Георгий Бовт

| Газету.Ru

Об одной величайшей загадке русской политической жизни

В соцсетях получило популярность фото ларька, расположенного в Рассел-парке в Лондоне. В Лондоне таких ларьков по всем королевским паркам полно. Непрезентабельный. Чисто «гадюшник», по-нашему. Мол, вот он стоит, а в Москве ларьки посносили еще в прежнюю волну очищения и облагораживания города, а теперь в одну ночь сковырнули сотню крупных торговых «новоделов». Кремль поддержал избавление города-героя от «гадюшников». В свою очередь, досужая публика пустилась в рассуждения, за которыми, впрочем, как обычно, не стоят никакие действия, о нелегкой судьбе (вернее, «не судьбе») легендарного английского права на наших бескрайних просторах.

Мол, частная собственность не священна, ходить по судам — это пыль глотать попусту, а отправление в судебное присутствие, порой произносимое представителем власти с глумливой улыбочкой на лице, означает выражение, синонимичное другому известному чисто русскому отправлению в путешествие на три буквы.

Не вдаваясь в детали судебных тяжб московских властей с «ларечниками», за которыми, возможно, скрывались огромные капиталы нуворишей лужковского призыва (какие-то имели долженствующее судебное решение, какие-то — нет, на эту тему каждый волен пособачиться в соцсетях), замечу лишь, что было бы наивно ожидать, что мы могли бы так просто взять и избавиться от господствующего у нас «права по понятиям» и перейти на подобие английского, всем сердцем полюбив не только свою, но и чужую собственность как священную.

Все же когда там подписывали Великую хартию вольностей (1215 год), у нас еще даже татаро-монгольское иго не началось, до битвы на реке Калке (первое столкновение с татарами) было восемь лет.

Торжество формального права над неформальным — результат исторических процессов, длящихся веками, в том числе результат борьбы и революций. В значительной мере это состояние общей культуры общества. Сколько у нас было революций под лозунгами защиты частной собственности? Не отнять и поделить, а именно как принципа, что она священна? То-то. У нас и теперь большинство обывателей снос чужих ларьков или даже целого — разумеется, «незаконно построенного» — дома встречает либо с равнодушием (меня это не касается — и ладно), либо со злорадством: не то плохо, что у меня коровы нет, а хорошо, что у соседа сдохла.

Если же в пиар-сопровождение сноса во имя благоустройства в стиле «как было в советскую старину и даже лучше» добавить тезис о «нерусском происхождении» торгашей, подчеркнуть, что они «наживались», платя налоги в казну сущие копейки, то злорадство перерастет в радость по поводу того, что справедливость наконец восторжествовала. Справедливость у нас выше закона. То есть этот снос — он тот что надо снос.

Некоторые шибко умные порой любят поминать тихим добрым словом прусского короля, который даже окорачивал собственный суд, проигрывая земельный спор простому крестьянину. Но это лишь часть истории. Другая состоит в том, что сами частные собственники объединялись для того, чтобы отстаивать свои права.

Английский король Иоанн Безземельный (кстати, потом ни одного английского короля не называли Иоанном, оказалось «невезучее имя», а мы-то не знали) не подписал бы Magna Charta Libertatum, если бы не встретился со сплоченной оппозицией знати. Ровно так же ни один мэр ни одного города мира что по суду, что без суда не всякий раз станет сносить ларек, если угрозой будут солидарные ответные действия. Тем более если это будут действия не только ларечников. А их ведь нет. Тогда чего вы хотите?

С кем тут и о чем разговаривать, если каждый сам за себя?

И не надо думать, что иноземное правосудие совершенно не вникает в «особенности текущего момента», не учитывает возможной общественной реакции. Просто все гораздо тоньше. И эти тонкости, кажущиеся нам по нашему простецкому прямодушию сущим иезуитством и проявлением двойных стандартов, тоже оттачивались веками. Так, чтобы все вежливо, с улыбками, бумагами, учтивыми судебными приставами, начинающими убийственный в бесчеловечной жестокости разговор со слова «сэр». Чтобы если подходить к этому «по понятиям», то кажется сущей подлостью, а формально — не подкопаешься.

Жаль, что патриарх и папа Римский в Гаване имели мало времени на беседу. Им было бы что обсудить — скажем, какую роль сыграла церковь на Западе и у нас в становлении формального права и правовой культуры общества. Хотя такой дискурс лучше, конечно, вести на троих, непременно пригласив кого-то от протестантов. Уж эти-то расскажут.

Еще у нас часто любят ссылаться на Сингапур. Мол, вот тамошний правитель начал наводить порядок с того, что посадил или казнил ряд коррумпированных друзей. Так-то оно так. Но вот еще какое дело. Есть и другая сторона у этого порядка. Плюнул на сингапурскую землю — штраф пару сотен долларов (китайцы, составляющие значительную часть населения Сингапура, в силу ряда особенностей любят плеваться), жвачку в городе-государстве не купишь. Не спустил воду за собой в общественном туалете — еще пара сотен. И так далее. И это как бы часть «контракта». Мы к ней готовы?

Ровно так же нынешний «контракт» западного общества с государством, он же общественный договор, оттачивался, включая английское право, к примеру, в работных домах викторианской Англии, в законах против бродяжничества, в сгоне с земель крестьян, превращавшихся в пауперов (знаменитое «овцы съели людей»).

И в этом плане мы, запаздывая в чем-то на столетия, проходим примерно такие же этапы развития, которые проходили западные общества, где становление правового государства пришлось на эпоху индустриальной революции, а у нас едва начинается, когда уже и постиндустриальная закончилась.

Если сравнить что формальные нормативы, что неформальные понятия, регулирующие простую русскую обывательскую жизнь, то на деле ведь у нас вольностей (не свобод, а именно вольностей) пока все еще больше, чем у среднего жителя на Западе, где регламентаций, кажущихся нам сущим тоталитаризмом, пруд пруди. Речь, подчеркнем, не о предпринимателях, не об инвестиционном климате, а именно о самых простых гражданах.

Попробуйте в какой Америке оставить после себя такой же срач после пикника, как у нас на всех лужайках и у водоемов. Или расплатиться кешем, покупая машину или квартиру.

Обратной стороной отсутствия легендарного английского права является спасительная при наших-то подчас формально безумных или свирепых законах возможность обывателя договориться с бюрократией по понятиям, выторговав (за взятку) для себя лично исключение или послабление. И хрен с ними, с собратьями по несчастью. Которым у нас не доверяют так же или даже больше, чем якобы родному государству.

Недавно один работник банка рассказывал, как валютные ипотечники, пришедшие на переговоры, прежде всего поинтересовались, о чем с ним говорила инициативная группа, которую они сами же выбрали. Не выторговали ли ее члены что-то для себя лично? То есть они им не верили больше, чем «банку-кровопийце».

Конечно, нельзя недооценивать роль правящей элиты. Нам с ней не очень повезло.

Отдельное спасибо «совку» и почти вековому вялотекущему геноциду титульной нации империи, он же «отрицательный отбор» правящего класса. Во многом именно поэтому в постсоветские годы выдвинутые волей, в сущности, исторического случая на первые роли «лучшие люди», составившие ныне правящий класс, оказались неадекватны задачам осуществления лидерства, просвещения общества и его модернизации в новых условиях. Но других нет, а сложившаяся политическая система настроена, прежде всего, на сохранение стабильности. Она лишена эффективного механизма селекции новых политических лидеров и управленцев по меритократическому принципу.

По старой имперско-советской привычке мы все время, открыв рот от вожделения, смотрим наверх, на «царя-генсека», ожидая руководящей и направляющей команды. Куда идти, что делать, кто враг. Однако в современном мире подобные ожидания, конечно, завышены. Слишком многого мы хотим от одного человека, который никак не наместник Бога на земле. Было бы, конечно, замечательно, если бы первое лицо по примеру генералиссимуса Франко стало вдруг останавливаться с кортежем на красный свет светофора, подав тем самым пример поведения — и не только на дорогах — всей прочей знати. Но первое лицо делать этого не желает. Скорее всего, не от личной «нескромности», а потому что не хочет попасть в известную русскую ловушку, которая образовалась оттого, что «наверху — тьма власти, а внизу — власть тьмы».

Русская власть, показавшаяся слабость перед лицом толпы, обречена на то, чтобы почти моментально столкнуться с русским бунтом, бессмысленным и беспощадным.

И из этого бунта вовсе не возникнет никакой общественный договор, а сядет на трон новый царь-генсек. Не факт, что лучше прежнего.

Тот же Ли Куан Ю не мыслил возможности демократии до достижения определенного уровня благосостояния. Русский премьер Столыпин мечтал о «двадцати годах покоя». В какой момент переходить с нашим обществом от управления старыми проверенными методами сатрапии к придуманному протестантами, европейскими просветителями и масонами «общественному договору»? Когда благоустраивать города по методам, как делал барон Осман с Парижем, приемлемо, а когда уже не годится и надо заводить канитель занудных согласований с организованным предпринимательством и гражданским обществом, которое тебе будет отвечать нечто более внятное, чем просто «не позволим тут ничего менять, ломать или строить»?

Сегодня рано, завтра уже поздно. А когда вовремя?

Это величайшая загадка русской политической жизни. Ключ от нее, возможно, в одном из ларьков.

То ли уже снесенных. И тогда он надолго вновь утрачен. То ли еще оставшихся. И тогда на нем, скорее всего, написано нечто вроде «Нет налогов без представительства», за которым — именно ответственный избиратель, а не праздный зевака на народном вече и не государство-рантье, не очень-то зависимое от налогов граждан. Вот только кто, когда и как первым додумается привести этот принцип в действие? Пока, как мы видим, нет ответа.

Метки: Великобритания, власть, история, коррупция, религия, Сингапур, социальные сети, элита