Георгий Бовт

| Газета.Ру

Георгий Бовт о том, как самоизоляция сочетается с заверениями в открытости миру

Поиск стратегии развития страны в новых экономических и геополитических условиях затянулся. Будто заблудились между Новороссией, Украиной, «вашингтонским обкомом», импортозамещением и «пятой колонной». Прежде всего потому, что затянулось «полное и окончательное» выяснение отношений с Западом. Понятно, что по-старому не будет, а как по-новому — неясно.

Интуитивно чувствуем, что новую «холодную войну» не потянем, но и «Ялту-2» с нами никто организовывать не собирается.

Непонятно и с Востоком. Ведь отношения с ним мотивированы не столько стремлением окунуться с головой в азиатскую цивилизацию, сколько «обидами» на не понимающий нас двуличный Запад. Сказать, что мы «поворачиваем на восток», мало. Нужно нечто большее, чем «переориентация» трубы. Недавно в ходе опроса представителей китайских крупных компаний на тему, почему те не спешат в Россию с несметными инвестициями, выяснилось, что не спешат по тем же причинам, почему не спешат к нам с Запада: низкое качество управления, слабая защита прав предпринимателей, плохая институциональная среда, коррупция и т.д. Экая неожиданность. Неужто и впрямь цивилизованный мир живет, по крайней мере в экономической сфере, по единым законам?

В этих условиях затянувшегося «ни мира, ни войны» со стороны представителей правящего класса слышны самые противоречивые заявления, которые делаются в расчете на определенную аудиторию. Для зарубежных инвесторов — одно, для коллегии силового ведомства — чуть другое. Каждой аудитории нужно говорить то, что она хочет или ей приятно слышать. Это не столько выражение осознанного стремления преобразовать реальное пространство, сколько реконструкция пространства виртуального для достижения комфортного состояния.

Так, первый вице-премьер Игорь Шувалов спокойно утверждает, что арест российского имущества за границей по делу ЮКОСа (на прошлой неделе в трех европейских странах этим озаботились судебные приставы) не скажется на инвестиционном климате. А помощник президента Андрей Белоусов предупреждает о возможном «вытеснении» европейских компаний из России в качестве ответных действий. Видимо, с помощью надзорных органов, внезапно выявивших нечто вредоносное. Как «вытеснение» способствует улучшению инвестклимата?

Представитель «Газпрома» излучает уверенность: мол, компания в этих арестах «не видит рисков» (а что тогда считать риском?) и «готова к любому развитию событий». Строго говоря, эти высказывания можно воспринять и как вполне себе непротиворечивые: и впрямь, инвестклимату уже мало что может повредить, а у кампании арестов российского имущества есть понятное «дно», ниже которого — полный разрыв всех отношений, включая поставки газа, и война. А эти вопросы, сколь бы ни говорили о независимости судебной системы на Западе, все же не судебным приставам решать.

Из этих действий наших «западных партнеров», которые российскими властями традиционно воспринимаются как направляемые из единого штаба, расположенного понятно где, у людей, принимающих решения в нашей стране, не сложилось, видимо, представления, до какой степени нас и дальше собираются, скажем так, прессовать и изолировать. Или же, напротив, эти люди исходят из вполне циничных рассуждений, что, мол, никуда не денутся, рано или поздно начнут общаться. Особенно когда им надо будет. Но когда «им надо будет»?

Похоже, на Западе многими овладела мысль о том, что возрождение отношений возможно лишь после смены российского режима.

Такая позиция кажется недальновидной: а как они себе, интересно, представляют «Россию после Путина»? Они уверены, что она им будет симпатична? Если Европой с некоторых времен овладел «комплекс Мюнхенского сговора», это не значит, что надо именно с этих закомплексованных позиций подходить к совершенно иной ситуации в иное время.

Это чувствительный момент. И мне кажется, что Алексей Кудрин зря недавно поднял вопрос о досрочных выборах президента. Вольно или невольно он поставил рядом два слова — «Путин» и «досрочно». Чем, кажется, уменьшил свои шансы стать премьером. Не надо было слово «досрочно» вбрасывать в такой увязке. Чай, не Дума какая-нибудь.

Удивительно, кстати говоря, как арест российских активов по делу ЮКОСа «аукается» сегодня тем, о чем говорят все, кто подчеркивает важность институциональных реформ для вывода страны из кризиса. Не только экономического — из кризиса устойчивого развития вообще.

В России преобладает специфическое отношение к суду как к институту. Он видится полностью политически управляемым (тем же «вашингтонским обкомом»). Оттого на все эти глупые процедуры можно наплевать. В свое время Россия добровольно согласилась на юрисдикцию Третейского суда (еще в 2005 году). Она согласилась рассматривать вопрос в рамках не ратифицированной ею Энергетической хартии. Кто у нас, в самом деле, загадывает на годы вперед по поводу того, чем и как аукнется то или иное решение? Сегодня одни чиновники подписывают бумажки, потом другие с этим разбираются. Интересы страны, говорите? Да рассосется как-нибудь, мы большие, нас не обидят (иными словами, «не смешите мои «Искандеры»).

Мы согласились и на тот состав арбитров, который вынес решение (в частности, сами выбрали одного из трех судей процесса — американца Стивена Швебеля). Были наняты (надо полагать, за немалые деньги) «крутые» адвокатские конторы Cleary Gottlieb Steen & Hamilton LLP и Baker Botts LLP. Американские. Ни одного российского адвоката, насколько известно, вовлечь в судебные прения не удосужились. Доказательная база защиты была слабой, отмечают специалисты юриспруденции,

при том что дело вовсе не было безнадежным: налоговые нарушения ЮКОСа были уже подтверждены другим международным судом, в Страсбурге.

Кропотливой работой по укреплению позиций защиты пренебрегли. Что отражено в решении суда: «Суд отмечает, что ответчик не вызвал свидетелей, которые могли бы опровергнуть или ослабить показания свидетеля истца». Даже не вызвал свидетелей…

Ведь что такое суд по-нашему? Это присутствие под председательством некоего Данилкина, действующее по поговорке: закон — что дышло. И когда самым ответственным чиновникам говорят, что никакие реформы и никакое развитие стране не грозят, пока не будет проведена как минимум реформа судебной системы (это важнее, чем установление демократии, которое как раз может быть постепенным), то в их глазах не видно понимания.

Наверное, так же «непротиворечиво» в умах правящего класса сочетание, с одной стороны, ареста российских активов и встречных угроз арестовать активы западных стран и, с другой стороны, на полном серьезе выказываемого намерения способствовать перениманию западных технологий. Может, имеется в виду промышленный шпионаж?

Привычная уже антизападная риторика перемежается с подтверждением приверженности открытости миру.

Запретительные и ограничительные законы, штампуемые Думой, не рассматриваются в контексте инвестиционного климата, которым, работая над улучшением показателей по всяким рейтингам Doing Business, занимаются уже чиновники из правительства. Это как бы два параллельных процесса.

Что касается «человеческого капитала», то он по-прежнему рассматривается скорее как аналог советских «трудовых ресурсов», а не как политика раскрепощения созидательного потенциала свободной личности, индивидуальной предприимчивости. Говорится много правильных слов о важности науки и образования, но практика часто совершенно другая: нашествие на научные и образовательные институты всевозможных «эффективных менеджеров», озабоченных лишь оптимизацией финансовых потоков, кажется, вот-вот окончательно угробит и науку, и образование.

В Петербурге — после форума тема досрочных выборов президента еще недолго позабавит политологов — приводили в пример Казахстан. Мол, Назарбаев пошел на это, дабы заручиться новой большой-пребольшой легитимностью ради проведения реформ. Помимо того что мне все наши разговоры о легитимности кажутся совершенно пустыми (99,9% населения на нее наплевать с высокой колокольни), лучше бы обратили внимание на другую назарбаевскую задумку. Программу обучения талантливой молодежи за границей «Бошалак». Она учреждена раньше всех в СНГ — в 1993 году. За годы существования программы более 10,5 тыс. казахстанцев прошли обучение в 200 университетах 33 стран мира. Три четверти стипендиатов при этом выражают желание работать в управленческих госструктурах. Остались за границей ничтожное меньшинство.

У нас же не только предпочитают не давать показательный отпор всевозможным обскурантистским и ретроградным инициативам, но и, похоже, поддерживают курс на сворачивание научных программ обмена ученых и особенно студентов и школьников. Хотя сворачивание в условиях санкций неизбежно будет происходить с двух сторон.

Страна сегодня во многом попала в ту же ловушку, что в 70-х годах прошлого века.

Когда, с одной стороны, с высоких трибун говорилось о научно-техническом прогрессе, росте благосостояния советского народа как высшей цели политики партии и правительства, о разрядке международной напряженности. А с другой — на практике все новое, нестандартное и необычное подавлялось косностью и бюрократизмом, переориентации экономики на выпуск «мирной продукции» за счет обуздания аппетитов ВПК не произошло (а робкие «косыгинские реформы» по повышению независимости экономических субъектов, тогдашних аналогов нынешнего «малого и среднего бизнеса», были подавлены в зародыше). «Разрядку» же намеревались проводить на фоне усиления идеологической борьбы и противодействия тлетворному влиянию Запада. Эти противоречия, по сути, так и не были сняты даже горбачевской перестройкой, которую сейчас некоторые призывают «повторить, учтя ошибки прошлого».

Главная же ошибка прошлого — и настоящего тоже — заключается в отсутствии адекватного нашим возможностям образа будущего, к которому надо стремиться, применяя адекватные, а не надуманные средства продвижения к этому будущему.

Надо бы уже как-то с этим определиться.

Метки: выборы, Газпром, геополитика, инвестиции, Путин, Россия, стратегия, Украинский кризис, экономика