Константин Косачев: Контакты и конфликты
В мире растет понимание, что однополярная модель решения глобальных и региональных проблем зашла в тупик
Причем конфликты могут быть внутригосударственными или межгосударственными, замороженными или острыми — сути это не меняет: на каждую из сторон делаются глобальные или региональные ставки, скрытно или открыто поддерживаются «свои» и демонизируются «чужие», активно продвигаются собственные интерпретации конфликта (кто прав, кто виноват) и его урегулирования.
Теоретически, в любом конфликте, от семейного до межгосударственного, всегда есть, как минимум, две стороны, каждая со своей правдой и со своими интересами. Решить их проблемы можно либо путем переговоров — то есть взаимных уступок и обоюдного понимания бесплодности дальнейшего противостояния. Либо привлечением третьей стороны в качестве арбитра, которому оба доверяют. Но к этому чаще всего приходят, когда каждому становится очевидной невозможность достижения одностороннего успеха. И тогда выясняется, что точки соприкосновения и форматы для диалога все же есть.
Классический случай — урегулирование в 1978 году острейшей ситуации между Израилем и Египтом вокруг Синая. Когда позиции сторон казались полностью антагонистическими. На поверку же выяснилось, что речь идет о довольно распространенном случае: территория, в одном случае, против безопасности — в другом. Египту были по понятным причинам важны исторические земли полуострова. Для Израиля же ключевым был вопрос о безопасности, которую он и старался обеспечить наличием территориального «буфера». В итоге Синай был демилитаризован и возвращен Египту, и обе визуально нестыкуемые задачи были, тем самым, решены.
Проблема в том, что на практике мы все дальше удаляемся от классики — от переговоров, взаимных уступок и поиска компромисса интересов на основе понимания их наличия у сторон. Если взять только знаковые конфликты последних лет, в которых так или иначе присутствовали интересы России, то прослеживается определенная тенденция. Так, в том, что касается Ирака, Ливии и Сирии, подход западных стран был един: в конфликте есть «плохая» сторона — лидеры и «хорошая» — оппозиция. Поэтому вся поддержка, все политические, дипломатические, информационно-пропагандистские и даже военные усилия по «урегулированию» шли в одном направлении — помочь одним одержать победу над другими.
Аналогичная ситуация была с косовским конфликтом (да и почти со всеми предыдущими югославскими): без санкции ООН силами НАТО нанесен военный удар по одной из сторон, признанной неправой. И хотя на последующих переговорах Белград предлагал своим косовским визави максимум возможного по формуле «всё, кроме независимости» (об этом просто мечтали бы многие из иных непризнанных республик), Приштина, поддерживаемая Вашингтоном и европейскими столицами, от компромисса напрочь отказалась в ожидании обещанного ей удовлетворения исключительно ее интереса.
Можно вспомнить, как буквально за одну ночь после вмешательства посла США был сорван уже фактически согласованный и реально эффективный план урегулирования в отношении Приднестровья («Меморандум Козака»). Как с молчаливого одобрения Запада началось вторжение грузинских войск в Цхинвал, при помощи которого Саакашвили хотел «решить» проблему непризнанных республик. В итоге впоследствии это было подано пропагандой как «агрессия России против Грузии». В том числе, несмотря на (быстро забытый всеми) доклад европейской комиссии Х.Тальявини, подтвердивший истинный ход событий 08.08.08.
Наконец, украинские события — и первый, и второй майданы, где была сделана ставка на прозападные силы, сорваны европейские гарантии легитимному президенту страны, поддержан госпереворот и, напротив, преданы анафеме силы, выступившие против этого переворота.
Почему Киев сегодня фактически саботирует Минский процесс, на который он во многом вынужденно пошел ранее? Просто ему негласно гарантировали, что выполнять ничего не придется: ведите какие угодно переговоры, все равно мы добьемся торжества ваших (наших) интересов — ведь ДНР с ЛНР, и Россия, их поддерживающая, долго не «протянут». Ибо дело не в том, кто прав, а в том, кто сильнее — в экономическом, информационном, военном и т.п. отношении.
Нужны устойчивые, надежные, авторитетные механизмы урегулирования, в которых не будет места доминированию каких-то одних стран над другими в силу их отрыва в экономике, военной силе, политических институтах или технологиях
И здесь есть смысл отметить один важнейший фактор привлекательности, «мягкой силы» Запада, который побуждает делать на него ставку самые разные силы, от арабских сомнительных «оппозиций» до украинских или косовских националистов, по идее, весьма далеких от западных ценностей. Дело вовсе не в демократических институтах, правах и свободах, а в праве силы, как способе «урегулирования». Фактически всем послан «месседж»: «Те, за кем стоим мы, всегда победят. Они правы в любом конфликте». Это — гарантия безнаказанности и индульгенция на практически любые действия против оппонентов одновременно.
Несомненная привлекательность схемы, что для различных майданов и «цветных революций», для сепаратистов, или же наоборот — метрополий, бьющихся за свои территории, в том, что она — работает. Работала до тех пор, пока не стала вмешиваться Россия. Которая традиционно действует по классической схеме — с переговорами, компромиссами и т.п. В интересах справедливости — читай: в общем интересе. Порой даже против своего собственного. Так было с «Меморандумом Козака», с нашими предложениями по Косово, Абхазии и Южной Осетии, с украинским газовым транзитом, с обсуждением евроассоциации Украины и минскими договоренностями, с сирийским химическим оружием, с иранской ядерной программой и т.п. и т.д. Но почти везде мы натыкались на один и тот же случай: есть одна правая сторона, и ее поддерживает Запад. Там, где удалось сломить эту порочную модель, был достигнут реальный результат (Иран, Сирия). Там, где она торжествовала, — чаще всего, хаос, кровь и отложенные конфликты.
И вот вторая составляющая часть этой «мягкой силы» — ни Запад, ни его подопечные, по сути, никогда не понесли ответственности за свои действия. Я не говорю про Вьетнам или еще какие-то прежние истории. Но где санкции «международного сообщества» из-за агрессии США и союзников в отношении Ирака по очевидно надуманному предлогу? Где осуждение в адрес НАТО из-за бомбардировок суверенного государства в Европе? Где рестрикции к Грузии за танки в Цхинвале, бьющие по жилым домам? Где меры к Киеву, уничтожившему в ходе своей карательной операции уже тысячи жителей Юго-Востока?
И, напротив, сколько санкций, блокад и прочих репрессалий выдвинуто против других сторон этих конфликтов или тех, кто их поддерживает? В этой ситуации естественно, что силы, делающие свою геополитическую ставку на Запад, банально отказываются учитывать интересы другой стороны конфликта — будь то мирные «неграждане» в европейской стране или легитимный президент Асад и представляемая им весьма значительная часть населения и политических элит. Зачем с ними договариваться, если вам заранее объявляют, что русским можно отказать в гражданстве просто потому, что они русские, а «Асад должен уйти» потому, что так решили за пределами Сирии?
Однако все больше свидетельств тому, что эта однобокая модель «урегулирования» к окончательному решению проблем не приводит. Да, достигаются непосредственные цели самого Запада: сместить неугодных правителей, продвинуть прозападные силы во власть, получить контроль над сырьем, устранить конкурентов и т.п. Но причины собственно конфликтов не устраняются, и хаос только усиливается.
Накапливается понимание, что однополярная модель решения глобальных и региональных проблем зашла в тупик. Когда С. Хантингтон писал о «столкновении цивилизаций», которое, по его мнению, в XXI веке придет на смену конфликту идеологий предшествующего века, для него ключевым было противопоставление Запада всему остальному миру в виде «the west against the rest». Разумеется, как явление опасное для самого Запада, влияние которого из-за этого объективно ослабляется.
Недавно в одном интервью экс-министр иностранных дел Германии Й. Фишер в контексте решения проблемы беженцев в Евросоюзе с гордостью сказал: «Да, Европа — это вечный компромисс». Проблема в том, что эти правила действуют внутри сообщества, но не распространяются на его взаимоотношения с внешним миром. Как демократическое внутреннее устройство государств не является презумпцией демократичного поведения на международной арене. И как, наоборот, авторитарное устройство тех или иных государств не означает, что эти государства не имеют права на уважение своего суверенитета и интересов. Глава 2 Устава ООН говорит, что «Организация основана на принципе суверенного равенства всех ее Членов».
Это не декларация — это единственно возможный принцип оптимального устройства мира. Но этот принцип необходимо воплощать в конкретные дела и механизмы — прежде всего, справедливого, компромиссного, обоюдовыгодного решения конфликтов. Иначе их накопление до критической массы может привести к состоянию конфликта всех против всех, в которую, как было сказано про Первую мировую войну, народы мира вошли бы, «как сомнамбулы».
Как говорят англичане, демократия — это процедура. В международных делах и тем более в их самой острой части — конфликтах — также важна процедура. Столкновение интересов неизбежно, пока существуют государства и державы. Но это не означает, что противоречия неразрешимы, а интересы не согласуемы. Нужны устойчивые, надежные, авторитетные механизмы урегулирования, в которых не будет места доминированию каких-то одних стран над другими в силу их отрыва в экономике, военной силе, политических институтах или технологиях.
Уверен, что в этом, в конечном итоге, заинтересован и сам Запад, который, в принципе, способен вернуть себе мощный лидерский потенциал действий в общем интересе — либо он сам же попадет в замкнутый круг столкновения своей цивилизации с общечеловеческой.
