой позиции. В то же время повсеместно наблюдается обострение курдской проблемы везде, где сегодня проживают курды. Между различными группами самих курдов, курдскими организациями существуют острые противоречия, в том числе и в Иракском Курдистане, который добился там очень широкой автономии.

С установлением режима прекращения боевых действий (РПБД) в Сирии, который, как мы надеемся, будет соблюдаться, если процесс в Астане будет успешным и найдет свое воплощение в дальнейших шагах по его закреплению, по ряду причин обостряется вопрос о судьбе контролируемых конфликтующими сторонами и освобождаемых от террористов территорий. Кстати, российские и турецкие военные уже совместно осуществляют мониторинг соблюдения РПБД конфликтующими сторонами.

Один осложняющий решение судьбы отвоеванных территорий фактор – это желание Анкары сохранить контроль над определенной зоной в северной части Сирии, чтобы не допустить создания протяженного курдского пояса у турецких границ. Именно создания такого «пояса» хотели бы курды. Поэтому они ставят перед собой задачу легитимизировать свою созданную на севере Сирии де-факто автономию и связать все северные кантоны в рамках так называемой «Республики Рожава и Северной Сирии», что категорически неприемлемо не только для Турции, но и для правительства в Дамаске. Сирийское правительство не хочет допускать даже минимальной федерализации или децентрализации страны и предоставлять регионам автономию, выступая за жесткую централизацию.

Другой осложняющий фактор – то, что новый президент США Дональд Трамп выдвинул идею неких «зон безопасности». Пока непонятно, что это подразумевает, но буквально на днях между США и Турцией была достигнута договоренность о том, что они объединяют усилия в создании подобных зон. Совершенно очевидно, что представители Турции хотели бы, чтобы зоны безопасности – такая информация имеется – располагались бы на контролируемой ими территории. Более того, просачивается информация о том, что некоторые спонсоры этого плана планируют выстроить в этих зонах безопасности целые новые населенные пункты с развитой инфраструктой, в которых были бы расселены беженцы, а также отряды вооруженной сирийской оппозиции. Это означает, что на территории Сирии фактически будет создан анклав, который будет спонсироваться Турцией при поддержке США (а также и Европы) и конкурировать с оставшейся частью Сирии. Ведь сюда будут приходить инвестиции, будет идти развитие инфраструктуры, строительство домов, обеспечиваться лучшие условия для жизни, чем на разрушенных территориях, подконтрольных Дамаску. Эти территории восстановить Дамаску самому, без внешней поддержки, будет трудно. А пока государства и международные организации, которые были бы готовы восстанавливать области, подконтрольные нынешнему сирийскому правительству, не очень просматриваются, за небольшим исключением.

И, наконец, третий фактор, который осложняет ситуацию – нерешенность соотношения между военным треком урегулирования и политическим. С одной стороны, в Астане действует трек военных проблем и проблем безопасности, который решается в Астане. Астана решает вопросы закрепления РПБД, размежевания сторон, определения линий соприкосновения, которые не должны нарушаться, мониторинга. В результате различные конфликтующие между собой силы, которые соглашаются с режимом прекращения боевых действий, получают под свой контроль определенные части Сирии. И тут возникает вопрос: не означает ли это де-факто раздел Сирии? Это противоречит установке не только нашей страны, но и большинства международных акторов: сохранить единое государство в Сирии и обеспечить нерушимость его границ.

Представим теперь, что произойдет, если удастся сохранить РПБД, а политический процесс будет вялотекущим или отложенным, а то и вообще провалится. Не получится ли так, что, к примеру, в провинции Идлиб, где соберутся многочисленные отряды вооруженной оппозиции под опекой Турции, они закрепятся в ней, и постепенно эта территория будет превращаться в квазигосударство. То же самое может произойти с находящимися под контролем Турции районами на севере страны, рядом с курдскими кантонами, а также на юге, находящемся под патронажем Иордании.

Россия фактически уже согласилась с тем, что надо принимать во внимание интересы всех вооруженных оппозиционных группировок, которые международное сообщество в лице Совета Безопасности ООН не квалифицирует как террористические, то есть практически всех, за исключением запрещенных в России ИГИЛ и связанной с «Аль-Каидой» бывшей «Джабхат ан-Нусры» – теперь «Джабхат Фатх аш-Шам», а также «Джунд аль-Акса». Иначе говоря, мы во имя мира в Сирии, прекращения кровопролития и сотрудничества с другими акторам в борьбе с террористами пошли на очень большой компромисс, принять в качестве переговорной стороны представителей «Джейш аль-Ислам» и даже «Ахрар аш-Шам». Кстати, в настоящее время в провинции Идлиб уже ведутся бои между отрядами «Ахрар аль-Шам» и «алькаидовцами» из «Джабхат Фатх аш-Шам».

Таким образом, если окажется , что раздел Сирии будет закреплен де-факто, не затруднит ли это политический процесс, ведь оппозиционным группировкам и их внешним спонсорам не будет никакой нужды поддерживать политический диалог, поскольку все будут удовлетворены своим положением? В любом случае еще возникает и острый вопрос о том, кто будет освобождать те города и те районы, которые находятся еще под господством террористических организаций. Сегодня эта проблема встала в городе населенном пункте Аль-Баб. Здесь турецкие силы, наступающие с запада и с севера, достигли серьезного успеха, уже заняв часть города. Но полного освобождения от ИГИЛ им добиться пока не удалось. Их успех воодушевил воюющих здесь, но более скромными силами, Свободную сирийскую армию (ССА) и отряды туркоманов. Но с юга на город наступают отряды сирийской правительственной армии, которая намерена установить контроль хотя бы над частью города. Что произойдет, когда они выйдут на линию соприкосновения?

При этом рядом ведут действия и Сирийские демократические силы (СДС), основу которых составляют курдские отряды народной самообороны (YPG), которые заняли расположенный в этом же районе город Манбидж. Некоторые турецкие представители заявляют о необходимости о необходимости установления над ним турецкого контроля. Удастся ли избежать столкновения?

Главный вопрос, который сейчас стоит, – кто будет освобождать Ракку, столицу запрещенного в России ИГИЛ. Сохраняется серьезная проблема и с Пальмирой: как сделать так, чтобы освободить город, но не допустить его разрушения ни террористами, ни теми силами, которые будут их вычищать оттуда? Боевики-то могут в любой момент взорвать все, что там осталось от уникальных древних памятников, на сохранение которых Россия уже потратила много энергии и ресурсов, если учесть разминирование, на проведение которое были направлены наши лучшие саперные силы.

Все эти проблемы сегодня очень заботят всех, кто стремится урегулировать сирийский кризис. И в этих условиях значимость политического трека, политических переговоров в Женеве как никогда велика.

Поэтому я бы сейчас не сводил вопрос к тому, кто займет Эль-Баб и будет им управлять. Понятно, что при любом временном «квази-разделе» Сирии правительство этой страны сохранит контроль над самыми крупными городами, прежде всего Дамаском, Алеппо и Латакией. Сформируется кластер областей, которые остаются под управлением сирийского правительства. Если говорить о других областях, то в условиях РПБД правительственные силы дальше двигаться не имеют права, за исключением областей захваченных террористами. Идеальным было бы, конечно, установление партнерских отношений между всеми теми, кто ведет боевые действия против террористов – это сирийская армия, Россия, американская коалиция, это Иран, Свободная сирийская армия и Сирийские демократические силы. Если бы все они вместе взялись за то, чтобы очищать многострадальную сирийскую землю от террористов, то им наверняка удалось бы достичь серьезного успеха, но для этого надо договориться между собой. Кроме того, надо сделать все, чтобы избежать возобновления войны между антиасадовскими и проасадовскими силами.

Еще один вопрос — что делать с отрядами Хезболлы, иранцами и шиитскими ополченцами из-за рубежа, против присутствия которых выступают некоторые суннитские отряды и значительная часть суннитского населения. Многие сунниты не хотели бы, чтобы их освобождали Хезболла и зарубежные шиитские ополченцы. Они все-таки не свои, чужие. Но без их помощи пока сирийская армия вряд ли справится с постоянно получающим внешнюю поддержку противником в кровопролитных боях.

Наконец, последний вопрос сирийского урегулирования заключается в том, что каждому серьезному игроку, который сегодня пытается бороться с терроризмом в Сирии, нужны сухопутные силы, которые бы воевали на земле, потому что воздушными ударами войны не выигрываются. Для России такая сила — это сирийская армия при поддержке тех, кто ей помогает отрядов Хезболлы, иранцев и других шиитских ополченцев. Американцы силой «на земле» не располагают, за исключением СДС во главе с YPG. Это предопределяет серьезное противоречие между Соединенными Штатами и Турцией . Но у американцев иного выбора нет.

Единственно, что сегодня они стремятся делать, это увеличить процент арабов в СДС. По некоторым данным, из 45 тыс. воюющих при поддержке американцев на севере, около 13 тыс. — это арабы, которые живут рядом с курдами и в принципе ничего против них не имеют. Однако большинство суннитов считает, что в этих силах все равно командуют курды и поэтому, учитывая непростые отношения между курдами и арабами, исторически так сложилось, это, конечно, является препятствием для того, чтобы ситуация благополучно продолжалась. Я думаю, что растущие, не урегулированные противоречия между турками и курдами, останутся серьезным препятствием на пути к урегулированию.

— Вы имеете в виду серьезным препятствием на пути к политическому урегулированию в Сирии? В этой связи как, на ваш взгляд, идет процесс формирования единой делегации для межсиририйских переговоров в Женеве, насколько реально, что единая делегация от оппозиции будет создана к 23 числу?

— Шансы на то, что будет создана единая делегация от оппозиции, есть. Идет активнейший процесс, в котором участвует внутренняя и внешняя оппозиция.

Осуществление договоренностей по Сирии идет на трех уровнях. Первый — это местный уровень, на котором договариваются между собой сирийские силы, участвующие в конфликте, при этом к ним нужно прибавить тех оппозиционеров, которые живут за пределами Сирии, но которые участвуют в политическом процессе. Второй уровень — региональные державы. Помимо стран-гарантов в идее «тройки», в первую очередь — России и Турции, а также и Ирана, к процессу в Астане фактически уже подключили Иорданию, но пока неясно, как будут себя вести Саудовская Аравия и Катар, в какой мере они готовы поддержать начавшийся процесс в Астане. Третий уровень — глобальный. Здесь имеются в виду, прежде всего, Россия и США. Удастся ли нам конструктивно взаимодействовать по Сирии? Пока мы далеко не все не знаем о намерениях президента США Дональда Трампа. Его команда, которая ответственна за сирийское досье, пока не полностью сформировалась.

Предложенная Трампом идея создания так называемых зон безопасности никак не проработана. В чем состоит план президента США? Если он имеет в виду, что эта зона будет, по примеру Ливии, одновременно сопровождаться созданием бесполетной зоны, то Россию это категорически не устроит. Это будет означать, что сирийское правительство вообще лишается какого бы то ни было контроля над этой территорией. Оно даже не сможет проводить разведку с воздуха.

Временный раздел на зоны влияния вообще имеет смысл только в условиях непрерывного политического процесса. А если закрепление определенной территории в рамках «зоны безопасности» состоится, то, конечно, может привести к распаду Сирии. И каждая сила будет стараться отхватить себе кусок. Это очень плохой сценарий, поскольку процесс распада захватит и соседние государства — Ливан, Иорданию, Ирак. В этом плане чувствуется непонимание ситуации со стороны США.

Итак, все три уровня игроков должны между собой договариваться. Что касается единой делегации, то представители Саудовской Аравии хотели бы, чтобы созданный под их патронажем их Высший комитет по переговорам (ВКП) стал ее основой, а представители остальные платформ и групп как-то к нему присоединились. При этом как они, так и некоторые наши западные партнеры, хотели бы вообще не допустить к переговорному столу в Женеве ряд руководителей платформ, которые названы Советом Безопаности ООН. Россия считает, опираясь на резолюцию 2254, что процесс должен быть инклюзивным, и в этой единой делегации должны участвовать все существующие платформы. То есть Московская платформа во главе с Кадри Джамилем, Каирская платформа, Астанинская платформа во главе с Рандой Кассис, а, возможно, и представитель так называемой внутренней оппозиции (группа «Хмеймим»).

Я считаю, что было полезно, чтобы Саудовская Аравия, да и Катар сыграли конструктивную роль в процессе создания единой делегации оппозиции, не позволяя никому бойкотировать его под надуманными предлогами или осложнять. Но в любом случае между всеми участниками этой делегации есть серьезные противоречия. Поэтому вопрос состоит в том, сумеет ли оппозиция через структуру единой делегации сформировать общие позиции на переговорах, которые бы исключили то, что они начнут выяснять отношения между собой вместо того, чтобы консолидировано и спокойно вести переговоры с делегацией Дамаска. Это очень серьезная проблема.

Меня в этой связи настораживают нападки представителей различных платформ друг на друга, в частности, на лидера Московской платформы Кадри Джамиля. У него очень конструктивные, я бы сказал, смелые идеи, направленные на трансформацию власти в Сирии. Поэтому нужно искать компромиссы, над этим в последние дни ведется активная работа. Но, повторяю, я не знаю, чем это закончится, вопрос будет решен в ближайшие дни, потому что уже с 20 числа по приглашению спецпосланника генсека ООН по Сирии Стаффана де Мистуры в Женеву начнут слетаться делегаты.

— Но будет ли к переговорам в Женеве подключена вооруженная оппозиция, участвующая сейчас в астанинском процессе?

— В Астане было представлено много отрядов вооруженной оппозиции, всего 14 группировок. Я не думаю, что все эти группировки могут быть представлены в Женеве, ведь есть понятные ограничения по числу участников. Ведь если посадить за стол переговоров 120 человек, то будет просто базар. Должна быть основная работоспособная группа, которую могут вполне сопровождать группы экспертов, не имеющие полномочия официальных членов делегаций. Но и тут остаются нерешенными ряд сложных проблем, связанных, например, с представительством курдов. Курды хотели бы, чтобы у них тоже был самостоятельный сегмент в составе делегации оппозиции. Но для других групп это неприемлемо, кроме того, против участия представителей партии Демократический союз и местного самоуправления «Республики Рожава и Северной Сирии» резко выступает Турция, угрожая блокировать переговорный процесс.

На мой взгляд, вооруженная оппозиция, конечно же, должна быть представлена, причем в пропорции примерно равной «невоюющим» группам.

— Кто должен противоречия среди оппозиции устранить и собрать единую делегацию? Должны ли оппозиционеры сами завершить этот процесс, или это задача Стаффана де Мистуры? Готова ли Россия оказать содействие в этом вопросе?

— Договориться о формировании единой делегации должны решить, прежде всего, сами оппозиционеры, которые, конечно, советуются со своими внешними спонсорами. Но Стаффан де Мистура является тем субъектом международного права, который по мандату ООН приглашает делегации в Женеву. Мы вот-вот узнаем, кого именно он приглашает.

— Правильно ли понимать, что раунд в Женеве все-таки вряд ли будет завершающим?

— Нет, завершающим он ни в коем случае не может быть, это долгий и трудный процесс. Дай Бог, чтобы он диалог шел плавно и не прервался, что грозит привести к коллапсу политического процесса.

— Спецпосланник генсека ООН по Сирии Стаффан де Мистура озвучил на встрече с главой МИД РФ Сергеем Лавровым, что планирует обсуждать с делегацией оппозиции какие-то аспекты конституции Сирии. Ранее появлялись сообщения, что у самого де Мистуры есть наработки в отношении конституции, известно ли вам об этом? Будут ли в проекте конституции присутствовать российские предложения, сделанные оппозиционерам в Астане?

— Стаффан де Мистура еще на предыдущих раундах переговоров разработал так называемые политические принципы, которые он выдвинул, и которые, как я полагаю, и будут в самой общем виде лежать в основе его планов. Команда спецпосланника, в которой работал и ваш покорный слуга, помогала спецпосланнику разрабатывать и согласовывать соответствующие документы. В соответствии с имеющими резолюциями и договоренностями существуют, в принципе, три этапа процесса урегулирования сирийского кризиса. Первый — это некий «политический переход» (по Женевскому коммюнике от 30 июня 2012 года и резолюции СБ ООН 2254, под которой и мы подписались). Но параметры этой трансформации на основе национального примирения четко не определены. Речь идет о возможности плавного политического перехода, реформирования органов государственного управления, в частности, через правительство национального единства или через создание каких-то дополнительных органов власти, к примеру, как предлагают некоторые, советов. Трудно сказать, как это будет. Второй уровень — это конституция. И третий уровень — это выборы. Логика переговорного процесса привела к тому, что сегодня должны одновременно обсуждаться несколько вопросов сразу, хотя и не всем участникам это нравиться.

Российский проект конституции — это не мантра, она никому не навязывается. Речь идет о побуждении сторон к конструктивной работе над новым основным законом страны. Только сами сирийцы могут принять этот документ, но они не обойдутся без внешней помощи, консультаций зарубежных экспертов. На мой взгляд, помимо проблемы реорганизации власти, есть несколько сложнейших вопросов, по которым между сторонами имеются острые разногласия, в том время как по другим уже есть консенсус (например, о единстве Сирии). Среди этих сложнейших вопросов, к примеру, вопрос о том, быть ли Сирии светским или же религиозным (исламским) государством, или о том, быть ей государством централизованным или децентрализованным. В политических принципах де Мистуры, которые он выдвигал на прежних раундах, прямо не было сказано, что Сирия должна быть светским государством, но речь шла на том этапе о компромиссе – о варианте государства, где соблюдаются права всех меньшинств, все этнические и конфессиональные группы равноправны. В реальности это и есть светское государство.

— На ваш взгляд, на переговорах в Женеве уже могут затронуть вопрос судьбы президента Сирии Башара Асада? Или все-таки его будут обходить? И как вы сами видите его судьбу?

— Все без исключения наши партнеры уже отошли от мантры «Асад должен уйти». Но последний раунд переговоров в Женеве в прошлом году был заблокирован ВКП потому, что они требовали немедленного ухода нынешнего президента Сирии.

Москва всегда была категорически против такого сценария, поскольку его реализация привела бы к полному хаосу, развалу страны. При этом только сами сирийцы полномочны решить то, кому управлять их страной, никто извне не может навязывать им решения. Мы хорошо знаем, к чему приводит насильственная смена режимов извне. Наша последовательность в отстаивании принципиальных позиций и развитие обстановки на поле боя заставила международных акторов подойти к вопросу с более реалистичных позиций. Они согласны с тем, что Асад остается, как минимум, на переходный период. При этом даже министр иностранных дел Великобритании Борис Джонсон говорит, что Асад имеет право выдвинуть свою кандидатуру на будущих президентских выборах. Некоторые партнеры продолжают добиваться неких гарантий, что Асад после переходного периода должен покинуть свой пост. Но готовность к компромиссам, по моему, есть.

В то же время и сам Асад движется к каким-то компромиссам. Сейчас он говорит, что готов к досрочным выборам. Но, как мне представляется, на переговорах в Женеве речь не пойдет напрямую о его судьбе, будет обсуждаться лишь обновление сирийской государственности.

— Если Асада все-таки уйдет раньше, то будут ли ему даны какие-то гарантии безопасности?

— То, что он уйдет, не значит, что он сядет на самолет и улетит куда-то. Как я уже сказал, это означает для него пойти на новые выборы. А кто знает, не выберут ли сирийцы его снова президентом. Правда, по новой конституции Сирия может оказаться уже другим государством.

— Давайте обсудим положение дел в арабо-израильском конфликте. Где мы сейчас находимся в вопросе его урегулирования, насколько возможна встреча Аббаса и Нетаньяху в Москве, по-прежнему ли Россия готова ее организовать, и кто этот процесс урегулирования тормозит? Насколько с приходом новой администрацией США появится возможность продвинуться в урегулировании этого конфликта?

— Я считаю, что палестино-израильский конфликт сегодня загнан в тупик и выхода из него не видно. Те его решения, которые были заложены в резолюциях Совета Безопасности ООН, катастрофически далеки от выполнения. Кроме того, сегодня остается все меньше шансов на создание жизнеспособного независимого Палестинского государства на Западном берегу реки Иордан и в секторе Газа со столицей в Восточном Иерусалиме.

Эта ситуация, на мой взгляд, связана, в первую очередь, с неконструктивной позицией израильского правительства Биньямина Нетаньяху. В частности, с продолжением поселенческой активности, которая приобрела совершенно невиданный размах и, несмотря на то, что эта деятельность признана мировым сообществом как незаконная. Это было подтверждено принятой 23 декабря 2016 г. СБ ООН резолюцией, в которой говорится, что все существующие на оккупированных палестинских территориях поселения незаконны и являются грубым нарушением международного права. Но Нетаньяху не собирается ее выполнять, Израиль считает, что его закон выше международного. Очевидно, что мировое сообщество, Запад, не будут готовы применять какие-то санкции в отношении Израиля, и Израиль этим пользуется. Израиль жестко стоит на том, что это вечная неделимая столица Израиля.

Палестинцы, в свою очередь, отчаянно пытаются выдвигать новые инициативы. Однако среди них сегодня очень много людей, которые потеряли надежду на создание независимого Палестинского государства.

Недавнее решение Кнессета о легализации построенных еврейскими поселенцами на частных палестинских землях новых четырех тысяч единиц жилого фонда, является ничем иным, как открытым грабежом.

В урегулировании палестино-израильского конфликта сегодня многое зависит от США. Новый президент США Дональд Трамп заявил после встречи с Нетаньяху о том, что он не считает создание палестинского государства рядом с Израилем единственным способом решения конфликта. Это противоречит положениям резолюций СБ ООН и консолидированной позиции международного сообщества. Среди палестинцев, испытывающих растущее разочарование в способности этого сообщества решить проблему, все больше сторонников выдвижения лозунга создания единого, общего с Израилем государства в Палестине, где палестинцы были бы равноправными гражданами с евреями. Но это неприемлемо для Израиля, потому что тогда государство потеряет свой еврейский характер, на чем твердо стоит нынешнее израильское руководство. А для палестинцев концепция Израиля как еврейского государства означает дискриминацию его палестинских граждан, иначе говоря, даже те арабы Израиля, которые живут внутри «зеленой линии», не становятся его полноправными гражданами.

В этой ситуации есть много других осложняющих моментов. План Дональда Трампа перенести посольство США в Иерусалим также противоречит мнению фактически всего мирового сообщества. Хотя это решение пока вроде бы заморожено, оно вызвало широкий негативный резонанс в арабском и исламском мире. Если посольство все-таки будет перенесено, то это вызовет прилив нового числа молодежи, прежде всего, в ряды радикалов, экстремистских, террористических организаций. Но можно ли ожидать каких-то новых инициатив, выдвинутых США совместно с Израилем, учитывая острое желание Трампа дать новое дыхание американо-израильскому стратегическому партнерству?

Сегодня роль международного квартета посредников могла бы возрасти, однако палестинцы не очень склонны доверять «квартету», считают его структурой, которая не способствовала реальному урегулированию.

Сегодня после недавней межпалестинской встречи между лидерами палестинских организаций и фронтов, проведенной в Москве на базе Института востоковедения РАН, появилась надежда на то, что будет преодолен раскол между палестинцами, который является одним из препятствий к возобновлению мирного процесса. Если произойдет объединение палестинцев — это будет очень хорошо. Тогда можно рассчитывать, что и ХАМАС и некоторые другие палестинские организации согласятся на компромиссные решения, которые помогли бы сдвинуть мирный процесс с мертвой точки. Альтернатива ему вряд ли существует.

— Все-таки, с приходом администрации Трампа, шансы на организацию встречи руководства Палестины и Израиля в Москве повышаются, понижаются или это пока непонятно?

— Я склонен придерживаться пессимистического взгляда, считать, что пока шансы на это пока малы. Но если к лету палестинцы объединятся, создадут правительство национального единства и выступят единым фронтом с таких позиций, которые не позволили бы Израилю говорить: «там террористы командуют, и мы не хотим с ними иметь дело», тогда можно будет действовать и в направлении создания условий для проведения такой встречи в Москве. Сегодня новая американская администрация очень активно вмешивается в процесс урегулирования, прослеживается желание американского президента стать ключевым игроком, монополизировать роль посредника.

— Появляется информация о том, что США совместно с Объединенными Арабскими Эмиратами, Саудовской Аравией, Иорданией и Египтом хотят создать некую коалицию против Ирана, а также обмениваться с Израилем разведданными по этому вопросу. Насколько вы считаете, эти данные правдивы и насколько реалистичен сценарий такого объединения? И если это так, то как Москва на такое объединение смотрит?

— Как эксперт я могу судить о том, что России подобное объединение категорически не нужно. Мы хотим развивать отношения и с тем, и с другим лагерем.

Сегодня есть такая тенденция к тому, что Ирану может удастся договориться с Саудовской Аравией, другими странами Персидского залива, а также Советом сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ). И сегодня такая тенденция есть. Кувейтский министр иностранных дел недавно совершил визит в Иран с посланием дружбы от эмира Кувейта, правда пока какого-то прорыва в отношениях не произошло. Но президент Ирана Хасан Роухани недавно сам посетил Кувейт и Оман, где он предпринял шаги в сторону нормализации отношений с государствами-членами ССАГПЗ, восстановления дипломатических отношений. Шанс, что Иран сумеет договориться с ними, есть. Однако жесткий антииранский настрой Д. Трампа может помешать начавшемуся процессу налаживания внутрирегиональных отношений. Но в какой мерепрезидент США намерен и дальше обострять ситуацию вокруг Ирана и даже подвергать ревизии достигнутые договоренности по ядерной программе.

Конечно, и Израилю, и Саудовской Аравии, было бы выгодно, чтобы США жестко давили на Иран. Но, повторяю, Москва была бы заинтересована в том, чтобы Иран и государства Персидского залива помирились между собой и поддержали те региональные инициативы, в частности российские инициативы по Сирии, которые имеют шансы на реализацию и направлены на установление устойчивого мире во всем регионе.

Метки: Асад, беженцы, Ближний Восток, выборы, ИГИЛ, Израиль, Иран, конституция, Международные отношения, ООН, Россия, Саудовская Аравия, Сирия, Совет Безопасности ООН, США, терроризм, Трамп, Турция