ВСТРЕЧА СТАРЫХ МЕХОВ
Саммит в Женеве показал, каких стратегий будут придерживаться Россия и США
Долгожданный саммит Путина и Байдена прошёл идеально. Ожидания (крайне скромные, если не обращать внимания на шумиху) оправдались. Опасения (превосходившие ожидания) – нет. Случилось необходимое – рационализация антагонизма после периода истероидного балагана. Принятие вылизанной до блеска совместной декларации о том, что ядерная война – это плохо, и провозглашенная готовность начать работу по новым принципам стратегической стабильности и в сфере кибербезопасности – шаги вперед. Возвращение послов – акт символический, он ценен как благожелательный жест. По существу, от интенсивности работы дипучреждений и числа трудоустроенных туда граждан не зависит почти ничего. Судя по отдельным ремаркам президентов, обсудить успели многое: хоть бегло, но содержательно. Некие сделки, наподобие шпионских обменов прежних времён, возможны, только частные, не меняющие суть отношений.
Вообще, женевский саммит оставил положительное впечатление, потому что напоминал встречи в верхах классических времён – сосредоточенно, всерьёз, с пониманием реальных ограничителей, без идеологической предзаданности, к которой все уже привыкли за последние пару десятилетий. Риторический антураж – необходимые декорации, однако сами ключевые персоны на них не зацикливаются.
Итоги этих переговоров ничего не гарантируют, улучшение отношений просто не стоит на повестке дня. Однако очерчивание каких-то рамок противостояния с опорой на ядерные потенциалы полезно не столько в двустороннем, сколько в общем международном контексте. В отличие от времен прошлой холодной войны, ни США для России, ни Россия для Америки главным направлением действий не являются. Однако от характера их отношений зависит, как складываются связи Москвы и Вашингтона с другими, более важными партнерами. Женевский саммит даёт пищу для размышлений о дальнейшей линии поведения каждой из сторон на мировой арене.
Надо признать, что Америка Байдена эту линию прочерчивает достаточно чётко. Приоритеты намечаются следующие: воссоздание Запада в политических контурах холодной войны, сдерживание и торможение Китая, достаточно экономное участие в региональных конфликтах, где американцы по возможности стараются находить местных опорных партнёров, а не солировать. Замена лозунга «глобального лидерства» на «возвращение Америки» – ход остроумный, позволяющий Вашингтону куда большую гибкость, чем прежде. Не сказано же, в каком качестве она возвращается.
Приоритеты России тоже меняются, это заметно, если смотреть хоть мало-мальски незашоренным взглядом (на что на Западе сейчас способны немногие). Изменения начались недавно, и неизвестно, когда они обретут стройную форму. Если США ставят на консолидацию Запада против сознательно конструируемой авторитарной угрозы, то России предстоит инвентаризация и новое осмысление институтов/инструментов, которые она применяет в международной политике.
В предшествующие годы и даже десятилетия Москва прилагала усилия к созданию институтов, которые содействовали бы возникновению многополярного мира. Эта концепция определяла политико-дипломатическую практику со второй половины девяностых годов и была защитной реакцией на обрушение международного статуса страны после распада СССР. Многополярность подразумевала противостояние гегемонии, однако чёткого представления о том, какова конкретно должна быть роль России в новом мировом устройстве, не давала. Фактический приход международного плюрализма всё ещё больше запутал. Перекройка всемирного ландшафта в связи с появлением разновесных центров силы и влияния осложняет проведение политики. Кризис глобализации затронул и старые, и новые структуры, в том числе те, что создавались по инициативе России с 1990-х по середину 2010-х годов. А тенденции к ренационализации мировой политики, катализированные пандемией, поставили вопрос о будущем межгосударственных организаций и выгодах «одиночного плавания».
Перед Россией и Америкой стоит одинаковая задача: адаптация желаний и возможностей к новым мировым условиям. Как ни парадоксально, оказалось, что делать это удобнее, если собственные отношения вернуть к классическим формам холодной войны. Потому что формы привычные и опробованные на практике, понятные. Это и произошло в Женеве. Но надо отдавать себе отчёт в том, что в современном мире политический цикл – не десятилетия, а годы, если не месяцы. Так что на прежнюю долговременную устойчивость рассчитывать не надо.
