Георгий Бовт: Поражение знатоков от телезрителей
Одна из самых больших глупостей, произносимых еще недавно при обсуждении российско-американских отношений, — это суждение, что, дескать, мы похожи.
Вторая по силе глупость — противопоставление нашей якобы духовности якобы их тупой бездуховности. На мой взгляд, сходства между нами не больше, чем между русскими и радушно принявшими Миклухо-Маклая папуасами: две руки, две ноги, два глаза, рот с зубами, — вот и все сходство.
Лишь по странной случайности, кажется сегодня в свете вспышек взаимной ненависти, нам не довелось воевать друг с другом напрямую. Десятилетиями отношения между странами были дружескими, с перерывом на «холодную войну».
Тем удивительнее эти слова: «В мире существуют два великих народа, которые, несмотря на все свои различия, движутся, как представляется, к единой цели. Это русские и англоамериканцы… В Америке для достижения целей полагаются на личный интерес и дают полный простор силе и разуму человека. Что касается России, то можно сказать, что там вся сила общества сосредоточена в руках одного человека. В Америке в основе деятельности лежит свобода, в России — рабство. У них разные истоки и разные пути, но очень возможно, что Провидение втайне уготовило каждой из них стать хозяйкой половины мира». Написано в 1830-х Алексисом де Токвилем, автором канонического труда «Демократия в Америке». Книга — обязательное чтение для всех, кто хочет понять Америку. Кстати, входит и в список обязательной литературы многих курсов в университетах США.
К чему это? К тому, что нынешний крах всех наработок после «холодной войны» парадоксальным образом происходит, когда глобализация, казалось, уже необратимо превратила мир в открытый всем информационным, финансовым и прочим ветрам.
Казалось, всеобщая взаимозависимость станет гарантом того, что политики перестанут вытворять глупости на международной арене. Но нынешнее противостояние — прежде всего России и США — характеризуется практически полным взаимным непониманием мотивации и целей поведения друг друга. Хотя давно нет «железного занавеса», а вся необходимая информация открыта. Дело не только в том, что Обама не воспринимает Путина, а Путин Обаму.
Между нами разверзлась пропасть — цивилизационная — куда глубже, чем была даже в «холодную войну». Произошло это на фоне полной экспертной беспомощности двух сторон понять друг друга.
Уровень американской советологии, на мой взгляд, был далек от академического идеала. Однако страновое изучение «вероятного противника» широко присутствовало на университетском (самом серьезном в США) уровне. Диапазон тематики исследований СССР был необычайно широк, эти исследования щедро финансировались, студенты охотно записывались на соответствующие курсы. Самое главное, к экспертам прислушивались на высоком уровне. Это никак не отражалось на массово тиражируемом образе СССР в голливудских фильмах. Но стратегические решения администраций США той поры и не базировалось на «голливудском восприятии» СССР. Мухи отдельно — котлеты отдельно.
Распад СССР стал крахом и советологии.
Ушли деньги, студенты, университетские ставки. Зачем изучать то, что «проиграло» «холодную войну»? Моду на советологию заменила сначала китаистика, а нынче арабистика и исламоведение. Оставшиеся спецы по России ожесточенно борются за деньги друг с другом, ревностно следя, чтобы на их пожухлую поляну не проникли аутентичные носители сакральных знаний из самой России, дабы детально рассказать, как на самом деле работает «путинская система». При непредвзятом подходе такой конкуренции американские спецы по России могут и не выдержать.
Вторым добивающим ударом по серьезной советологии стали массмедиа. Восторжествовавший политический популизм (когда все решения надо «продать» избирателю по телевизору) привел к чрезвычайному упрощению политики до «голливудского уровня» борьбы хороших парней (те, кто за демократию) и плохих. С этим нехитрым лекалом ходят по миру, одинаково применяя его к афганским моджахедам и к украинским олигархам. В этом смысле качество проработки решений по Европе времен «плана Маршалла» и послевоенной Японии было не в пример выше, чем по нынешним Ираку или Египту.
А «качество» госпереворота в Иране по свержению президента Моссадыка в 1953-м — высший пилотаж по сравнению с тем, что наворотили в 2014-м на Украине.
Экспертам с их нюансами — мол, не все так просто в мире — нынче в массмедиа не место. Публику не надо утруждать размышлениями, это снижает рейтинги. В этом смысле «киселевщина» — это не наше ноу-хау, это теперь так везде принято. Падение уровня экспертизы при принятии решений, когда политика стала вариантом массмедийной попсы (и не зря говорят об общей деградации политических элит), тоже во многом всемирное явление. Все это, в частности, проявилось в принятии целого ряда решений Запада по той же Украине, без которых вырулить из этого кризиса было легче. Пока же полное взаимонепонимание Москвы и Вашингтона ведет дело прямиком к очень большой беде.
Все вышесказанное можно отнести и к российской американистике.
Ее уровень в советские годы в академическом плане был высочайшим. Такая деталь: академик Георгий Арбатов (глава Института США и Канады РАН) принимал непосредственное участие в выработке решения о вводе советских войск в Афганистан. К его скепсису не прислушались, но факт многостороннего анализа принимаемых решений на самом высоком уровне налицо. Экспертное сообщество советской поры было важной составной частью политического процесса по разным направлениям, уровень странового изучения всего мира для закрытой страны был таким, по сравнению с которым нынешняя убогость и интеллектуальная нищета поры всеобщей информационной открытости не идут ни в какое сравнение.
Экспертизы, по сути, нет. Академическая наука обнищала и разгромлена. Университетская наука умерла, не родившись. Высшее образование, прежде всего гуманитарное, деградировало до неприличия.
Механизм проработки важнейших стратегических решений непонятен, но о нем можно догадаться. И ужаснуться догадке. Порой кажется, что такие решения принимаются по результатам просмотра очередного истеричного ток-шоу по ТВ, которое туда сами же и зарядили. В российских массмедиа нет и близкого подобия таким грамотным для своего времени продуктам, как еженедельник «За рубежом» или передача «Международная панорама» (особенно в исполнении Владимира Цветова). Когда-то либеральная публика ругала за излишний «пропагандизм» обозревателей Зорина, Бовина или Сейфуль-Мулюкова. Оцените, как говорится, разницу на фоне нынешних «звезд».
Никаких колонок не хватит перечислить мифы о России в Америке и наоборот. У нас, скажем, разные понимания жизненного территориального пространства. Их frontier как расширение пространства свободы — против нашего вечно враждебного окружения. Фейсбучный «friend» имеет мало общего с русским «другом», у нас не схожие уровни доверительности в общении.
Американская открытость, не познаваемая русскими в противоречивых для нас проявлениях, не чета русской открытости (в которой для тех же американцев, в свою очередь, на первое место выступает неприветливость к чужакам). Страдания Раскольникова для Америки так же непонятны и невозможны (в силу своей бессмысленной непрактичности), как невозможно, чтобы в России придумали магазин самообслуживания, где товары лежат на полках открыто. Америка — страна индивидуального автомобиля, мы — общественного транспорта.
Самый крепкий для непонимания «орешек» американской политики для наших — это ее мощная идеалистическая (именно идеалистическая, а не защита интересов корпораций, хотя и это есть) миссионерская составляющая. И что поддержка ими НКО — это далеко не всегда ради «оранжевых революций».
Столь же сильно непонимание в американском политическом классе, например, что такое Украина для России. У нас человека три-четыре среди политических ньюсмейкеров имеют сколь-либо адекватное представление о том, какова роль конгресса (и как он работает), судебной власти и прессы в политике США. В истеблишменте США примерно столько же имеют хотя бы отдаленное понимание, что о силе народных настроений в России нельзя судить по числу выходящих на массовые акции. Потому что у нас может быть тишина десятилетиями, а потом «Россия слиняла за три дня».
По аналогии с Токвилем я бы, кстати, включил в список обязательной литературы в наших университетах книгу маркиза Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году». Николай I пригласил его в страну с той же целью, с какой приглашали еще недавно членов Валдайского клуба (западные эксперты) — поправить имидж. Много провел с ним времени, отправил путешествовать по России. Но когда ему принесли книгу — в гневе швырнул ее на пол. Она, как сейчас говорят, русофобская. Однако полезна: в ней перечислены все типовые представления о России, которые до сих пор характерны на Западе.
К примеру:
«Россия — страна совершенно бесполезных формальностей».
«Обилие ничтожных, совершенно излишних мер… делает необходимым наличие бесконечного множества всякого рода чиновников».
«Богатые здесь не сограждане бедных».
«Россией управляет класс чиновников… и управляет часто наперекор воле монарха… самодержец всероссийский часто замечает, что он вовсе не так всесилен, как говорят, и с удивлением, в котором он боится сам себе признаться, видит, что власть его имеет предел. Этот предел положен ему бюрократией…»
Беда сегодня в том, что наиболее глубокая попытка проникновения в американское общество принадлежит не современному русскому, а французу первой половины XIX века, а всестороннее (де Кюстин нашел у нас и много хорошего) изучение самой сути России также принадлежит не нынешнему Макфолу (хотя он на фоне других выглядит вполне приличным исследователем).
Мы друг друга знаем хуже, чем раньше. Да и знать не хотим. Но не стоит доводить до того, чтобы принуждение Историей к взаимопознанию происходило уже в окопах ядерной войны. Пора остановиться. Вглядеться друг в друга. И одуматься.
