Алексей Подберезкин

Бизнес Online

О появлении Дня России, колониальной зависимости от Запада и способе сделать больно Штатам

---

«Наша внутренняя элита расколота, и очень многие недооценивают степень этого раскола. Значительная часть элиты настроена против СВО, она по-прежнему ориентирована на вхождение в Запад. Многие из тех, кто сейчас находится у власти, больше всего хотят, чтобы не повторился, как они говорят, Совок. В этом плане и спецоперацию, и присоединение Крыма они расценивают не иначе как наш поворот к Совку», — говорит директор центра военно-политических проблем, профессор МГИМО Алексей Подберезкин. О том, как в 1990-м сотрудники ЦК КПСС остались без работы и разбежались, кто придумал идеологию государственного патриотизма, можно ли считать Россию альтернативным центром силы и в чем суть коррупции, Подберезкин рассказал в интервью «БИЗНЕС Online».

«Ельцинская политическая группа перла вперед без оглядки, не боясь ничего»

— Алексей Иванович, сегодня мы традиционно отмечаем День России в память о принятой в 1990-м Декларации о государственном суверенитете РСФСР. Оценки этого события до сих пор полярно противоположны. Кто-то считает, что данный документ стал сигналом к развалу СССР, поскольку в нем РФ фактически обособилась от своих бывших союзных республик, а кто-то — что именно декларация спасла территориальную целостность России, так как не дала процессу распада и атомизации распространиться дальше, вглубь российской территории. А вы как думаете?

— Наверное, в отношении исторического значения 12 июня допустимо разнообразие трактовок. С тех пор как была принята Декларация о государственном суверенитете РСФСР, прошло довольно много времени, и, разумеется, очень многое забылось. На мой взгляд все, что тогда происходило, делалось в рамках политической борьбы между определенным слоем правящей советской элиты, действующей против Михаила Горбачева. Напомню, что весной 1990 года генсек ЦК КПСС стал первым и последним президентом СССР. Ему противостояла ельцинская команда, и в борьбе за власть между ними и заключалась суть всех тогдашних инициатив и действий, зачастую беспорядочных и противоречивых. Нередко за этими действиями не прослеживалось ни стратегии, ни содержания.

Также и 12 июня 1990 года, которое впоследствии назвали Днем России и воспринимают сегодня как праздник, не несет в себе по большому счету никакой смысловой нагрузки. Если смотреть изнутри событий 1990-го, то мы увидим, что это, на мой взгляд, просто один из эпизодов борьбы между Борисом Ельциным и Михаилом Горбачевым. Лично я это очень хорошо помню. Причем Михаил Сергеевич давал полные основания для того, чтобы его старались снести с занимаемых постов как его принципиальные противники, так и собственные номинальные сторонники, чью команду он сам когда-то формировал. В этом и заключается парадокс. В конечном счете все привело к появлению ГКЧП в августе 1991 года — к трехдневной попытке государственного комитета по чрезвычайному положению закрепиться у власти и навести порядок в стране в той мере, в какой его понимали Геннадий Янаев, Борис Пуго, Дмитрий Язов и прочие гэкачеписты, отстранившие временно от дел «творца перестройки».

Что до другой части правящей элиты, ельцинской, то она представляла собой очень небольшую по численности, но крайне влиятельную, упертую и в чем-то даже отмороженную и наглую политическую группу, которая перла вперед без оглядки, не боясь ничего. И делала это прежде всего потому, что ей никто даже не пытался сопротивляться. По крайней мере, никакого сопротивления со стороны Горбачева и его окружения к тому времени уже не было, и издание Декларации о государственном суверенитете РСФСР, а по сути, декларации о создании ельцинского «государства в государстве» внутри еще не упраздненного Советского Союза не встретило никаких внятных возражений.

Я помню, как заходил в эти дни в Кремль, в аппарат президента СССР, где в полупустых комнатах сидели представители горбачевской команды и думали, чем бы им заняться. Они откровенно скучали без каких-либо особенных поручений, да и вообще без работы. Примерно такая же атмосфера царила и в ЦК КПСС — все только и думали, куда бы им перейти на другую работу, и некоторые действительно уходили. И уходили люди не только на уровне консультантов, но и на уровне заместителей заведующих отделами центрального комитета партии. Фактически они чувствовали себя отстраненными от власти и не видели перед собой никакой перспективы.

Таким образом, в этот период безвластия активно вела себя только одна сторона, ельцинская, и она же придумала праздник 12 июня. Но, по сути, это был всего лишь эпизод в борьбе за власть против Горбачева.

— Согласно вашей биографии, которую можно найти в интернете, вы в 1990-м вышли из КПСС. Чем подобное было мотивировано?

— Нет, это неверная информация: я не выходил из рядов КПСС. Я был против Михаила Горбачева, это правда (Подберезкин как сотрудник Дипломатической академии МИД СССР не раз выступал в печати с предупреждениями об опасности внешнеполитического курса Михаила Горбачева и Эдуарда Шеварднадзе, но его позиция была объявлена «антиперестроечной» и «милитаристской» — прим. ред.). И я делал все, что мог, против горбачевской команды и в этом качестве мог считаться одним из сторонников Бориса Ельцина. Но я был в числе тех сторонников, которые потом от него очень быстро отошли, — в сентябре – октябре 1991 года, когда он двинул во власть свою либеральную команду. Мы же в ельцинском окружении составляли примерно 20–25 процентов от общего числа — впоследствии именно нас назвали национал-патриотическими силами. Однако в 1990–1991-х мы были еще достаточно активны, играя на стороне Бориса Николаевича и участвуя во многих тогдашних мероприятиях и решающих событиях. Разумеется, и в августе 1991 года, когда случилось выступление ГКЧП, мы числили себя против Михаила Горбачева.

В то время я оказывал максимальную поддержку только-только народившимся районным комитетам КПРФ, которые были брошены без финансирования и какой-либо материальной поддержки. Я стремился им помочь, поскольку управление делами ЦК КПСС просто оставило их на произвол судьбы (в августе 1991 года покончил с собой или же был убит управляющий делами ЦК КПСС Николай Кручина — прим. ред.).

— В тот период вы также создали собственное всероссийское общественно-политическое движение «Духовное наследие»…

— Это произошло несколько позже, в 1992 году. Сначала был фонд, а затем общественное движение. Активная фаза нашей деятельности пришлась на время, последовавшее после расстрела Белого дома в октябре 1993-го. А до этого у нас начала работу РАУ-корпорация (РАУ — Российско-американский университет) — неправительственная научно-исследовательская и образовательная организация. Она была оформлена как совместное предприятие — СП (тогда ведь существовало лишь две формы для таких организаций, как наша, — либо кооператив, либо СП). Туда вошли многие бывшие ответственные работники ЦК, минобороны и других советских ведомств — кто оказался за бортом, кто был выброшен на улицу и, соответственно, не питал к Михаилу Горбачеву никаких теплых чувств. По сути, это была антигорбачевская команда, и достаточно влиятельная.

По крайней мере, в те три исторических дня августа 1991 года наша команда сыграла ключевую роль в событиях вокруг Белого дома. В самом Белом доме, по сути, еще ничего не происходило. 12 июня 1991-го состоялись выборы президента РСФСР, на которых, как известно, победил Борис Ельцин. Однако свой аппарат он просто еще не успел сформировать. У Александра Руцкого, тогда ставшего первым вице-президентом РФ, было заполнено всего две ставки, в частности начальника охраны, которую занял Андрей Федоров, бывший заместитель министра иностранных дел РСФСР. Что до моей команды, то это были люди достаточно авторитетные и опытные, с управленческими и прочими необходимыми навыками. В дни так называемого путча они практически «по свистку» пришли в Белый дом и составили костяк тех, кто позднее вошел в историю как его защитники. На тот момент в РАУ-корпорации числилось несколько сотен человек, и все они либо пополнили ряды его охраны, либо вошли в штаб обороны Белого дома.

«Россия фактически находилась в колониальной зависимости и почти полностью утратила свой суверенитет»

— Скажите, а каково тогда было ваше отношение к США? Все-таки ваш тогдашний университет числился российско-американским. Вы разделяли всеобщее заблуждение о том, что Америка хочет нам только блага и с ней можно сотрудничать на равных?

— Нет, так сказать нельзя. Я придерживался точки зрения, что в Соединенных Штатах все-таки есть консервативное республиканское крыло американских политиков, с которыми можно иметь дело. Сейчас их, скорее всего, назвали бы сторонниками Дональда Трампа. В начале 1990-х оно тоже существовало, но еще не являлось таким влиятельным. Я предполагал, что с этими людьми можно попытаться договориться. Однако я всегда был антиамериканистом, и форма функционирования моей организации была, по сути, антиамериканской. Я считал, если и стоит выстраивать отношения с заокеанскими партнерами, то только с консервативной частью американского истеблишмента, то есть с республиканцами правого крыла. Я, признаться, никак не ожидал, что их впоследствии также захватит либеральная волна и они уйдут с головой в откровенное радикальное сумасшествие. А в тот момент нашим партнером являлся американский консервативный фонд Heritage Foundation («Наследие»). Собственно, от этого и произошло название нашей организации — «Духовное наследие».

Разумеется, университетом нас можно было назвать лишь с большой натяжкой, но у нас работали программы переподготовки, в частности негосударственная программа на базе Военно-политической академии. Довольно много офицеров за два года прошли через нее, получили хорошее образование и потом состоялись в бизнесе. Бытовало и еще несколько программ, в их числе программа, включавшая выпуск антисоросовских учебников по истории России и истории русской армии. В этом плане мы пытались действовать на ниве науки и гуманитарного образования, но, к сожалению, основной вектор в данных сферах (впрочем, как и во всех прочих) был прямо противоположным и выглядел настолько могущественным и не терпящим никаких возражений, что противодействовать ему было крайне тяжело.

Тем не менее иногда что-то получалось. В основном наша деятельность была замешана на критике Михаила Горбачева и его проамериканской внешней политики.

— В 2000 году вы приняли участие в выборах президента Российской Федерации — как раз тогда, когда на выборы впервые пошел Владимир Путин. Предполагали ли вы тогда, что Путин, воспринимавшийся как преемник Ельцина, в чем-то может быть вашим союзником и единомышленником?

— Не секрет, что к концу 1990-х российские государственные институты и аппараты практически перестали существовать. Кризис достиг такой глубины, что встал вопрос о самом существовании российского государства. Понятно, что в это время продолжался конфликт на Северном Кавказе, но даже с ним мы не могли справиться. Ведь, для того чтобы решить эту задачу, требовалось собрать армию численностью хотя бы в 50 тысяч человек. Формально Северо-Кавказский военный округ насчитывал 350 тысяч бойцов, но они существовали преимущественно на бумаге. К тому же все крупные военные начальники, все ведущие сотрудники минобороны еще в период первой чеченской кампании поспешили написать рапорты о том, что они отказываются иметь какое-либо отношение к боевым действиям. Так что когда я говорю об отсутствии в стране государственного аппарата, я нисколько не преувеличиваю. Когда вспоминаешь об атмосфере постоянных терактов, царившей тогда в обществе, о ночных взрывах жилых домов, понимаешь, что это была катастрофа.

Сейчас о таком не очень любят говорить, но на тот момент Россия фактически находилась в колониальной зависимости и почти полностью утратила свой суверенитет. Почти все, что делалось «наверху», совершалось практически по прямой директиве из «вашингтонского обкома». В этом контексте тогдашний премьер-министр РФ Евгений Примаков, который в марте 1999 года, узнав о натовских бомбардировках Югославии, совершил знаменитый «разворот над Атлантикой» и отказался лететь в США на подписание очередных контрактов с МВФ, действовал вполне самостоятельно, но в одиночку. И его выходка с разворотом самолета всех скорее очень удивила, нежели напрягла. Тем не менее этот шаг хотя бы отчасти вернул уважение к нашей внешней политике.

Что касается истории моего участия в выборах, то она вкратце такова. Еще начиная с 1990 года я продвигал идею государственного патриотизма — как альтернативу не только либерализму, но и отчасти отступившему на второй-третий план коммунизму. В связи с этим был создан народно-патриотический союз России (НПСР), который добился очень больших успехов. По сути, именно НПСР выиграл думские выборы 1995 года и президентские выборы 1996-го, хотя основной движущей силой при этом была КПРФ, с которой союз действовал заодно (недаром народно-патриотический союз возглавлял Геннадий Зюганов, а его сопредседателями являлись Александр Руцкой и Аман-Гельды Тулеев). В НПСР входили сотни других организаций, а я считался носителем этой идеологии и тоже имел статус сопредседателя.

По сути, Владимир Путин с самого первого дня своего президентства начал проводить в жизнь ту самую идеологию государственного патриотизма, у истоков которой стояли мы. И первые решения, им принятые, оказались направлены именно на укрепление государственных институтов. Был создан неправительственный центр стратегических разработок, который возглавил Герман Греф, для разработки путинской программы реформ. В первую очередь, как я уже сказал, предстояло восстанавливать государственные структуры, абсолютно потерявшие свое значение. Люди не хотели идти на госслужбу, она почти не ценилась, платили там мало. Эффективность госинститутов была низкой. К примеру, МИД сохранял свою функциональность примерно на 30 процентов, и это на общем фоне еще выглядело не так плохо. А вот, скажем, МВД и ФСБ смотрелись вообще катастрофично, хотя продолжали работать. О прочих структурах я вообще молчу.

Кстати, то, что Владимир Владимирович Путин подхватил нашу идеологию государственного патриотизма, лучше всех в ту пору почувствовал Григорий Явлинский. Об этом он сказал на одном из мероприятий политику Ивану Рыбкину (бывшему зампреду правительства РФ и секретарю совбеза — прим. ред.). Поэтому я изначально выступил в поддержку Владимира Путина, начиная с того момента, когда его назначили премьер-министром и кандидатом в президенты РФ.

Между прочим, как у кандидата в президенты у Путина на тот момент не было практически ничего — даже собственной партии (ее стали наспех создавать лишь в сентябре 1999 года, и в ее роли на первых порах выступал избирательный блок «Межрегиональное движение „Единство“» («Медведь») во главе с Сергеем Шойгу). Не было в достаточной мере и авторитета, поскольку Владимира Владимировича на тот момент мало кто знал. Даже рычагов власти в его руках еще практически не имелось — ведь основная власть была сосредоточена у правительства во главе с Михаилом Касьяновым*. В кулуарах говорили, что Ельцин лично обещал Касьянову*: дескать, Путин побудет два-три года у власти, а «потом, Миша, ты придешь и все возьмешь в свои руки». Что касается региональных властных структур, объединенных в общественно-политическую организацию «Отечество — Вся Россия» (Юрий Лужков, Минтимер Шаймиев, Владимир Яковлев и пр.), то они, если вы помните, первоначально выступили против Путина и считались оппозицией. Регионализм в то время был развит у нас чрезвычайно.

Естественно, я выступил в поддержку Владимира Путина. Сейчас я уже могу говорить об этом откровенно. Хотя в то же время я являлся на президентских выборах кандидатом от своей партии. А партия у меня была настолько прекрасно организована, что мы первыми собрали подписи, необходимые для того, чтобы я мог баллотироваться. Правда, мы пропустили вперед Геннадия Зюганова с его пакетом собранных подписей, чтобы это не выглядело совсем нескромно. К тому же все наши подписи надо было проверить и обработать, что технологически очень сложный процесс. Тем не менее мы все это сделали, а после помогали Путину. У нас не было с ним ни идеологических, ни организационных, ни каких-либо других разногласий.

«Если ирландцам немножко помочь, то они могут нанести очень меткие удары и по базам, и по вооруженным силам так называемых англосаксов»

— Возвращаясь в день сегодняшний. На недавнем пленарном заседании ПМЭФ-2024 в Санкт-Петербурге Владимир Путин заявил, что Россия вправе поставлять дальнобойное оружие тем странам, которые противостоят Западу, и что это будет вполне асимметричным ответом на поставки дальнобойного оружия Киеву для ударов по российской территории. В какие регионы мира, на ваш взгляд, может быть поставлено российское оружие? Это ведь не только Иран или Северная Корея?

— Надо понимать, что ни Европа, ни тем более США не отойдут от своей стратегии эскалации конфликта, пока, с их точки зрения, не добьются требуемого результата. А что им нужно? Чтобы, как в известной притче, лягушка постепенно сварилась и сдохла. Под лягушкой в данном случае они понимают российские Вооруженные силы. Запад постепенно повышает градус эскалации — как в эксперименте с лягушкой, где также постепенно увеличивается градус и вода медленно нагревается. Прекратить подобное они могут лишь в одном случае — если сами почувствуют боль. А для этого удар должен быть нанесен либо непосредственно по американской территории, либо по американским вооруженным силам, либо по их базам, коих полно. Других вариантов у нас просто не остается. Наши противники выбрали стратегически очень верную политику, когда они сами формально не участвуют в боевых действиях против нас и все делается руками ВСУ, которые для них все равно как частная военная компания. Именно их руками уничтожается Россия и наши Вооруженные силы.

Пока что Запад вообще ничем не рискует. Даже те внушительные денежные суммы, которые они регулярно переводят Киеву, они дают в долг под большие проценты. Это очень эффективная и стратегически верная политика, которая нас здорово выматывает, хотя мы учимся ей противостоять. Тем не менее американцы как бы всегда в стороне, они ни при чем и всячески подчеркивают это. Правда, их вовлеченность очевидна. Вдобавок в качестве буферной зоны между собой и нами они подсунули Европу. В этом смысле Эмманюэль Макрон представляет собой наиболее оголтелую часть истеблишмента Европейского союза, который добровольно играет роль, навязанную ему из Вашингтона.

Как я уже сказал, у американцев существует порядка тысячи военных баз и различного рода военно-технических объектов, раскиданных по всему миру. Авиационные, военно-морские, сухопутные, военно-воздушные и тому подобное. Некоторая их часть сосредоточена, для примера, в Африке, но основное число — на Ближнем и Среднем Востоке, в регионе Персидского залива и так далее. И для того чтобы сломать гибельную для нас стратегию США, нужно, чтобы они почувствовали на собственной шкуре то, что чувствуем мы. Мы видим, что территорий, по которым может быть нанесен удар, очень много, и это могут быть не только американские военные базы и объекты, но и европейские. Если мы вдруг решим задействовать пока что замороженные антиамериканские и антиправительственные силы в Европе, то можем, откровенно говоря, добиться больших результатов. Есть, скажем, баски и каталонцы, которые считают, что могут жить самостоятельно, вне Франции и Испании, есть ирландцы и шотландцы, которые нередко откровенно ненавидят англичан. Если им немножко помочь, то они могут нанести очень меткие удары и по базам, и по вооруженным силам так называемых англосаксов.

К тому же я считаю, что хамство Макрона стоит того, чтобы подумать, какие проблемы мы можем создать французским вооруженным силам. Для начала в Африке. Там достаточно сил, которые могут выступить нашими союзниками или просто приобрести наше оружие для того, чтобы ударить по общему врагу. Мы должны также помнить о йеменских хуситах — они уже не единожды делом доказывали, что умеют метко бить по американцам в Аденском заливе. А палестинцы из сектора Газы, которые отлично знают, кто поддерживает и вооружает израильскую ЦАХАЛ? А повстанцы в Ираке, а сирийские вооруженные формирования, которые воюют с американцами? Все они, мягко говоря, относятся к американцам и их базам не слишком хорошо.

— Какие альтернативные центры силы, кроме Китая и Индии, могут уравновесить США в современном мире? Или никто пока не способен тягаться с Вашингтоном?

— Индия сейчас проводит достаточно самостоятельную политику. В современном мире ей довольно хорошо и комфортно, и поэтому она стремится балансировать между разными сферами интересов, не забывая о собственных. Ее население, как и Китая, близко к 1,5 миллиарда.

В принципе, альтернативных центров силы достаточно много. Я бы посчитал их, исходя из критерия численности населения. Демографическая мощь легко трансформируется в мощь экономическую, политическую и военную. Таким образом, что мы видим? Мы видим западный миллиард — совокупное число жителей западных стран, затем китайский — 1 миллиард 400 миллионов жителей. Смотрим далее: Индия — 1 миллиард 400 миллионов, исламский мир — 1 миллиард 400 миллионов. Все они, можно сказать, находятся в одной весовой категории. Не станем забывать также о Филиппинах и Индонезии, чье народонаселение растет впечатляющими темпами. Или о Вьетнаме и Таиланде.

— Но ведь на данном фоне Россия не может ничем похвастаться. Демография — это наша ахиллесова пята. Следовательно, мы вряд ли можем причислить себя к альтернативным центрам силы.

— Еще как можем! Да, численность населения и объем ВВП не дотягивают у нас до желаемых показателей, однако у нас имеются другие факторы, которые вполне компенсируют недостатки. Прежде всего у нас есть богатые природные ресурсы, огромная территория и важные транспортные коридоры, которые здесь проходят. У нас есть международный авторитет и мощные, имеющие актуальный боевой опыт Вооруженные силы. Наконец, у нас есть ядерное оружие — мы, как и США, обладаем полноценной ядерной триадой, включающей в себя воздушную, сухопутную и морскую компоненты. Так что мы вполне подходим на роль центра силы.

— Однако буквально на днях The Wall Street Journal опубликовала статью, в которой проанализировала сокращение коренного русского населения в РФ. И это, к сожалению, не измышления коварных врагов, а та реальность, в которой мы сегодня живем.

— Да, такая проблема существует. О ней говорится в Стратегии национальной безопасности РФ, утвержденной в июле 2021 года, о ней рассуждали на полях нынешнего Петербургского международного экономического форума. Так что об этом знают и говорят, но, к сожалению, мало что делают. Еще в 2004-м я предлагал в рамках формируемых национальных проектов сместить акценты на человеческий капитал. А что такое человеческий капитал? Это прежде всего сфера образования, доходы и здоровье. Вот в таких областях и хорошо было бы развернуть эффективную и целенаправленную деятельность.

В России продолжается деградация населения, о которой мы мало говорим. Между тем в 1990-е в стране была целая эпидемия самоубийств. В 1990-е и 2000-е у нас имелась к тому же настоящая демографическая катастрофа. За последние 40 лет только один год был в этом отношении не минусовым — если мне память не изменяет, 2009-й. В остальное время мы стабильно теряли от 800 тысяч до 1 миллиона 200 тысяч человек в год.

— Но ведь были же программы, предусматривающие возвращение русских, оказавшихся за границей после 1991-го, в Российскую Федерацию?

— Да, такие идеи были. Как известно, развал СССР привел к тому, что за границей оказались более 20 миллионов русских. Вот эти 20 миллионов нужно было бы в приоритетном льготном порядке вернуть в Россию, а не выстраивать их в длинную очередь с мигрантами. Но есть ведь и те, кто продолжает уезжать сегодня, так что мы живем еще не в пору возвращения русских на свою родину, а в пору их нескончаемого отъезда.

«Американская стратегия придерживается трех простых принципов. Первый — делай все, что плохо для России»

— Какова, на ваш взгляд, стратегия Запада в отношении РФ? Чего они хотят добиться в конечном итоге? Стереть нас с географической и политической карты?

— По сути, этих стратегий две. Одна — та, что декларируется на словах и фиксируется в бесчисленном количестве официальных документов. В ней Россию, как и прежде, хотят осчастливить приобщением к демократии. В реальности же Запад достаточно прагматичен, и его стратегию, неписаную и не отраженную в официальных документах, я бы назвал вполне последовательной и долгосрочной. Она строится на трех принципах, в разработке которых, кстати говоря, приняло участие огромное количество западных межгосударственных структур. В частности, было привлечено около 300 соответствующих интеллектуальных центров, что немаловажно.

Для сравнения: мне как-то довелось участвовать в российской госпрограмме, связанной с вооружением, оценкой потенциальных угроз и прочим. Как мы ни старались (не только минобороны, но и другие государственные учреждения), смогли собрать под своей эгидой лишь около 50 отечественных интеллектуальных центров. После того как значительная часть их отсеялась, у нас осталось всего три центра, способных заниматься разработкой стратегии. А почему? Да потому что банально людей не осталось, разрушены целые научные школы. А вот у Дональда Трампа, а следом за ним у демократов находилось в распоряжении 300 таких центров. Поэтому американская стратегия очень здорово продумана и последовательна. Более того, она долгосрочна и, можно сказать, двухпартийна, поскольку ее реализация не зависит от того, кто в данный момент сидит в «вашингтонском обкоме» — республиканцы или демократы. Да, противоречия между Демократической и Республиканской партиями, безусловно, есть, но на общую стратегию они никак не влияют.

Так вот, эта стратегия строго придерживается трех простых принципов. Первый — делай все, что плохо для России. Второй — делай одновременно, чтобы это было хорошо для США. Третий — избегай эскалации до уровня ядерного конфликта. Все, что делают американцы в последние годы, в такую стратегию вписывается — обратите внимание! Параллельно с этим, как я уже сказал, существует официальная риторика, в рамках которой можно с важным видом говорить о разных вещах с интервалом в два-три дня. Однако то, что говорят американцы, имеет очень мало отношения к реальности — от слова «совсем».

— 15–16 июня в Швейцарии состоится так называемый саммит по Украине, на котором около сотни разных государств без участия России будут пытаться выработать «формулу мира» для Москвы и Киева. Но это, как я понимаю, тоже будет часть официальной риторики, не имеющей никакого отношения к реальным намерениям?

— Разумеется, они могут собрать любую конференцию, в которой примут участие от 100 до 150 государств и так далее. Но будет ли это хоть что-нибудь значить? С таким же успехом они могут собрать конференцию против Господа Бога. Потому что у них есть для этого хорошо прикормленные и финансируемые институты и та элита, которую они в свое время купили и воспитывали на протяжении десятилетий. Многих из нынешних европейских политиков я знал еще в юности — того же Олафа Шольца, когда он еще не был лысым. Или, скажем, генсек НАТО Йенс Столтенберг. Все это были по большей части левые радикалы, прошедшие через одни и те же штатовские школы. У американцев вообще очень жесткий стиль и отбор: все им ненужное они отбрасывают и в итоге получают лишь то, что им необходимо.

«Наша внутренняя элита расколота, и очень многие недооценивают степень этого раскола»

— Вы сказали, что американцы хотят избежать ядерного столкновения, и это понятно. Но разве недавнее разрешение применять высокоточное оружие по российской территории и планируемая передача Киеву истребителей F-16 не подталкивает мир к атомной войне?

— Если вы заметили, они еще раз подчеркнули, что да, хотя оружие будет американским, французским или английским, сами страны Запада в его применении против РФ никоим образом не участвуют. То есть опять — «извините, мы здесь ни при чем». Хотя удары могут наноситься в том числе по российским стратегическим объектам, а это само по себе является достаточным основанием для ответного удара. Как я уже сказал, наши враги медленно варят лягушку. Иногда они даже забывают сказать об очередных поставках оружия для Украины, но потом спохватываются и что-нибудь говорят.

Я недавно написал и издал книгу — монографию «Изменения в международной и военно-политической обстановке в мире после начала специальной военной операции на Украине». Там я изложил свой прогноз развития ситуации (это было еще в апреле). И в настоящее время я вижу, что все идет четко в соответствии с базовым сценарием, который я изложил. Силы ВСУ могут посыпаться в любой момент в течение текущего лета, но Запад призывает Киев продержаться до сентября, когда будут возможны новые крупные поставки оружия или какие-то значимые решения. Ввязываться в прямое столкновение с Россией Европа не станет, по крайней мере до 2025–2027 годов. Сейчас у них нет для этого ни укомплектованной боеспособной армии, ни необходимого количества оружия и боеприпасов. Правда, последние наверняка есть у американцев на складах, но США, как мы знаем, предпочтут скорее занять позицию «мы здесь ни при чем».

Впрочем, вопрос не в них, а в нас. Вопрос в том, как мы можем отвечать, потому что наша сдержанность, по сути, провоцирует наших противников на эскалацию. Вот чего нельзя было нам делать много раз — не надо было сдерживаться. А во-вторых, наша внутренняя политическая, экономическая и культурная элита расколота, и очень многие недооценивают степень этого раскола.

Значительная часть элиты настроена против специальной военной операции, она по-прежнему ориентирована на вхождение в Запад и его систему ценностей. Это то, против чего я боролся с конца 1980-х годов. «Вхожденчество» — так называет подобное явление Сергей Кургинян. Термин, может быть, не вполне удачный, но лучше пока никто не придумал. Многие из тех, кто сейчас находится у власти, больше всего хотят, чтобы не повторился, как они говорят, Совок. В этом плане и СВО, и присоединение Крыма они расценивают не иначе как наш поворот к Совку. Вот они чего боятся! Нахапали очень много (все происходило на моих глазах) и теперь категорически не хотят с этим расставаться. Отчасти их понять, наверное, можно, но ради себя любимых и своего имущества они готовы поступиться в том числе национальными интересами. И таких людей в элите очень много.

— Нынешние «разборки» внутри минобороны, арест части руководства, начиная от бывшего замминистра Тимура Иванова и заканчивая кадровиком Юрием Кузнецовым, имеют какое-то отношение к этим «элитным» настроениям?

— Конечно, имеют. Еще два года назад в МГИМО проходила конференция с участием представителей минобороны, на которой я сказал им: «Лучше уберите из своих рядов этого нахального человека с русской фамилией, то есть Иванова!» Ведь он — это просто демонстративный плевок в сторону тех, кто сегодня собирает деньги на нужды фронта, воюет с ВСУ и так далее.

Проблема-то в чем? Мало кто понимает, но процентов на 70 российская группировка войск в зоне СВО обеспечена за счет институтов гражданского общества и частной инициативы. Скажем, остатки моей организации, которые не стали распускаться и продолжили работу на региональном (конкретно на нижегородском) уровне, собрали и отправили в зону спецоперации 100 караванов с гуманитарным грузом. Каждый раз — по два-три трейлера! Это ребята, которые умудряются снабжать целую войсковую бригаду. Другой парень, которого я знаю, целиком взял на себя материально-техническое обеспечение еще одной бригады и, кроме того, создал целую школу беспилотников. Вот эти люди, а не минобороны, вкалывают и во многом обеспечивают нужды фронта. Кроме гуманитарщиков, еще и добровольцы и добровольческие корпуса. И что же?

Прямо в лицо таким энтузиастам плюют люди, подобные Тимуру Иванову! Это возмутительно и лично у меня вызывает лишь отвращение. Я не хочу перечислять конкретные фамилии, хотя круг лиц можно было бы и расширить, выйдя далеко за пределы оборонного ведомства. Тем не менее они продолжают гнуть свою линию практически демонстративно. Вопрос лишь в том, почему «наверху» это до сих пор терпят?

— Совсем недавно один из телеграм-каналов опубликовал информацию, согласно которой при прежнем руководстве минобороны часть вооружения якобы списывалась как боевые потери, а на самом деле продавалась через дружественные фирмы…

— Поймите, коррупция сама по себе не новость. Коррупция не когда воруют, а когда управляют при помощи взяток. Это разные вещи. Когда, условно говоря, за взятку в 10 миллионов долларов принимается «нужное» решение, которое наносит ущерб на 100 миллиардов долларов, это и есть суть коррупции. Или когда у нас под видом оптимизации разогнали 150 военных учебных заведений. А теперь разводят руками, что у нас не хватает офицеров. Если уж говорить совсем откровенно, проблема сейчас, к примеру, заключается в том, что мы имеем прекрасно выстроенную систему ПВО, гениальных людей из концерна «Алмаз-Антей», которые пашут в три смены для того, чтобы выпустить как можно больше своей продукции, но не имеем специалистов, которые могут эти системы обслуживать. В результате «Алмаз-Антей» производит в 2 раза больше систем ПВО, чем все страны мира, но что толку?

Где взять людей для их функционирования, ведь большинство профильных училищ были заблаговременно закрыты? То же самое можно сказать и о танкистах. Один выпуск танкового училища — это 100 лейтенантов. А вы закрыли, условно говоря, 8 таких учебных заведений. Думаете, одно оставшееся училище вам подготовит всех, в ком мы сейчас остро нуждаемся?

Так что дело даже не в том, сколько украли. Училища закрывали, потому что таким образом можно было присвоить их собственность. К примеру, Военную академию воздушно-космической обороны в Твери так и не удалось расформировать (хотя соответствующее распоряжение уже было подписано тогдашним министром обороны Анатолием Сердюковым) только потому, что у нее имелось слишком много собственности и она оказалась «оптимизаторам» не по зубам.

«В настоящее время эффективность российской ПВО достигла 98–99 процентов»

— Насколько «старая территория» России оказывается сегодня под ударом?

— Это легко просчитать. К примеру, оперативно-тактические баллистические ракеты ATACMS, а точнее, их новый блок, поставленный Украине, обладают дальностью стрельбы в 300 километров. Если вы возьмете циркуль и проведете соответствующий радиус, то увидите, что он захватывает и значительную часть Ростовской области, и Краснодарского края, а также Белгородскую, Курскую и Брянскую области. В конечном итоге он дотягивается даже до Тулы.

Чего хочет добиться наш противник? Он надеется выбить наши системы ПВО. Для этого по нашим комплексам С-300 и С-400 наносятся удары высокоточными ракетами. Однако в настоящее время эффективность российской ПВО достигла 98–99 процентов, и такие удары «щелкаются» на раз-два. Конечно, случается, что одна из ракет все-таки пролетает, как это случилось недавно с Белгородом. 100-процентной защиты у нас нет. Для того чтобы нашему противнику подготовиться к запуску истребителей F-16 (о чем сейчас и идет речь), необходимо превентивно уничтожить наши комплексы противовоздушной обороны. Этим сегодня они и пытаются заниматься.

— А если при таких атаках будет задет и поврежден «ядерный щит» РФ?

— На пленарном заседании ПМЭФ Владимир Путин обсуждал эту тему с Сергеем Карагановым (деканом факультета мировой экономики и мировой политики Высшей школы экономики). Однако и без того наши возможные действия в таких случаях давно описаны. Возьмите простой учебник для товарищей генералов и офицеров под редакцией Баграмяна 1979 года выпуска. Там целый раздел посвящен применению тактического и оперативно-тактического ядерного оружия. С тех пор, поверьте, ничего не изменилось и может быть и сегодня использовано достаточно эффективно. Если будут бить по нашим стратегическим объектам, конечно, мы станем отвечать — а как иначе? Ведь мы лишаемся возможности контролировать ситуацию. Кто же это позволит?

Я не понимаю другого: почему мы так аккуратны с вражескими спутниками наблюдения? Их тоже следует сбивать! Особенно спутники Илона Маска — они вообще негосударственные. Так же как и беспилотники-разведчики или просто самолеты с задней радиолокационной разведкой. Их надо уничтожать, как часть системы боевого управления врага, которая в условиях современной войны является наиболее важной. Самое интересное, что это не имело бы никаких последствий. Если бы я был воинским начальником, я бы нанес пару ударов по территории Румынии и Польши, где наблюдается особая концентрация вооружений. Ведь по нам тоже наносятся удары высокоточным оружием! ATACMS — это, по сути, те же «Искандеры», вернее, их аналог. А у нас «Искандеров» достаточно много в Калининградской области. И если их использовать по целям на территории Германии или Дании (где на острове Борнхольм устанавливаются системы ракет средней дальности), то эффект для противника может быть очень ощутимым. Почему нет? Но мы продолжаем осторожничать, а тем временем вода в кастрюле, куда поместили «лягушку», продолжает медленно нагреваться.

* выполняет функции иностранного агента

Беседовал Валерий Береснев

Метки: история, политика, Украина