Вячеслав Никонов: Мой дедушка писал Сталинскую Конституцию и мне бы сейчас от него досталось…
Об этом внук советского наркома Вячеслава Молотова, член Рабочей группы по внесению поправок в Основной Закон страны, глава Комитета по образованию и науке Госдумы рассказал обозревателю «КП» Александру Гамову
— Вячеслав Алексеевич, пришли свежие данные ВЦИОМ: поддержать поправки в Конституцию готовы 64% опрошенных. Какие настроения в Нижнем Новгороде, куда вы съездили?
— Да, я был на заседании Нижегородского Заксобрания, где рассматривались поправки в Конституцию. Голосование там было такое же, как в Госдуме. Коммунисты воздержались, остальные поддержали. С большим запасом это прошло.
Встречался и с избирателями. Поддерживают поправки. Естественно, возникают вопросы по отдельным формулировкам. Но в целом,конечно, Конституция становится объективно лучше. Гораздо. Мы там сейчас можем записать то, о чем не могли даже подумать 27 лет назад, когда ее писали.
— О «поправке Терешковой» что там говорят?
— Водораздел понятен. Те, кто поддерживает Путина, поддерживают и «поправку Терешковой». Кто не поддерживает,тот возражает. Потому что, с точки зрения демократии, нет ответа на вопрос, нужно ли в Конституции устанавливать количество сроков или не нужно. В США эта норма есть, но она появилась только в 1951 году. Была ли Америка после 1951 года более демократичной,чем до? Не уверен. Наоборот, Америка Рузвельта, очевидно,была более демократичной, чем Америка Трумэна или Эйзенхауэра, когда вовсю полыхал маккартизм.
В Германии, Великобритании, Японии никаких сроков для глав государств, правительств не устанавливается. Поэтому ответа на данный вопрос нет. Установление сроков, с одной стороны, да, это гарантия сменяемости, а с другой — ограничение права выбора людей.
— А ваше мнение?
— Я считаю, особенно в нынешних условиях, возможность для нынешнего президента баллотироваться в 2024-м — это важно. Потому что, если такой возможности нет, то мы имеем дело со слабым президентом. А в нынешней ситуации слабый президент нам точно не нужен. Путин на самом деле, когда он выступал в Госдуме, произнес ключевую фразу: до 2024 года мы успеем много чего сделать, а там — посмотрим.
— А вот в Конституции Сталинской (принятой в 1936 году) тоже не было предусмотрено никаких сроков: сколько, к примеру, товарищ Сталин должен находиться у власти.
— И меня поражает позиция коммунистов, которые вдруг начали выступать против отмены ограничения по количеству сроков для президента. Я бы хотел посмотреть в советское время, как кто-то из них попробовал бы установить сроки для Генсека ЦК КПСС. Но, понимаете, ключевое отличие нынешней России от Сталинской или Брежневской в том, что у нас выборы главы государства — прямые, всенародные. Народ определяет, кто будет президентом, а не группа товарищей из Политбюро.
— Ваш дед Вячеслав Молотов тоже участвовал в разработке сталинской Конституции?
— Да. Молотов отвечал за экономический раздел и социально-экономические права. И он представлял Конституцию на сессии Верховного Совета СССР.
— Вы, когда трудились в рабочей группе, про деда вспоминали? Может, какие-то его мысли?
— Честно? Нет. Мы с ним очень разные люди. Но он был патриотом своей страны. И патриотические идеи, которые он отстаивал, мы в Конституции отразили. Например, самое главное — своей земли не отдадим ни пяди.
— Это вам дед завещал?
— Это уж точно. А разговоры о возврате Курильских островов возникли, только когда Хрущев решил пообсуждать это с Японией…
— И когда вашего деда уже не было в руководстве страны.
— В том-то и дело! Это стало возможно, когда он перестал возглавлять внешнюю политику СССР. При Молотове территория страны менялась только в одну сторону — приращения.
— Вы как-то сказали, что Конституция 1993 года появилась с родовыми травмами. А Сталинско-Молотовская была травмирована?
— Ну, конечно, сталинская была изначально травмирована. В ней была заложена диктатура пролетариата. Эта родовая травма режима, правда, шла еще от 1917 года.
Что касается родовых травм Конституции 1993 года, то их было пять.
Первая — тогда вообще невозможно было записать никакие социальные гарантии. В 1993 году инфляция достигала 859%. Ни о какой минимальной зарплате не ниже прожиточного минимума вообще речи идти не могло. Или об индексации пенсий. Там отсутствовало само социальное государство.
— Так. А вторая травма?
— Вторая — в тот период мы активно все время куда-то вступали. И не было никакого приоритета наших законов над международными. Была совершенно другая идеология. Как вы помните, Черномырдин говаривал…
— Как куда ни вступим, так на что-то наступим.
— Именно так! В итоге мы всюду повступали. И после этого удивляемся, что о нас не прочь вытирать ноги: и Европейский суд по правам человека, и всякие антидопинговые организации или Гаагский арбитраж…
— Третья родовая травма?
— Тогда пытались «отряхнуть прах с наших ног». Отрицали советскую историю, преемственность. Поэтому надо было ставить вопрос о наших национальных традициях, защите исторической памяти, семьи, как брака между мужчиной и женщиной. Защиты детей. И так далее. Все это просто отсутствовало в Конституции.
Она, такая, может быть у любой страны. В ней ничего о России, о русскости не говорилось.
— Тем более об идее «русского мира», о соотечественниках.
— То, что мы говорим о «русском мире», а он, по моим оценкам, ничуть не меньше, чем количество людей, проживающих в самой России, это очень важно.
— Четвертая родовая травма?
— Когда писалась Конституция-1993, пушки расстреливали парламент. И Госдума получила гораздо меньше полномочий, чем Съезд народных депутатов СССР. А Съезд был вообще высшим органом власти! Тогда и превратили парламентское государство в президентское. И то, что сейчас Госдума получает возможность формировать правительство, не сталкиваясь с угрозой роспуска, это очень серьезное достижение.
Кроме того, в Конституции записывается такая вещь как парламентский контроль, который де-юре отсутствовал. Это важное расширение прав законодательной власти.
— Ну, и, загибаю пятый палец…
— Да, последнее, что я считал родовой травмой Ельцинской Конституции, это местное самоуправление. Оно было наделено государственными функциями, но только не деньгами для реализации этих функций! И отсюда у нас колоссальная проблема все последние 27 лет с выполнением местным самоуправлением своих обязанностей. Сейчас мы вводим местное самоуправление в единую систему публичной власти. Это возможность местных органов выполнять госфункции при условии их полного финансового обеспечения.
— Теперь, приняв поправки в Конституцию, мы эти травмы залечим?
— Сведем на нет.
— И будет она у нас идеальной?
— Ну, идеальных Конституций я не читал и не знаю. И наша — не идеальная. Даже с учетом поправок. Например, у нас записано, что бесплатно можно получить только 9 классов образования. В 1993 году «младореформаторы» так и считали, что этого достаточно, а дальше — платите. Но это не изменяемая 2-я глава Конституции. Мы не можем ее править без Конституционного собрания. Есть над чем работать.
— Не получится ли так, что внук Никонова, скажем, лет через тридцать и в этой Конституции найдет родовые травмы?
— Не исключаю. Время течет. Надеюсь, внуки будут достаточно грамотными, чтобы оценить улучшения, которые мы сделали сейчас.
— А вот если бы Молотов, ваш дед, послушал, о чем мы с вами говорим, кому бы больше от него досталось — Никонову или Гамову?
— Конечно, Никонову!
— А за что вам попало бы?
— За то, что я не очень лестно отозвался о Сталинской Конституции.