Федор Лукьянов: Кипр, «русская мафия» и момент истины для Евросоюза
За универсальным оправданием «борьба с русской мафией» может скрываться начало фундаментальных изменений в ЕС
Крошечный Кипр может войти в историю как страна, с которой начнется новый отсчет истории европейской интеграции. Потратив с декабря 2009 года более триллиона евро на спасение единой валюты (данные МВФ полугодичной давности – сумма вливаний в экономики Греции, Ирландии, Испании, Португалии и Италии), Евросоюз вдруг занял совершенно непримиримую позицию по вопросу о Кипре, хотя цена его – всего лишь 10 миллиардов.
Кипр никогда не был экономическим гигантом. Но, несмотря на гипертрофированную финансовую систему, двусмысленный офшорный бизнес и тесную связь с едва не рухнувшим греческим народным хозяйством, не числился и среди наиболее проблемных стран-членов ЕС. Да и масштаб требуемого вложения поистине смехотворен на фоне того, что уже брошено в топку кризиса евро. Что случилось?
Час Икс наступил?
Конечно, можно вспомнить о последней капле или соломинке, переломившей спину верблюда. Многие говорят о диктате избирательной кампании – в Германии осенью выборы, и Ангеле Меркель нужно продемонстрировать избирателям, что она способна жестко отстаивать интересы налогоплательщиков и ставить на место «бездельников» с юга Европы.
Впрочем, и это едва ли убедительно объяснит, зачем понадобилось требовать от Никосии не просто радикальных, но беспрецедентных и более чем рискованных конфискационных мер против держателей банковских депозитов.
Это резко усугубило кризис, вызвав панику на Кипре и опасения по всей Европе, что в случае создания подобного прецедента такой метод может быть применен и в других странах Евросоюза. Поведение европейских грандов кажется безрассудным.
Однако многое встает на свои места, если предположить, что наступил «час Икс», и серьезные перемены в Евросоюзе, о необходимости которых давно говорили, начинаются.
До сих пор проблему евро пытались решить, латая все время новые прорехи, возникавшие в ткани валютного союза. На бесконечной череде саммитов раз за разом объявляли, что приняты судьбоносные решения и начинается путь наверх.
Оптимизма рынков хватало в лучшем случае на пару недель, чаще на несколько дней, после чего начинался новый виток. Договоренности о новых мерах достигались гигантским напряжением, перекричать европейскую разноголосицу Берлину, который нес наибольшее финансовое время, удавалось каждый раз с огромным трудом.
Кошмар демократии
К этим институциональным сложностям своих добавила демократия. Выборы в отдельных европейских странах превратились в настоящий кошмар для лидеров единой Европы.
Результат голосования в крупных державах мог существенно скорректировать позицию соответствующей столицы в общеевропейских переговорах, затормозив их, либо даже отбросив назад. (Например, приход Франсуа Олланда вместо Николя Саркози изменил отношения внутри европейского ядра.)
А выборы в странах, охваченных кризисом, вообще превратились в азартную игру – сумеют ли «ответственные» силы, готовые выполнять согласованную с кредиторами драконовскую линию на оздоровление, наскрести большинство в парламенте.
При этом у «безответственных» никакой альтернативы не было – в условиях единой валюты проводить другой курс практически невозможно, а выход из нее чреват экономической катастрофой, как минимум, – совершенно непредсказуемым сценарием.
Последним ударом стали выборы в Италии, по результатам которых формирование дееспособного правительства представляется почти невероятным.
Ирония заключается в том, что как раз на Кипре президентом в феврале стал кандидат-правоцентрист, настроенный проевропейски и намеревавшийся (в отличие от своего предшественника-коммуниста) проводить в жизнь программу финансового оздоровления.
«Борьба с русской мафией»
Происходящее выглядит так, как будто богатые страны Европы, прежде всего Германия, выбрали Кипр в качестве повода перейти, наконец, к решительным действиям по реструктуризации проекта зоны евро, а как следствие – вероятно и всей европейской интеграции.
Никосии выдвинут беспощадный ультиматум, и вступать в обсуждения либо входить в положение никто не собирается. Кипр, по сути, обречен в любом случае.
Выполнение требований может спасти страну от формального дефолта, но с кредитной историей, которая содержит экспроприацию средств вкладчиков или даже само обсуждение такой возможности, продолжать деятельность в качестве финансового центра невозможно. Невыполнение означает банкротство с вероятным выталкиванием из зоны евро – без колебаний, которые сопровождали дискуссии на эту тему в отношении Греции.
Выбор Кипра в качестве мишени объясним. С одной стороны – экономика по европейским меркам очень маленькая, если уж на ком и отрабатывать механизм исключения из общей валюты, то на ней – риски много меньше, чем в случае Греции или Португалии, не говоря уже о более крупных странах.
С другой – офшорная репутация Кипра помогла созданию образа государства-спекулянта, наживающегося на «грязных» русских деньгах. Когда вопрос о финансовой помощи Никосии впервые был поднят несколько месяцев назад, германские политики открыто заговорили о том, что, мол, негоже тратить деньги налогоплательщиков на спасение теневых вкладов русских олигархов.
Очень вовремя подоспел и доклад германской разведки, которая сообщила, что депозиты «российских мафиози» в кипрских банках якобы почти в два раза превышают ВВП страны.
Именно эта кампания сделала возможной идею насильственного списания средств с банковских вкладов – едва ли с таким предложением рискнули бы обратиться к любой другой европейской стране, заклинание же «борьба с русской мафией» – универсальное оправдание.
Перемены надвигаются, цена их неизвестна
Показательная порка Кипра возымеет мощный эффект. Если договориться ни о чем не удастся и запустится процесс выхода Кипра из еврозоны, будет создан прецедент, само наличие которого сильно повлияет на дальнейшие дебаты вокруг разрешения валютно-финансового кризиса и поведение проблемных стран.
Если Никосия пойдет на навязываемые условия, Германия и ее единомышленники продемонстрируют тем же самым проблемным странам, что миндальничать ни с кем больше не будут, и только полное подчинение донорам дает перспективу.
Жестокость подхода продиктована пониманием того, что ресурс для продолжения политики затыкания дыр исчерпан.
То, что ЕС придется пойти на фундаментальные институциональные изменения, скорее всего – на переход к многоуровневой структуре разноскоростной интеграции, то есть фрагментацию общего политического пространства на страны разной категории, говорили давно.
Это, однако, слишком серьезный пересмотр идеологии Евросоюза, где формально все равны, и решиться на него было трудно. Успех тоже не гарантирован.
Финансово-политический диктат Берлина мало кого устраивает – и по сути, и в силу крайне неблагоприятного исторического фона (оппоненты Меркель и так все время пугают европейцев Четвертым рейхом).
История оставалась до недавнего времени главным сдерживающим фактором – после 1945 года Европа, Америка и Россия отучили Германию от того, что она может иметь лидерские амбиции. Берлин их и не хотел проявлять, даже когда с началом кризиса от него стали этого требовать ради спасения европейского проекта в целом.
Как произойдет переход ЕС в новое качество, его расслоение по «сортам» – неизвестно. Самый жгучий вопрос – попадет ли Франция, автор и основатель Европейского сообщества, в «высшую лигу». Политически она не может там не быть, экономически – необязательно готова выполнить критерии, которые сформулируют.
В общем, Кипр может стать моментом истины. Европа не избежит глубоких перемен, но неизвестно, какую цену ей придется за них заплатить.