КИТАЙ: РАЗРУШЕНИЕ СТАРЫХ ИЛЛЮЗИЙ
Замдиректора ИМЭМО прокомментировал визит Сергея Лаврова в Пекин
Состоявшийся визит министра иностранных дел России Сергея Лаврова в Пекин был не только подготовкой к встрече на высшем уровне, но и свидетельством глубоких отношений между двумя странами. Более того, он продемонстрировал дальновидность российских и китайских руководителей, которые 20 лет тому назад заключили Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве.
На эту тему наш специальный корреспондент Вячеслав Терехов беседует с заместителем директора ИМЭМО имени Примакова, доктором исторических наук профессором РАН Александром Ломановым.
— Чем характерен нынешний визит Сергея Лаврова в Пекин? Привнес ли он что-то новое в наши двусторонние отношения?
— Чтобы понять значение визита министра иностранных дел России Сергея Лаврова в Китай, надо обратить внимание на события, которые произошли за несколько дней до этого. Взятые вместе они показывают, как быстро рушатся старые иллюзии, и насколько важны конструктивные отношения между нашими странами. Российско-китайское партнерство развивается уже несколько десятилетий, но по ряду причин оно оставалось недооцененным.
Первое событие — это разговор китайской и американской делегаций в Анкоридже. Американцы открыто попытались надавить на Китай, публично выставив им претензии по ситуации внутри страны. Госсекретарь США Энтони Блинкен объявил, что намерен обсудить проблемы Тайваня, Синьцзяна и Гонконга, так как они не являются внутренними проблемами Китая и потому влияют на мировую стабильность. Более того, эти претензии он подтвердил ссылкой на общность мнений с союзниками США. В Южной Корее и Японии он получил заверения в солидарности вместе противодействовать Китаю и заставить его «играть по правилам».
— Почему в Китае это восприняли так болезненно?
— Дело в том, что в ранний период налаживания взаимных отношений в 1970-е и 1980-е годы Америка относилась к Китаю как к своему косвенному союзнику в противостоянии с СССР. Она покровительствовала тогда Китаю, оказывала максимальную заинтересованную поддержку. К настоящему времени в Китае выросло уже два поколения политической, экономической и интеллектуальной элиты, которые привыкли к тому, что отношения с Соединенными Штатами – это самое главное.
Совсем недавно на российско-китайских научных конференциях после дежурных разговоров о важности дружбы между двумя странами в менее официальной обстановке китайские эксперты вопрошали: «Ну разве может Россия дать Китаю то, что может дать Америка? США — это инвестиции, новые технологии, огромный рынок». Подтекст был всегда один и тот же: конечно, никто не собирается отказываться от дружбы с Россией. Но ставить их отношения на одну доску с США невозможно, потому что у России нет такого рынка, нет таких технологий, нет таких университетов.
Появилась иллюзия, что отношения с Соединенными Штатами всегда будут такими же нормальными, конструктивными, деловыми, и что США вечно будут оставаться для Китая страной возможностей. Мысль о том, что это все может начать разрушаться так быстро и так необратимо, китайским аналитикам и образованному слою в голову не приходила. Во внешний мир Китай продвигал симпатичную идею своего мирного возвышения в эпоху глобализации и сотрудничества. В Пекине напоминали, что после Второй мировой войны Великобритания без всякого боя и соперничества, без военного конфликта уступила США место мирового лидера. И хотя при этом всегда делалась оговорка, что Китай относится к другой цивилизации, и что у него иная политическая система, царила уверенность, что смена мирового лидера произойдет мирно, без военного конфликта. Казалось, что Китай будет становиться все сильнее и сильнее, и в один прекрасный момент он превзойдет Соединенные Штаты, превратится в мировую державу номер один. И эта смена условной мировой власти произойдет незаметно, спокойно и без всяких потрясений.
И теперь стало понятно, что эти надежды, которые особенно явно проявлялись в первое десятилетие нынешнего века, не оправдались.
«Холодный душ» из Европы
Второе событие непосредственно связано с первым – это очень резкий ответ Китая на европейские санкции по Синьцзяну. Еще в прошлом году, когда Китаю удалось подписать с европейцами Всеобъемлющее инвестиционное соглашение, в Китае были очень заметны надежды на то, что Европа все-таки сохранит свой политический суверенитет. Поэтому Китай пошел на очень серьезные уступки европейскому бизнесу – прежде всего для немецких производителей, отчасти французских и голландских, то есть для наиболее развитых промышленных стран Европы. Они получали благодаря этому соглашению очень хорошие привилегированные условия на китайском рынке, которые позволили бы им не только закрепиться на нем, но и серьезно расшириться и заработать еще более весомую прибыль.
Китай пошел на эти уступки в надежде на то, что даст Европе стимул не вставать на сторону США, не быть участником антикитайского альянса. Эти уступки должны вызвать у Европы заинтересованность в сохранении собственного независимого конструктивного курса по отношению к Китаю.
Но это были иллюзии. Сейчас мы живем в мире, когда надежды и расчеты рушатся очень быстро. Уже в январе-феврале после прихода к власти Байдена стало ясно, что США быстро восстанавливают Трансатлантический альянс, а в Европе все чаще стали звучать рассуждения об «опасности» сотрудничества с Китаем, что Китай «нарушает права человека» и ведет себя «не по правилам». Как только Европа продемонстрировала свою готовность действовать в унисон с США против Китая, присоединившись к санкциям из-за ситуации в Синьцзян-уйгурском автономном районе, Китай ответил немедленно и очень жестко.
Сейчас мы уже можем понять, что два чувствительных для Китая раздражителя усилили друг друга. Сперва США заявили, что американская политика стала коалиционной и что они считают проблемы Тайваня, Синьцзяна и Гонконга международными проблемами, которые Запад намерен обсуждать с Китаем. В ответ со стороны китайской делегации прозвучала обстоятельная лекция по поводу внутренней и внешней политики КНР. Китайский представитель заявил, что американцам не позволят вмешиваться во внутренние дела Китая. Тут стало ясно, что окончательное размежевание с США неизбежно. Европейское возвращение в лоно Трансатлантического альянса и совместное с Америкой давление на Китай стали следующим «холодным душем».
В Пекине уже поняли, что в экономике внутренний цикл производства и потребления становится важнее, чем участие Китая в мировой торговле. Конечно, оно тоже не отменяется. Оно будет продолжаться, Китай будет привлекать и западные финансовые организации, и инвесторов во всех сферах: и в промышленности, и в компьютерных технологиях. Но, тем не менее, в том мире, который основательно потрепан эпидемией коронавируса и который охвачен политическими раздорами, Китай будет переходить к другой политике, которая получила наименование «двойная циркуляция». Первая циркуляция – это внутреннее производство для китайских потребителей, вторая циркуляция – это участие в международных экономических отношениях. Внутреннее производство стало главной задачей, при этом обе циркуляции должны поддерживать, а не мешать друг другу. То есть интересы внешнеэкономического сотрудничества ни коим образом не должны подавлять или сдерживать, или тем более идти во вред внутренней экономической циркуляции.
Дружба про запас
Вот на этом фоне и состоялся визит министра иностранных дел России в Китай. Стало ясно, что в этих условиях Китай и Россия нуждаются в друг друге намного больше, чем это было 20 лет назад, когда заключали Договор. Тогда наше сотрудничество и китайские и российские эксперты воспринимали как, я бы назвал, «дружбу про запас».
И в 90-е, и в нулевые годы между российскими и китайскими элитами было общее. Это устремленность во внешний мир и надежда на то, что они смогут быстро, безболезненно и прочно интегрироваться в международный контур.
Конечно, эти мечты, по сути, были разными. Россия мечтала об «общеевропейском доме», а для Китая это была мечта о прочном, бесконфликтном и взаимоуважительном партнерстве с США, которое надолго бы привязало две страны друг к другу в экономической сфере. На фоне этих надежд обе страны думали о вхождении в западный мир, но по своим соображениям и по различным траекториям. Именно тогда, в 2001 году, молодой российский лидер Владимир Путин и уже готовившийся к уходу с политической сцены Цзян Цзэминь проявили очень большую мудрость и прозорливость, когда подписали Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве. Он оказался очень ценным активом. Ценность тех принципов, которые были заложены в этом Договоре, не только не уменьшилась, но за эти два десятилетия выросла многократно.
— По-русски говоря это, еще одно свидетельство правильности пословицы «запас карман не тянет»? То есть визит Лаврова откровенно продемонстрировал, что мы не только по-прежнему вместе, но и стали «благодаря» американской политике ближе к друг другу?
— Проблема не в том, чтобы кому-то что-то продемонстрировать. Надо признать реальностью тот факт, что российско-китайские отношения находятся на переходе. Это не переход от плохого к очень плохому, как происходит в отношениях России и Китая с Западом. А это поиск новой, более высокой совершенной формы нового сотрудничества.
В Китае очень важны формальные рамки и различные понятия, с помощью которых дипломаты и государственные деятели определяют суть двусторонних отношений. Вот несколько аспектов, которые очень важны для понимания того, что происходит сейчас. На протяжении многих лет китайская сторона определяла китайско-российские отношения с помощью трех «нет», указывая, что не нужно делать – не вступать в союз, не устраивать конфронтацию и не нацеливаться на третьи страны.
— Даже не вступать в союз между собой?
— Да. Это означало не вступать в союз друг с другом, а в расширительном плане не вступать в союз вообще ни с кем. Неприятие конфронтации понятно. Накопленный в двусторонних отношениях капитал доверия и уважения друг к другу нацелен на то, чтобы никогда не допустить повторения раздоров 60-х годов. Конфронтация между двумя странами неприемлема и ее не может быть. Должна быть только дружба, которая передается из поколения в поколение. При этом отношения России и Китая не направлены против какой-то третьей стороны. Китайская дипломатия не любит называть страны поименно, но понятно, что речь идет о США и их союзниках.
Но вот в первые новогодние дни китайский министр иностранных дел Ван И, с которым только что Сергей Лавров встречался в Китае, дает очень развернутое интервью китайским СМИ. При этом из интервью вырезается часть, которая публикуется как отдельное сообщение. В нем высказывания министра об отношениях между Китаем и Россией. Тезисы этого выступления очень примечательны.
Три новых китайских «нет»
Китайский министр сказал о том, что 2021 год будет годом особого значения для наших отношений, и в этот год отношения двух стран обязательно выйдут на новый уровень. Стратегическое сотрудничество двух стран он определил как отношения, которым «нет конца», у которых «нет запретных зон» и нет «высшей ограничительной планки». Фактически, это другой формат отрицания. Раньше было три «нет», которые не позволяют делать первого, второго и третьего. Новое отрицание формулируется как «отсутствие чего-то» — в отношениях двух стран отсутствуют конечная линия, запретные зоны и верхний ограничитель!
С китайской стороны это ясное и четкое предложение вступить в разговор о том, какими могут стать отношения с Россией в ближайшем будущем. Пекин последовательно подчеркивает, что придает российско-китайским отношениям все более и более важное значение.
Ван И сказал, что обе стороны борются не только с пандемией, но и с «политическим вирусом». Про коронавирус мы знаем. Но в китайском политическом лексиконе есть и такое понятие как «политический вирус». Рассадником его является Запад во главе с США. Это – «вирус» раздора, клеветы на другие страны, попыток создать препятствия для борьбы с коронавирусом.
Четыре новых модели российской китайских отношений
В начале марта в Пекине заявили, что две страны стали друг для друга стратегической основой, шансом на развитие, и что они стали глобальными партнерами. Это очень важно, что китайская сторона считает Россию не только региональным партнером в Евразии, а что Россия является глобальным партнером Китая. Ван И нарисовал картину желаемого для Китая развития будущего двусторонних отношений. В ее основе «четыре модели», которые две страны должны предложить внешнему миру.
Первая: Китай и Россия должны служить для всего мира примером стратегического взаимного доверия. Они должны не просто уважать, но и помогать друг другу защищать коренные интересы. Они, взявшись за руки, должны противостоять цветным революциям, вместе бороться с распространением ложной информации, помогать друг другу защищать суверенитет и политическую безопасность.
Вторая: они должны стать примером взаимовыгодного сотрудничества. С точки зрения китайской стороны речь идет о стыковке инициативы «пояс и путь» с Евразийским экономическим сообществом, повышении качества инвестиционного сотрудничества, совместных научно-технических инновациях, цифровой экономике, прочих новых инновационных сферах.
Третью модель Китай сформулировал красиво. То, что мы называем обменом между людьми, по-китайски предстает как создание образца «связи людских сердец». Тут речь идет и о продолжении давних традиций российско-китайской дружбы, и о продолжении гуманитарных обменов, о передаче традиций дружбы будущим поколениям.
Четвертая модель отношений рождается в совместной борьбе за справедливость в международных отношениях. Это значит, что, взявшись за руки, две страны будут вместе отстаивать авторитет Организации Объединенных Наций, вместе защищать международное право и базовые принципы международных отношений и отстаивать глобальную стратегическую стабильность.
Это следует и из Декларации, которую подписали оба министра, и из их заявлений после переговоров.
И все-таки Анкоридж
— И все-таки Анкоридж «помог»?
— Нет, наши отношения не следует упрощать, как это любят делать западные средства массовой информации. Они говорят, что после перепалки в Анкоридже Россия и Китай вдруг решили сближаться перед лицом западных санкций. Это чрезмерное упрощение, которое сбивает с толку самих же западных аналитиков. Процесс российско-китайского сближения активизировался два года назад, летом 2019 года, когда лидеры двух стран на встрече в Москве провозгласили новую эпоху в наших отношениях. Это была заявка на то, чтобы вывести наши отношения на новый высокий уровень. То, что говорил китайский министр Ван И, свидетельствует, что китайская сторона относится к этой перспективе очень серьезно. Она ищет новые идеи, новые концепции. В Китае звучит мнение, что российско-китайский Договор должен быть продлен в феврале 2022 года, но две стороны должны непрерывно обогащать его, работать над тем, чтобы добавлять и вводить в свое сотрудничество новые компоненты.
— Получается, что визит министра Лаврова — это не столько подготовительный для российско-китайского саммита, сколько показывает эпохальность наших отношений?
— После того, как Трамп развязал торговую войну против Китая, после того, как Байден не только не отменил торговые и экономические ограничения против Китая, но и открыл новую площадку противостояния в форме этого «альянса демократии», Трансатлантического союза, который нацелен против всех противников Америки, китайская сторона поняла очень многое из того, что ей было непонятно лет пять тому назад.
Так что мешает жить: идеалы гармонии или бойцовская традиция?
Прежде в общении с китайскими экспертами можно было нередко слышать их удивление: ну почему Россия никак не может договориться с Западом? Высказывалось даже такое предположение, что в этом виновны исторические и традиционные, чуть ли не генетические, факторы. Тогда китайские эксперты подчеркивали, что русские – это такая «бойцовская нация» людей сражающихся, которые привыкли отстаивать свои интересы силой и не давать спуску своим противникам. Разумеется, об этом говорили с большим уважением. Коллеги не забывали, что пришлось пережить России и Советскому Союзу в 20-м веке. Но при этом они считали, что именно эта традиция боевитости и бескомпромиссности мешает России вписаться в новый мировой глобальный контекст.
А вот Китай, как напоминали нам китайские аналитики, уже более двух тысяч лет со времен Конфуция следует идеалу гармонии, золотой середины, умеренности, избегания крайностей, и поэтому результат налицо. Культурная традиция помогла России выстоять перед лицом испытаний, но сейчас она якобы стала препятствием для интеграции во внешний мир. А вот китайское следование гармонии оказалось удивительно созвучным новой эпохе. И поэтому Китай сотрудничает и с Америкой, и с Европой, и со странами третьего мира, и с Россией, и поэтому у него такие успехи и замечательные шансы на успешное и быстрое развитие.
Но оказалось, что с агрессором надо вести себя по-другому
— И что показала жизнь?
— Торговая война с Трампом, начало новой холодной войны в области пропаганды, санкции против китайских компаний, которые американцы обвиняют в связях с военными – все эти факторы внесли коррективу в эту интерпретацию, которая еще лет пять назад казалась китайским политологам убедительной.
Разумеется, традиции никто не отменял. Трудолюбие, сплоченность, умение решать сложные ситуации без конфликта, отсутствие агрессивного духа были и остаются с китайской нацией. Это очень ценный актив.
Но вдруг оказалось, что методы гармонии и золотой середины недостаточны, чтобы справиться с жестким прессингом и внешней попыткой затормозить развитие Китая. Пекину пришлось вспоминать иные уроки истории. Это сделано было очень показательно в выступлении в прошлом году Си Цзиньпина, когда отмечали юбилей отправки китайских народных добровольцев в Корейскую Народно-Демократическую Республику для того, чтобы оказать соседней стране помощь и сдержать американскую агрессию. Си Цзиньпин тогда сказал, что перед лицом агрессии у китайского народа не подкосятся ноги при виде агрессора, у него не согнутся спины. И что та война научила китайский народ говорить с агрессором только на том языке, который он понимает.
И вот это признание китайского лидера символически поставило точку в радужных рассуждениях о том, что гармония, срединность и миролюбие чудесным образом помогают Китаю решать все те проблемы, которые якобы не может решить для себя Россия, лишенная этих качеств. Теперь у китайской элиты появилось более глубокое понимание тех проблем, с которыми сталкивается Россия. Ее трудности в отношениях с Западом происходят не из особенностей русского национального характера, а из очень сложных структурных перемен, которые происходят в современном мире.
Мао Цзэдун подсказал!
Новое противостояние с Западом, которого Китай не хотел, и которое для него обременительно и крайне некомфортно, привело его к пониманию, что нынешнее положение — это надолго, что оно не рассосется ни завтра, ни послезавтра. Это получило очень интересное признание на официальном уровне в июле прошлого года на заседании Политбюро ЦК КПК, посвященном экономическим проблемам. Тогда было сказано, что на новую ситуацию надо смотреть с точки зрения затяжной войны. Речь идет об известной работе Мао Цзэдуна, в которой он еще в 1938 г. во время тяжелейшего для Китая первого года Войны сопротивления японской агрессии обосновал тезис, что ни проигрыша, ни быстрой победы Китая не будет, а предстоит тяжелая затяжная война, но из которой Китай выйдет победителем.
Появление в официальной лексике упоминания о затяжной войне в наши дни означает, что в новом противостоянии за технологическое лидерство, за рынки, за продвижение своей повестки дня в международных вопросах, как и в далеком 1938 г., Китай не потерпит поражения, но и не завоюет быстрой и легкой победы.
Китай осознает, что его положение в мире изменилось. Китаю нужны друзья, нужны надежные партнеры, при взаимодействии с которыми он бы знал, что его не предадут и не вставят нож в спину. Поэтому ценность российско-китайского доверия перевешивает сейчас все те очевидные проблемы, на которые часто указывают эксперты. Нынешний взаимный объем российско-китайской торговли 100 миллиардов долларов в год – это далеко не предел. Да и объем китайских инвестиций в российскую экономику мог быть повыше. Но эти частности меркнут на фоне новой реальности, в которой высокая степень взаимной зависимости экономик Китая и Запада больше не служит гарантией стабильности отношений и не препятствует переходу к соперничеству и конфронтации.
Балластный камень – это хорошо
В китайском политическом словаре есть расхожее понятие «балластный камень». Это позитивное понятие, поскольку балластный камень делает судно в бушующем море устойчивым, в политике он метафорически дает возможность удержать отношения в равновесии и даже способствовать движению вперед. Раньше, лет пять назад, о «балластном камне» китайские эксперты вспоминали, когда говорили о торговле с США. Сейчас его упоминают в контексте развития двусторонних отношений с Россией и создании совместными усилиями «балластного камня» для обеспечения устойчивости всей мировой системы. Раньше китайцы считали, что торговля сбалансирует все, и торговые отношения так важны, что американский бизнес окажет давление на политиков, чтобы восстановить хорошие отношения с Китаем. Однако с 2020-го года в китайских публикациях все чаще и чаще звучит мысль о том, что китайско-американская торговля перестала быть «балластным камнем». Более того, этот «камень» начинает тащить всех на дно.
Всех, но только не Китай и Россию!
