Россия в глобальной политике

С.К.Дубинин

От решений, принимаемых ведущими державами, зависит, в каком мире нам предстоит жить, даже если сами эти державы на данный момент находятся не в лучшей форме. Предстоящий этап мирового развития не только не перечеркнет процесс глобализации, но даст ей новый толчок. Мы обязаны обеспечить для России полноценное участие в новом этапе глобализации экономики.

В мировом сообществе складывается новая иерархия держав, чей голос невозможно не учитывать при решении международных вопросов. Предшествующая система была результатом окончания Второй мировой войны и существовала в формате «биполярного мира», в котором вокруг Советского Союза и Соединенных Штатов концентрировались их союзники и примыкавшие к ним близкие и далекие сателлиты из числа неприсоединившихся стран.

И в той системе отношений экономический потенциал выступал в качестве важнейшей предпосылки военно-политического могущества. При этом диспропорция между достигнутым к началу 1980-х гг. советско-американским ракетно-ядерным паритетом и глубоким отставанием экономики СССР от экономики США (тем более вкупе с союзными европейскими странами и Японией) была разительной. Современная же глобализация только усиливает значимость экономического могущества в качестве ведущего фактора влияния. Вместе с тем институты и идеологические представления прежней эпохи подвергаются нарастающей эрозии.

Постбиполярный мир: вопросы, требующие ответа

Биполярная модель отношений просуществовала со всеми многочисленными модификациями до начала 1990-х гг., когда распад коммунистического блока, а затем и Советского Союза предопределил окончание холодной войны. Два последующих десятилетия оказались переходным периодом, когда стало ясно, что претензии США на доминирование, на абсолютное лидерство не оправдались. Кроме того, критерием номер один в конкурсе на звание «великой державы» в современном мире стало экономическое могущество само по себе, обладание соответствующим военным потенциалом не является непременным условием. Так, вооруженными силами глобального масштаба не обладают и не стремятся обладать такие современные лидеры, как Япония или Германия. Тем более это характерно для быстрорастущих новых мировых держав — Китая, Индии, Бразилии (последние, правда, заметно наращивают свои региональные военные возможности).

В первой тройке мировых экономических держав по показателю доли национального ВВП в глобальном продукте (расчете по паритету покупательной способности) находится сейчас два азиатских государства: КНР — второе место при 16-процентной доле в глобальном валовом продукте, и Япония — чуть ниже 16%. На первом месте Соединенные Штаты — 24%. Доля экономики России по самым оптимистическим оценкам составляет 3,5–4%.

Среди ведущих экономических держав законное место занимают как победители, так и побежденные во Второй мировой войне страны Европы, Северной Америки, Азии, Австралии и Океании. Следовательно, традиционное включение только определенной группы стран-победителей в Совет Безопасности ООН становится все большим анахронизмом.

В связи с формированием новой системы взаимоотношений и иерархии мирового влияния встают острые вопросы, настоятельно требующие недвусмысленных ответов, без чего действия на международной арене будут все менее эффективными. Выделим несколько основных:

• Может ли нарастающее «расщепление» экономического воспроизводственного цикла между развитыми странами и странами развивающихся рынков вылиться в создание нового формата мировых «блоков»?
• Может ли отдельная страна, обладающая обширной территорией и значительным экономическим потенциалом, успешно развиваться и наращивать мировое влияние без тесных союзнических отношений? Насколько такой путь реален для России? Что лежит в основе современной модернизации России?
• Ведет ли глобализация экономики к стабильности и четкости отношений между суверенными странами или современная экономика стала основой нарастающего хаоса?

Список вопросов, безусловно, должен стать значительно шире уже в ближайшее время. Попытаемся все же начать искать ответы на некоторые из них.

Россия в условиях расщепления мирового экономического цикла

Глобализация мировой экономики выдержала испытание мировым кризисом 2007–2010 годов. Мировое хозяйство не распалось на противоборствующие экономические блоки. Свободное движение капиталов на мировом финансовом рынке не подверглось национальным ограничениям, а ведь подобного можно было ожидать, учитывая, что именно финансовый кризис взорвал успешное развитие мировой экономики и обусловил резкий спад. Произошло «расщепление» мирового экономического цикла. Наиболее развитые страны погрузились в рецессию, относительно быстрый рост сохранила только часть государств — лидеры развивающихся рынков. Выход из кризиса происходит крайне неравномерно. Россия также явно не относится к группе быстрого послекризисного экономического роста.

В Докладе об экономике России №25 в июне 2011 г. Всемирный банк утверждает, что в среднесрочной перспективе развитие мировой экономики замедлится. Посткризисный экономический рост оценивается как умеренный (см. таблицу):

Ситуация в экономике России характеризуется скорее как застойная. Для нее типично не только относительно медленное развитие, но и отсутствие позитивных структурных изменений и недостаточная конкурентоспособность производителей на международных и даже отечественных рынках. «Российским экспортерам трудно не только выйти на внешние рынки, но и удержаться на них», — констатируют авторы доклада Всемирного банка (с. 18). Так, в период с 1999 по 2008 гг. российский экспорт смог выжить по истечении двух первых лет после начала поставки только в 57% всех случаев продажи на внешний рынок. Для Китая, например, этот коэффициент чуть выше 70%. Российские производители вне нефтяного и газового секторов не сталкиваются с системой развитой конкуренции на собственном российском рынке и не владеют умением приобретать и наращивать сравнительные преимущества в конкурентной борьбе (с. 19).

В качестве наиболее простых характеристик положения страны в системе мирохозяйственных связей целесообразно использовать не только данные о ее доле в глобальном внутреннем продукте при расчете по паритету покупательной способности. Важно также оперировать показателями относительно доли в мировом экспорте отдельных групп товаров и услуг и состояния платежного баланса. В течение последних двух десятилетий в качестве обобщающего синтетического показателя используется такая оценка, как международная конкурентоспособность экономики. Примером такой оценки являются ежегодные доклады Давосского форума (см., например, Global Competitiveness Report 2010–2011). По данному рейтингу в последние годы первое место устойчиво занимает Швейцария. США постепенно сползли на четвертую позицию, а Россия остается в середине длинного списка — 63-е место.

Между тем международная экономическая конкуренция продолжает нарастать. Это, с одной стороны, борьба за рынки сбыта продукции и услуг, а с другой — соперничество за привлечение инвестиций. Но в этом контексте все отчетливее проявляется и еще одна закономерность. Быстрый экономический рост присущ странам, чья экономика ориентируется не только на потребителя за рубежом, но и на собственный внутренний рынок сбыта. Гигантские внутренние рынки азиатских стран с быстрорастущим населением — это их огромное конкурентное преимущество и «драйвер» роста.

Человеческий капитал, используемый на современных развивающихся рынках, формировался последние двадцать лет путем массового направления граждан соответствующих стран на обучение в Соединенные Штаты, Великобританию, другие страны ЕС. Именно потребление услуг современного высшего образования студентами из Индии и Китая стало основой столь многочисленного среднего класса в этих странах. Такое оказалось возможным только при условии роста доходов как домохозяйств, так и правительств развивающихся государств.

«Расщепление» экономического цикла значительно осложнило задачу продолжения экспортной экспансии и для стран — производителей массовой промышленной продукции, и для стран — экспортеров сырьевых товаров. Они, безусловно, наращивают взаимодействие друг с другом, являясь взаимным рынком сбыта этих экспортных поставок. Одновременно происходит значительное обострение конкуренции на всех мировых рынках. Это относится и к рынку долгосрочных прямых инвестиций. Без привлечения таких капиталовложений в российскую экономику задачи ее модернизации выглядят заведомо неразрешимыми.

Прогнозируемый для России на ближайшие несколько лет темп экономического роста на уровне 4–4,5% в год явно недостаточен для опережающего развития и сокращения отставания от экономик наиболее развитых или наиболее быстроразвивающихся стран. При этом необходимо учитывать, что более половины всех бюджетных доходов наше государство получает от экспортных операций нефти и газодобывающих отраслей на внешнем рынке именно с теми странами, которые существующая военная сила России по-прежнему делает нашими потенциальными противниками.

Банковская система и финансовые рынки недостаточны для обслуживания отечественной экономики в период ее выхода из кризиса. Крупным корпорациям и банкам приходится постоянно обращаться за заимствованиями к иностранным рынкам. Предприятия малоэффективны и плохо используют основные фонды и финансовые ресурсы. Низка производительность труда и в промышленности, и в сфере услуг — как частной, так и государственной. По отношению к соответствующему показателю в американской экономике она составляет около 30%.

В период выхода из кризиса в экономике не произошло переоценки ценностей — ни в бухгалтерском, ни в макроэкономическом смысле. Структура хозяйственной системы осталась докризисной, использование природных ресурсов неэффективным, производительность труда не выросла. Инвестиционный климат признается всеми крайне неблагоприятным. Отсюда и замедленный выход из спада производства.

Российская экономика сохраняет исключительно высокую зависимость от волатильности нефтяных цен. В случае их снижения для российской финансовой системы немедленно наступит тяжелое время. Положительное сальдо текущего платежного баланса сменится отрицательным с последующим снижением обменного курса рубля, резко возрастет дефицит федерального бюджета, банки и крупнейшие промышленные компании столкнутся со значительными трудностями в обслуживании внешней корпоративной задолженности.

Инвестиции в начале 2011 г. растут весьма скромными темпами и сосредотачиваются в традиционных для российской экономики экспортноориентированных секторах — металлургии и добыче углеводородного сырья. Прямые иностранные инвестиции в российскую экономику достаточно жестко контролируются правительством. Законодательно установлено, что в 42 отраслях российской экономики, признанных стратегическими, потенциальный зарубежный инвестор должен получать предварительное одобрение своего участия в инвестиционном проекте от правительственной комиссии, если такое участие предусмотрено в доле свыше 10%.

Например, при привлечении инвестиций иностранных фирм-производителей автомобилей Минэкономразвития РФ реализовало достаточно гибкую схему сочетания налоговых и таможенных льгот для инвесторов с требованиями локализации производства комплектующих для конечной продукции. Однако расширение подобных требований, включение в них передачи технологий и лицензий российским партнерам без встречных уступок в сфере налогов или прав аренды государственных земельных участков для инвесторов оказывается, как правило, неприемлемым.

В этих условиях инвесторам важно оценить страновые риски России и в связи с этим — насколько качественно функционируют российские юридические и экономические институты. В ближайшие годы экономический рост будет все в большей степени определяться внутренними событиями. Это требует от российской власти и бизнеса сосредоточиться на том, насколько эффективно работают отечественные институты экономического и социального развития.

К рассмотрению ставшего привычным перечня негативных явлений, включающего коррупционную «административную ренту», забюрократизированность всех процедур регистрации нового бизнеса, риски правоохранительной и судебной системы, стоит добавить такие тормозящие инвестиционный процесс явления, как неконкурентную, высокомонополизированную систему российских рынков. Речь идет как о скрытых картельных соглашениях на товарных рынках, так и о сохранении излишнего влияния естественных монополий на развитие экономики. Именно это делает накачку совокупного спроса в России малоэффективным способом стимулирования экономического роста.

Общая либерализация условий, на которых привлекаются иностранные инвесторы, в сочетании с льготным режимом для тех, кто приходит в высокорисковые отрасли высоких технологий, представляется наиболее логичным и эффективным подходом к преодолению трудностей российской экономики.

Стабилизация экономического роста и доходов, достигнутая в первом десятилетии ХХI века, не создала основы для долговременного развития. Глобальный финансовый и экономический кризис развеял ощущение успеха, кризис проявил и вывел на всеобщее обозрение сильные и слабые стороны российской экономики и политики. Мы вновь обнаружили себя в кругу весьма похожих на нас стран «развивающихся рынков», имеющих схожие проблемы. Ощущение движения по кругу, цикличности развития и слабости прогресса нарастает.

Замедление экономического роста в России вызвало серьезные негативные последствия.

Во-первых , увеличивается отставание нашей страны от той части мира, которую принято именовать «Западом», «золотым миллиардом». ВВП в расчете на одного гражданина России в объеме 13–14 тыс. долларов ставит нашу страну в положение развивающейся на уровне застойных латиноамериканских экономик без перспективы перехода в более высокую категорию.

Во-вторых , это категорически не соответствует политическим и социальным ожиданиям основных масс российского населения, продолжающих верить в предназначение России быть великой державой, что бы в это понятие ни вкладывалось.

В-третьих , вслед за привычкой плестись в хвосте западных стран нам грозит перспектива привыкать к запаздыванию в развитии по сравнению с традиционно более бедными, чем Россия, странами Юго-Восточной Азии. Если с отставанием по объему ВВП в отношении Китая общественное сознание России смирилось, то факт скатывания на уровень Индонезии или Филиппин может быть воспринят крайне болезненно.

По существу Россия выбыла из числа быстрорастущих экономик и покинула «лигу БРИК», во всяком случае в ее экономической ипостаси. Но и ранее к ней мы принадлежали чисто формально, так как структура российской экономики радикально отличается от китайской или индийской. Это страны, в которых происходит трансформация экономик из аграрных в индустриальные, тогда как Россия прошла этот этап развития более пятидесяти лет назад.

Российским властям удалось смягчить последствия экономического и финансового кризиса 2008–2009 гг. для населения страны. Вместе с тем кризисное падение ВВП и особенно промышленного производства, остановка банковского кредитования экономики, девальвация рубля, ставший устойчивым дефицит федерального бюджета — все это не только следствие неблагоприятной мировой конъюнктуры. Кризис вскрыл структурные слабости российской экономики.

Институциональные, политические и экономические основы модернизации

Российский этно-национальный культурный комплекс не включает в себя в достаточной мере такой элемент, как набор модернизационных ценностей. А ведь именно они призваны сделать устойчивым воспроизводство современных общественных отношений и спроса на технологические инновации. Большой проблемой остается низкая привлекательность реально действующих в нашей стране характеристик этого комплекса. И не только для «других», но и для самих граждан России.

Следовательно, задача современной элиты — сосредоточить усилия именно на этом направлении. Речь идет не о пропагандистских кампаниях, а об общественной практике борьбы за превращение экономики в одну из наиболее развитых и эффективных. И назовите этот путь хоть «евразийским путем развития», суть его не изменится, так как на этом направлении мы добиваемся того, чего достигли и европейские страны, и Япония.

Россия сегодня столкнулась с хорошо известной в мире проблемой — необходимостью перехода от краткосрочных модернизационных усилий и реформ к формированию самовоспроизводящегося и саморазвивающегося современного общества, включая политический строй с демократической сменой власти и экономическую систему с постоянно действующими стимулами для инноваций в производстве товаров и услуг. Может ли Россия добиться этого, или наша «евразийская» культура обрекает нас на вечное движение от застоя к мобилизации и обратно? Как вообще анализировать культуру общества, достаточно ли этого, чтобы понять его историческую судьбу?

Принципиальный вопрос: чем отличаются процессы модернизации сегодня от усилий прежних реформаторов в рамках империи Романовых, начиная с основания династии в начале ХVII века, или от «прорыва в светлое будущее» в ходе мобилизационных десятилетий советского периода, а затем от смены общественного строя в последнем десятилетии ХХ века? На первый взгляд, ответ прост — только в феврале 1917 и в августе 1991 гг. пришедшей к власти в ходе революции частью элиты ставилась задача развития в России демократической формы государственного устройства. Все остальные модернизационные проекты откровенно ставили задачу укрепления диктаторской/самодержавной власти и военной мобилизации. И не так уж важно, во имя «мировой революции» или выхода к Черноморским проливам и Константинополю.

Практически все модернизации, проводившиеся под руководством авторитарных лидеров, носили мобилизационный характер. В Советском Союзе, Японии, Германии, Италии 1930-х гг. мобилизация вполне открыто имела целью подготовку к большой войне. Можно спорить о том, могла ли индустриализация в СССР состояться по Николаю Бухарину и Алексею Рыкову, но остается фактом, зафиксированным историей, — она была проведена Иосифом Сталиным по-своему. И ее последствием стали и трагедия коллективизации, и жестокие репрессии, и отступление 1941–1942 гг. от Немана до Волги, и победа в Великой Отечественной войне, доставшаяся исключительно дорогой ценой.

Ведь даже в эпоху «великих реформ» правительство Александра II модернизировало Россию преимущественно в виду необходимости наращивания военного потенциала. Демократические элементы — независимый суд или земское местное самоуправление — представляли собой меры прежде всего экономические, обеспечивающие стабильность частной собственности или разгружавшие центральный государственный бюджет.

Милитаризация экономики сопровождалась, как правило, не расширением, а свертыванием даже зачатков демократии, уходом с уже достигнутых рубежей в деле привлечения «низших сословий» или «рядовых представителей рабочего класса и крестьянства» к делам государственной власти. Земские соборы начала XVII века исчезли как явление, и было восстановлено абсолютное самодержавие. В ХХ веке только возникшие было институты демократии — земство и Государственная дума — были сметены в ходе Октябрьской революции. Стихийно возникшие советские органы превращены в период гражданской войны в придаток откровенной диктатуры.

С помощью тоталитарных методов администрации советская власть достаточно энергично провела индустриализацию, нарастила количественные показатели и масштабы производства. Однако проблемы повышения эффективности использования ресурсов остались без какого-либо решения. Более двадцати лет с середины 1960-х до начала 1990-х гг. советское руководство ставило задачу роста производительности труда в 2–2,5 раза и не добилось успеха. Следующие два десятилетия, вобравшие в себя период революции 1991–1993 гг. и экономические реформы, также не обеспечили необходимого результата. Проблема эффективности по-прежнему актуальна.

Решение системных институциональных и политических проблем российского общества выступает как предпосылка и важнейшая часть задачи, нацеленной на создание эффективной экономической системы. Россия провозгласила курс на модернизацию экономики, широкое внедрение инновационных технологий и привлечение с этой целью иностранных инвестиций и человеческого капитала. По всем направлениям российским предприятиям предстоит активно конкурировать с остальными представителями развивающихся рынков. Точно так же, как уже сегодня страны, объединенные аббревиатурой БРИК, активно конкурируют друг с другом.

Для всех этих государств развивающихся рынков характерны высокие страновые риски. Они, однако, перекрываются преимуществами — обширным внутренним рынком, природными ресурсами и главное — дешевизной массовой неплохо образованной рабочей силы. Российская экономика явно проигрывает в этом соревновании. Рабочая сила в нашей стране дорога и не будет дешеветь. Одновременно инвестиции в основные фонды предприятий должны все больше превращаться во вложения в машинотехнические изделия для замены ручного труда.

Дело в том, что демографическая ситуация в России не способствует естественному притоку рабочих рук. Россия с неизбежностью сама будет импортировать как квалифицированную, так и неквалифицированную рабочую силу. Из-за демографического сдвига в структуре населения и увеличения его пожилой части, нуждающейся в социальном обеспечении, наш обширный рынок будет все менее емким для новейших потребительских товаров высокой технологии.

По своим экономическим проблемам Россия выступает достаточно типичным представителем группы стран Восточной Европы. Но в отличие от большинства из них не желает ставить своей целью организационное присоединение к «Восточному партнерству» с Европейским союзом, а затем, возможно, и к самому этому интеграционному объединению. И это, с точки зрения автора, является значительным упущением нашей внешней политики. Распространение на Россию условий и правил экономического, юридического и административного порядка Европейского союза могло бы резко увеличить привлекательность нашей экономики для иностранных и собственных российских инвесторов.

Данный подход вовсе не исключает успешного взаимовыгодного сотрудничества с соседями из КНР и других регионов Азии. Просто необходим нетрадиционный взгляд на, казалось бы, давно установленные понятия. Так, например, традиционно воспринимаемый в качестве враждебного вызова газопровод «Набукко» вполне способен стать органическим дополнением к российскому «Южному потоку». В течение одного-двух десятилетий выход иранского газа на европейский и азиатский рынки практически неизбежен, и такая кооперация станет привлекательным бизнесом.

При решении задач по освоению природных ресурсов Восточной Сибири и созданию там экспортного потенциала, ориентированного на рынок Китая и Индии, в качестве союзников по бизнесу мы получим дополнительно не только азиатских, но и европейских, и американских партнеров. Сергей Караганов в своей недавней статье, посвященной сотрудничеству с Китаем, вполне обоснованно доказывал, что производство и поставка продовольствия на китайский рынок может стать вариантом высокотехнологичного экспортного производства, к тому же способствующего защите окружающей среды и использованию возобновляемых природных ресурсов. Где российская экономика получит такие деньги и такие технологии, если не в ЕС и США?

Глобализация: от хаоса кризисных лет к новому порядку

Кризис мировой экономики 2007–2009 гг., как и полагается, многое расставил по своим местам. Глобализация экономики из абстрактного для многих теоретического понятия превратилась в весьма конкретный экономический контекст, без приспособления к которому невозможно выживание ни стран, ни предприятий, ни людей и домохозяйств. Без этого задача модернизации выглядит заведомо неразрешимой.

До настоящего времени ни бизнес-сообщество России, ни органы государственного регулирования экономики не научились извлекать выгоду из включения российской экономики в процесс глобализации.

Наши бизнесмены и аналитики рассматривают глобализацию прежде всего в качестве угрозы, в лучшем случае — вызова, но практически никогда как новую возможность. В ходе экономического кризиса, действительно, проявились негативные последствия глобализации мирового воспроизводственного процесса. Стало принято резко отрицательно оценивать наращивание масштабов финансовых рынков и усложнение сделок с применением производных финансовых инструментов. Именно в данной сфере произошли срывы платежей, послужившие первым упавшим камнем, который вызвал обвал финансовых рынков. Однако нельзя забывать, что финансовые инновации в сфере деривативов на финансовом и товарном рынках создали за два предкризисных десятилетия необходимые и достаточные условия для наращивания инвестиций в странах развивающихся рынков. Инновации в финансовом секторе позволили увеличивать денежные потоки, без которых невозможно было бы построить инновационные современные промышленные предприятия и обеспечить спрос на их продукцию.

Трудом населения развивающихся государств финансовые потоки были развернуты в значительной степени в экономику развивающихся рынков. Массовый экспорт из Китая и Индии товаров и услуг по низкой цене привел к формированию структурных дисбалансов в движении денежных потоков, выразившихся в профиците платежных балансов этих стран и накоплении ими огромных золотовалютных резервов. Признавая несомненные заслуги этих стран, нельзя не видеть, что важнейшим условием их ускоренного роста стал тот переизбыток свободных финансовых ресурсов, который был создан в мире в ходе развития финансовых инноваций на рынках деривативов и «оверлевериджа» банковских кредитов.

Сложилась следующая система отношений. С одной стороны, зарплата бюджетников в Соединенных Штатах непосредственно зависит от возможности их администрации привлечь в облигации американского госдолга доллары, накопленные в золотовалютных резервах Китая. С другой стороны, доход китайского производителя или торговца предметами первой необходимости зависит от покупательной способности американских домохозяйств. В результате движущей силой подавляющего числа экономических решений стала оценка баланса международных денежных потоков. В свою очередь, их устойчивость зависит от национальной конкурентоспособности на мировом рынке.

Создание «Большой двадцатки» (G20) в разгар кризиса, организация в ее рамках плодотворного переговорного процесса внесли значительный вклад в стабилизацию экономической обстановки. Однако вскоре стало ясно, что основные решения по государственному регулированию и национальных экономик, и мирохозяйственных связей по-прежнему должны приниматься на национальном уровне.

Хотя в глобальной финансовой системе накопились настолько значительные диспропорции, что крах рынка деривативов привел к расшатыванию институтов финансовой системы, спровоцировал банкротство большинства инвестиционных и многих коммерческих банков и страховых компаний, ответные антикризисные меры были приняты в Америке, странах еврозоны и Соединенном Королевстве фактически без использования международных финансовых институтов. Только Европейский центральный банк играл существенную антикризисную роль в качестве эмиссионного центра единой валюты — евро.

В ходе кризиса финансовые диспропорции захватили и сферу государственных финансов. Накопление государственной задолженности в объеме около 100% ВВП ведущих развитых стран предопределяет нарастание инфляционного давления. В этих условиях администрация президента Барака Обамы и Федеральная резервная система США встали на путь «количественного смягчения», т.е. мощнейшей денежной накачки финансовой системы «страны и мира». Их примеру последовал Банк Англии, а затем и ЕЦБ. Хотя руководители еврозоны делали многочисленные оговорки о неприемлемости инфляционного сценария, именно он и находит реальное воплощение в их действиях.

Инфляция, замедление или стагнация экономического роста являются наиболее реальной перспективой глобальной экономики на ближайшие пять-семь лет. В определенном смысле такое развитие событий будет прямым продолжением экономического беспорядка предшествующих кризисных лет.

Мировая инфляция — не новость для международных экономических отношений, на что недавно обратил внимание журнал The Economist. «Между 1945 и 1980 гг. реальная негативная ставка процента действовала по обязательствам государственного долга. Сберегатели размещали свои деньги на банковских депозитах, банки в свою очередь одалживали их правительствам, используя инструменты с процентными ставками, которые были существенно ниже процента инфляции. Затем правительства выплачивали свои долги сберегателям деньгами, обесцененными инфляцией, которые реально составляли суммы ниже тех, что были взяты в долг. Сберегатели с учетом инфляции несли потери в реальном исчислении. В свою очередь симметрично происходило улучшение балансов отчетности по государственным обязательствам. Остается загадкой, почему сберегатели мирились со столь жалкими доходами (crummy returns) на протяжении столь долгого времени ». Исследователи международной экономики Кармен Рейнхарт и Белен Сбранчиа предложили называть данный процесс «финансовой репрессией».

Вопрос заключается только в том, будет ли «финансовая репрессия» вновь взята на вооружение для решения проблем государственного долга? Ответ автора данной статьи, безусловно, положительный. Инфляционная накачка денежной массы и в долларах, и в евро, и в фунтах, которую ныне политкорректно именуют «количественным смягчением», уже принесла рост долларовых цен на все торгуемые на международных биржах товарные инструменты, а также очевидное ускорение роста внутренних цен в Соединенном Королевстве и странах еврозоны.

Совершенно откровенно данный метод руководство стран еврозоны пытается применить для распутывания узлов государственного долга в странах Южной Европы. Предоставляя финансовую помощь Греции, они, с одной стороны, обеспечивают погашение ею долгов перед частными банками других стран, а с другой — продлевают всю вновь накопленную этой страной задолженность. С третьей стороны, такая реструктуризация должна позволить снизить уровень процентных ставок по государственным обязательствам. Нарастающая инфляция значительно облегчит правительствам задачу обслуживания долга.

В среднесрочной перспективе инфляция обесценит государственные обязательства не только Греции. «Финансовая репрессия» позволит гасить эти обязательства обесцененными в реальном выражении долларами и евро. При этом банкам предлагается также внести свой вклад путем реструктуризации и пролонгирования задолженности на своих балансах. Правда, скорее всего, нынешнее правительство Греции не сможет воспользоваться плодами «финансовой репрессии», т.к. дефолт по госдолгу будет зафиксирован раньше.

Однако предстоящий этап мирового развития не только не перечеркнет процесс глобализации, но даст ей новый толчок. Унификация банковского законодательства охватит не только принципы бухгалтерской отчетности, но и практику банковского надзора. Она включит в себя не согласование, а совместное проведение бюджетной политики, во всяком случае, будут создаваться антикризисные стабилизационные фонды ЕС, прообраз которых используется сегодня для помощи Греции. Вполне вероятно введение общих для бюджета Евросоюза и бюджетов стран-членов налогов, типа налога на финансовые трансакции, доходы от которых будут делиться между брюссельской бюрократией и национальными правительствами.

Правительству России, бизнес-сообществу и обществу в целом неизбежно придется искать ответ на эту новую реальность, отгородиться от которой за государственными границами просто невозможно. Мы обязаны обеспечить для России полноценное участие в новом этапе глобализации экономики и найти на этой основе собственное достойное место в мировой иерархии государств. От решений, принимаемых ведущими державами, зависит, в каком мире нам предстоит жить, даже если сами эти державы на данный момент находятся не в лучшей форме. Как представляется, основой российской стратегии может являться оборонительный военно-политический и экономический союз с Соединенными Штатами, их европейскими и азиатскими союзниками и отказ от взаимного ядерного сдерживания, унаследованного от холодной войны. Я подробно писал об этом в статье «Новая Антанта» («Россия в глобальной политике», № 6, 2008 год). Развитие событий с тех пор только укрепило уверенность автора в том, что альтернативы данному сценарию нет.