Дмитрий Тренин: Дело не за великим
| Огонек
Почему современные демократии не рождают де Голлей и Черчиллей? Светлана Сухова беседует с директором московского Центра Карнеги Дмитрием Трениным
Вступление Хиллари Клинтон в предвыборную гонку за пост президента США породило не только ироничные комментарии (американская тетушка заменит американского дядюшку), но и куда более существенные дискуссии о том, в частности, чем грозит миру дефицит кадров в политике. С одной стороны, все активнее говорят о «кризисе американской доминанты», с другой — все чаще звучит вопрос: почему современные демократии больше не рождают Рузвельтов, де Голлей и Черчиллей? Востребованы ли не только на Западе, а вообще мощные политические фигуры в эпоху, когда политика стала предметом массового потребления? «Огонек» разбирался в новой повестке дня
О бремени лидерства и об особенностях кадровой политики новейшего времени в США, и не только, «Огонек» расспрашивал директора московского Центра Карнеги Дмитрия Тренина
— Дмитрий Витальевич, способна ли Хиллари Клинтон на новую «перезагрузку»?
— Во-первых, не она начинала предыдущую перезагрузку, а Барак Обама. Клинтон же было поручено нажать кнопку с известной надписью. Ее личная роль в определении политики в отношении России была не столь велика. Во-вторых, я бы не ждал новой «перезагрузки», кто бы ни победил на выборах 2016 года. Отношения РФ — США сейчас находятся в принципиально ином состоянии, чем в 2008-2009 годах. Чтобы положить конец конфронтации, должно произойти что-то фундаментальное. Либо США ограничат свои глобальные амбиции и признают, что Россия, а значит, и другие крупные игроки имеют право «обустраивать» соседние регионы, либо Россия признает свое поражение и запросит США о пощаде — об отмене санкций, если к тому времени ее не постигнет дефолт. Ставки для России куда выше, чем для США: на кону не только внешнеполитический курс страны, но и сохранность существующей властной конструкции и даже целостность страны.
— Почему Россия должна проиграть? Например, все ждали усиления кризиса, а рубль взял и укрепился…
— Рубль укрепляется пока под влиянием конъюнктурных факторов, а не из-за положительных сдвигов в экономике, которая все еще пребывает на распутье — будет или нет найдена реалистичная модель экономического развития. Лично я надеюсь, что таковая найдется. Не стоит забывать, что СССР потерпел крах главным образом из-за неспособности его экономики удовлетворять потребностям населения страны. В нынешнем противостоянии с США ставки сопоставимы.
— А разве в США сейчас нет политиков, которые бы мыслили в системе многополярности мира?
— Полюсов может быть только два. В этом смысле «многополярность» — термин не точный, но идея понятна. В США доминирует идея американского глобального лидерства, и это продлится еще долго. Правда, пик глобального могущества США уже пройден — это было в начале 2000-х, во времена взятия Кабула и Багдада. После этого начался плавный спуск. С тех пор США отходят с передовых рубежей, снижают уровень не только военного, но и политического присутствия — в тех же Афганистане, Ираке и в других местах. Они не решились на бомбардировки Сирии и держались на втором плане в Ливии. Белый дом настроен на компромисс с Ираном. Несмотря на отрицательную позицию США, европейские и азиатские союзники Вашингтона присоединились к пекинскому проекту Азиатского банка инфраструктурных инвестиций. Речь идет, конечно, не об упадке абсолютной мощи США, а о том, что другие игроки — и не только Китай — постепенно набирают вес и оказывают все большее влияние на мировую политику. Посмотрите на Ближний Восток: во времена холодной войн» он был ареной борьбы СССР и США, потом вотчиной Вашингтона, а сейчас — полем битвы Саудовской Аравии и Ирана, суннитов и шиитов.
— Нет ли в этом отступлении США доли вины самого Обамы как слабого политика?
— Слабым Обаму называют прежде всего его политические противники. Очевидно, что он — антитеза Бушу: тот «наступал», этот «отступает», выравнивает фронт, сосредоточиваясь на внутренних проблемах США и наиболее важном внешнем факторе — КНР. Личность Обамы, безусловно, играет при этом какую-то роль, но во власть этого человека вывела объективная реальность. Обама был выбором большинства американцев, которые хотели в том числе менее затратной внешней политики.
— Сейчас демократы сделали ставку на Хиллари. Не прогадали, как думаете? Она ведь уже однажды проиграла Обаме… Неужто не нашлось кого-то новенького? Где молодая поросль? Где новые Кеннеди?
— В США есть молодые, амбициозные политики. Обама относительно молод. У республиканцев в президентскую гонку только что вступил Марко Рубио. А Хиллари Клинтон — не про юность, а про равноправие полов. Демократы традиционно расширяют горизонты. Кеннеди был первым католиком, Обама — первым чернокожим, очевидно, настает черед женщины. У Клинтон колоссальный опыт и, что не менее важно, способность собирать деньги.
— На вершине американской политики, по сути, остались две семьи — Буш и Клинтон. Не слишком ли узок круг?
— Звезды так сошлись. В Штатах немало политических династий — и в Сенате, и в Конгрессе, и на уровне местных властей, и в вашингтонской администрации. Вспомним семейство Кеннеди. Иногда умершего сенатора заменяет его жена, ее назначает губернатор штата, который представлял покойный. Приходят во власть и дети: был сенатор Рон Пол, а теперь Рэнд Пол — отец и сын. Но речь не о преемниках по «праву крови», а о том, что детей готовят к политической карьере и они проходят испытание, доказывая свою профпригодность в условиях жесточайшей конкуренции. Не дай бог кто-то увидит в кандидате лишь папенькиного сынка! Хиллари стала сенатором главным образом благодаря личным качествам, а не мужниным связям. В США выбирают не династию и даже не партию — ставку делают на личность. Нигде в мире избиратели так пристально не следят за кандидатами. Тамошняя кампания — ни с чем не сравнимый тест на физическую, моральную, психологическую выносливость. Кстати, совершенно не обязательно, что гонка за президентство развернется между Хиллари Клинтон и Джебом Бушем — его выдвижение в качестве кандидата от Республиканской партии отнюдь не гарантировано.
— Нет ощущения кадрового голода — что на Западе, что в России? Те же лица у власти уже более 10 лет…
— В России наверху сейчас нет политиков, кроме президента Путина. Остальные — чиновники, исполнители. Политический опыт и талант есть разве что у Дмитрия Рогозина. Политик — это лидер в свободном плавании. Путин — политик. Он сделал систему под себя. Конечно, это требует согласия управляемых, которое не может быть гарантировано раз и навсегда. Мы видели, что происходило с уровнями поддержки Горбачева и Ельцина.
— Политики мельчают?
— Есть такое. Черчиллей, де Голлей и Рузвельтов не наблюдается. Но, с другой стороны, нет и запроса на подобные персоны. Более того, западные общества активно противятся появлению такого рода личности. Появись новый де Голль сегодня, его обвинили бы в авторитаризме. Я объяснял как-то одному высокопоставленному республиканцу методы путинской политики и услышал в ответ: «Это же чистый Рузвельт!» Если освободиться от условностей, то у великих лидеров Запада времен Второй мировой больше сходства с Путиным, чем с Обамой, Кэмероном или Олландом. Штука в том, что политические методы Рузвельта не применяются в Штатах уже несколько десятков лет и общество сегодня не поддерживает такую модель лидерства. Современное западное общество не готово подчиняться лидеру, хотя запрос на сильную личность у него имеется. Все большую роль, кроме того, приобретают не формальные институты власти, а иные центры принятия решения. Например, финансовый кризис 2008-2009 годов был спровоцирован политикой частных игроков, которые действовали в своих интересах без должного контроля со стороны государства. Наряду с финансовой властью есть власть медиахолдингов, лидеров общественного мнения, групп специальных интересов и т.п.
— Может, власти в США не хватает силы? На протяжении столетий толпа млела от сильных и харизматичных лидеров…
— Не надо забывать, что Рузвельт пришел к власти на волне кризиса и получил мандат на восстановление страны. По части внутренней политики американцы категорически против волевых, тем более силовых решений проблем. Но ожидания от власти в обществе различаются: более успешная часть граждан хотела бы ограничить госрасходы и соответственно налоги, другая жаждет увеличения госпособий, но без каких-либо обязанностей со своей стороны. Простой способ борьбы с бюджетным дефицитом — путем повышения акцизов на бензин — оказывается политически самоубийственным. Корни проблемы лидерства на Западе не в том, что перестали рождаться харизматические личности, а потому что есть запрос общества на «некрупных» политиков — политиков, так сказать, «человеческого роста», не столько лидеров, сколько ведомых постоянно меняющимся общественным мнением.
— Так можно дойти и до мышей…
— Поживем — увидим. Общество меняется стремительно: посмотрите, какая пропасть отделяет де Голля от Олланда! Генерал мог вызвать на ковер руководителей французских телеканалов и втолковать им, о чем следует вещать, а о чем не следует. И это тогда тоже называлось демократией. Сейчас бестселлерами во Франции становятся интимные записки подруг президента.
— В чем же дело?
— Во времена де Голля и Рузвельта элиты обществ отчетливо выделялись на фоне остальной массы и этим гордились. Сегодня элиты остались, но изменили внешность и стиль поведения. Раньше были великие писатели, художники, композиторы, работавшие для избранного круга просвещенного общества. Сегодня великих сменили успешные — те, кто работает для массового потребителя. Не важно, в литературе, музыке или политике. До начала 1960-х политику в США делали в курительных комнатах, где десяток обладателей элитных сигар обсуждали, кто станет кандидатом партии на выборах, а остальные соглашались с их вердиктом. Сейчас нужно добиться любви масс, понравиться миллионам «лайкающих». Отсюда стремление многих политиков быть «ближе к народу»: чтобы элитное образование не бросалось в глаза, быть «сермяжным» не только внешне, но все чаще и внутренне. Этот процесс продолжает набирать обороты.
Беседовала Светлана Сухова
