Владимир Мау

| Лента.ру

Ректор РАНХиГС Владимир Мау о главной сложности «человеческого капитала»

Ректора Российской академии народного хозяйства и государственной службы (РАНХиГС) Владимира Мау вполне можно назвать человеком, причастным к выработке экономической стратегии. Глава РАНХиГС — постоянный участник «мозговых штурмов», которые периодически устраивают с экспертами Владимир Путин и Дмитрий Медведев. «Лента.ру» поинтересовалась мнением Владимира Александровича о путях решения наиболее острых проблем российской экономики.

«Здоровый рост не должен сопровождаться заливанием экономики деньгами или мигрантами»

«Лента.ру»: Какой экономический рост нам нужен?

Владимир Мау: Устойчивый, долгосрочный, сопровождаемый модернизацией, темпами, немного превышающими среднемировые.

Легко можно обеспечить экономический рост на два года, но после этого последует экономическая катастрофа, как это произошло с Советским Союзом. Темпы роста в СССР падали, к 1985 году они оказались ниже, чем в США и Великобритании. Новое энергичное руководство объявило об ускорении, темпы роста возросли — а через два года случилась катастрофа. СССР заплатил за попытку искусственного рывка резким ростом бюджетного дефицита и внешнего суверенного долга. В следующие десять лет после «ускорения» экономика упала на 40 процентов.

Вопрос: какие темпы роста считать нормальными? Они индивидуальны для каждой страны. Для Китая три процента — катастрофа, а для Германии это блестящий успех. Для России здоровый экономический рост — это на уровне или чуть выше среднемирового. То есть с учетом уровня экономического и социального развития — выше, чем в Германии, но ниже, чем в Китае.

На рост влияет множество факторов. Странно ожидать, что мы будем расти, если, например, все основные экономические партнеры России будут в рецессии. Так не бывает. И конечно, здоровый рост должен сопровождаться структурными сдвигами в экономике, а не просто заливанием экономики деньгами или, скажем, мигрантами. Нужен рост производительности труда, отдачи от капитала, инноваций. Необходима диверсификация экспорта и повышение качества человеческого капитала.

Некоторые ваши коллеги считают, что при росте производительности труда значительно увеличится число «лишних» рабочих рук.

Томас Роберт Мальтус считал, что если население планеты будет расти, то наступит голод. А Карл Маркс свой прогноз о гибели капитализма основывал на том, что в результате механизации машины вытеснят людей и будет нарастать нищета. Но пока научно-технический прогресс показывает, что люди находят место — в других, новых секторах, в сфере услуг, в творчестве. Тот же Маркс полагал, что богатство общества в будущем станет определяться не рабочим, а свободным временем. Вполне справедливо утверждение, что технический прогресс делает бухгалтера безработным, помогает хирургу быть более продуктивным и не влияет на работу парикмахера.

Действительно, производительность труда значимо растет на протяжении последних 200 лет, прежде всего в развитых странах. Но разве от этого возникают большие проблемы с занятостью? Если в материальном производстве останется меньше людей — значит, больше будет в образовании, в творчестве и других отраслях.

Такой вариант предполагает еще большее распространение высшего образования. А многие считают, что у нас и так слишком много дипломированных специалистов.

У нас доля школьников, поступающих в университеты, примерно такая же, как в большинстве развитых стран мира. Ничего в этом плохого нет. Наверное, когда в советское время треть школьников поступала в вузы — эти вузы были лучше тех, которые сегодня обучают почти 90 процентов молодежи. В Российской империи с ее семью университетами и пятью технологическими институтами образование было еще лучше, чем в СССР. Но оно было при этом еще менее доступным.

Наличие образования лучше его отсутствия. Если общество предъявляет спрос на всеобщее высшее образование — его надо удовлетворять. Оно будет разное — где-то хорошее, где-то не очень. Но в США тоже есть и провинциальные колледжи, и топовые мировые университеты — но и то, и другое считается высшим образованием.

В США многие топовые университеты расположены не в столицах. А у нас реформа образования может привести к тому, что молодежь из глубинки физически лишится возможности продолжить обучение после школы.

А еще в США топовые университеты частные, а у нас — государственные. Ну и что? В России всегда предпочитали государственный университет и частного врача. Это же вопрос традиций, а не качества образования. И потом, вы считаете, что в Гарварде или Стэнфорде жить дешевле? Нет. Там цены на проживание значительно выше, чем в ближайших крупных городах.

В то же время ЕГЭ — важный инструмент повышения доступности высшего образования. При всей возможности каких-то махинаций эта система скорее позволяет завысить балл троечнику, но она не может занизить балл отличнику. Когда вузы принимали по результатам своих экзаменов, чтобы принять «своих», могли «завалить» именно хороших абитуриентов, и это была менее справедливая система.

А вот куда пойдут школьники, которые не поступили в вузы? Большой социально-политический вопрос. Не понимаю, как может быть слишком много высшего образования. Все равно что слишком много медицины.

Образование и здравоохранение сейчас принято называть отраслями «человеческого капитала». Вы упомянули повышение его качества как свойство здорового экономического роста. Почему это так важно?

Есть три основных отрасли «человеческого капитала»: образование, здравоохранение и пенсионная система. Практически весь опыт догоняющих постиндустриализаций, рывков последних 50 лет связан с инвестициями государства в эти отрасли. Это отличает ситуацию от XIX и первой половины XX века, когда приоритетом была тяжелая промышленность.

«Квазинакопительная пенсионная система может не дать устойчивого результата»

Вы говорите о необходимости инвестиций государства в «человеческий капитал». Но повышение пенсионного возраста, к которому сейчас активно призывают, — это как раз сокращение государственных, бюджетных затрат.

Логика повышения пенсионного возраста состоит в другом. Во-первых, это ведет к увеличению численности работающего населения к 2023 году на девять миллионов человек — примерно численность населения Швеции. У нас сейчас численность населения в трудоспособном возрасте снижается, что является важнейшим тормозом для экономического роста.

Во-вторых, эта мера имеет аспект усиления адресности. Повышение пенсионного возраста нужно не для экономии бюджетных средств, а для улучшения поддержки тех, кому она больше всего нужна. Тех, для кого пенсия — не маленькая прибавка к зарплате, а кто на эти деньги будет жить. Это важный, гуманный и социально справедливый шаг. Наконец, если вы концентрируетесь на старших пенсионных возрастах, гораздо выше вероятность, что в условиях существующего валютного курса выплачиваемые деньги пойдут на приобретение именно отечественных товаров или услуг. А услуги — всегда внутреннего производства.

Но будущее пенсионной системы не лежит в плоскости исключительно пенсионного возраста. Пенсионная стратегия конкретного человека в развитом обществе, по-видимому, будет результатом балансирования между государственными пенсиями, частными накоплениями, инвестициями в семью и в недвижимость. Если моя гипотеза верна, то в следующем поколении пенсия превратится в возрастное пособие по бедности и инвалидности. То есть это будет право в определенном возрасте получить помощь государства, если у вас нет средств. В этом смысле всерьез говорить о том, что государственная пенсия будет основным источником существования, было бы неверно.

В историческом плане пенсия — достаточно новый феномен, значительно короче современного экономического роста. Это не значит, что система, внедренная Бисмарком в 1889 году, должна существовать всегда. Многие уже думают не о том, как вписаться в государственную пенсию, а о том, как создать условия, при которых в пожилом возрасте можно будет сносно жить.

Правильно ли я понимаю, что вы за отказ от обязательной накопительной пенсионной системы? Ваши оппоненты в этом вопросе скажут, что она приучает людей планировать будущее.

Человек имеет право выбирать. Зачем ему навязывать дополнительные правила игры? Тем более неочевидно, что это даст более высокую пенсию. Мы не знаем ситуацию на финансовых рынках в течение даже ближайших пяти, а тем более десяти лет. Поэтому всерьез обсуждать, даст ли накопительная система больший или меньший доход, совершенно бессмысленно. Есть одинаково убедительные расчеты как в одну, так и в другую сторону. Лучше та пенсионная система, которую принимает общество.

Значительная часть общества — средний класс — как раз привыкла к обязательной накопительной пенсионной системе. Получали «письма счастья»… А потом начались бесконечные моратории и заморозки.

Это было на волне экономического роста. Потом случился кризис 2008-2009 годов, который показал, что такая квазинакопительная пенсионная система может не дать устойчивого результата. Но есть более сложная проблема: отрасли «человеческого капитала» — вещи с интеллектуальной точки зрения исключительно тяжелые. Будем честны: здесь нет одного простого решения, после которого все станет прекрасно.

Егор Гайдар говорил, что макроэкономическая стабилизация — задача интеллектуально простая. Она очень болезненная, за нее надо платить репутацией тех, кто принимает решения, и благосостоянием. Нужно мужество политиков, но интеллектуально это задача несложная. Как он говорил, достаточно иметь независимый Центробанк, ответственное правительство, эффективную полицию и харизму. А вот то, что необходимо делать после макроэкономической стабилизации, — развивать «человеческий капитал», политические институты — вот это сложно, потому что здесь уже нет универсальных рецептов. В образовании мы более или менее понимаем, куда двигаться. В пенсионной системе мы неплохо понимаем развилки, дальше нужен политический выбор. В здравоохранении мы понимаем меньше всего, какая должна быть система в условиях стареющего и болеющего общества.

«Из дискуссии о «человеческом капитале» нет экспертного выхода»

Вряд ли решению этих задач способствует постоянная война между финансово-экономическим и социальным блоками правительства.

В «человеческом капитале» сегодня переплетаются три разнонаправленных фактора: это и элемент государства всеобщего благосостояния, это и фискальная проблема, и мощный инвестиционный фактор. Причем нельзя сказать, что один из элементов важнее остальных. Балансирование между ними создает дополнительную сложность. Как только вы выходите за рамки исключительно социальных вопросов, начинается дискуссия — поиск оптимального соотношения инвестиционной, фискальной и социальной компонент.

Это нормально. Другое дело, что из этой дискуссии, как и из большинства других, аналогичных ей, нет научного или экспертного выхода — он может быть только политическим. Этим и отличается роль эксперта от роли политика. Эксперт должен взвесить и объяснить опции, а политик должен принять решение, опираясь на его отношения с избирателем — или с Богом.

Насколько я понимаю, одно из таких решений связано с индексацией пенсий.

Если правительство говорит, что инфляция составит 15 процентов, но мы проиндексируем пенсии на четыре процента — это очень плохо. Но если правительство говорит, что в 2017 году инфляция будет четыре процента, и мы пока индексируем в этих пределах во имя снижения инфляции — это шаг болезненный, но осмысленный. Если доходы растут быстрее производительности труда — а так было на протяжении десяти лет, — когда-то этот пузырь должен лопнуть.

Проблема сырьевой зависимости — это не о том, сколько нефти вы производите. Это проблема сверхдоходов, не обусловленных ростом производительности труда. Если вы тратите все рентные доходы на текущее потребление — у вас одни результаты: страна рушится, как это было с СССР и сейчас происходит с Венесуэлой. Если вы не тратите вообще — происходят небольшие колебания, но в пределах позитивных значений, как в Норвегии. Если тратите частично — происходит как в России: не катастрофа, но неприятно. Если вы имеете право тратить рентный доход, средства резервных фондов, то вы первое время начинаете не структуру улучшать, а стабильность покупать. Это один из важных уроков 2008-2012 годов.

Вы верите, что четырехпроцентный ориентир по инфляции, который вы упомянули, достижим?

Это не предмет веры. Возможно ли это? Да, возможно. Будет ли это сделано? Зависит и от личности председателя Центробанка, и от набора объективных обстоятельств. Скажем, если цена на нефть будет существенно расти, удержать инфляцию будет очень трудно, но тогда появятся дополнительные доходы бюджета. Но при сохранении нынешней общеэкономической ситуации задача подавления инфляции до целевых значений представляется вполне реалистичной.

Беседовал Александр Бирман

Метки: бывший СССР, ВУЗ, германия, ЕГЭ, здравоохранение, инфляция, Китай, Медведев, нефть, образование, пенсии, Путин, реформы, США, ЦБ, экономика, экономический рост