Мария Захарова

| Профиль

Директор департамента информации и печати МИД РФ Мария Захарова объяснила, когда можно использовать термин «беспредел» и как Фейсбук помогает ей в работе

— Когда вас назначили директором департамента информации и печати МИД РФ, то информагентства сделали особый акцент на том, что впервые эту должность заняла женщина. Наше внешнеполитическое ведомство –  заповедник мужского шовинизма

— Есть миф, который пора уже окончательно развенчать, что дипломатия — не женская профессия, что внешняя политика только для мужчин. В МИДе работает огромное количество женщин, за последние 10-15 лет несколько женщин были послами, у нас есть женщины постпреды, генконсулы, у нас есть женщины, которые руководят подразделениями внутри МИДа.

— Вы чрезвычайно активны в соцсетях. Назначение на должность директора департамента информации и печати популярного блогера — это ответ МИДа на некие вызовы времени?

— Помимо того что, я, как вы говорите, «яркий блогер», я еще информационщик с большим стажем работы. Я окончила Московский государственный институт международных отношений, факультет международной информации по специальности международная журналистика. Поступила на работу в Министерство иностранных дел и работала редактором ежемесячного издания, затем я перешла работать непосредственно  в департамент информации и печати и занималась созданием системы мониторинга средств массовой информации, которой до того момента в МИДе не было.

Потом я уехала в командировку в Нью-Йорк, в наше поспредство при ООН, где возглавляла референтуру прессы, информации и связей с общественностью. В мои функции входила не только организация деятельности пресс-службы, но и работа в комитете Генассамблеи ООН по информации. Помимо всего прочего. в Нью-Йорке я занималась работой, связанной с поддержанием контактов не только с журналистским корпусом, но и с соотечественниками.

Вернувшись, я фактически стала пресс-секретарем министра. Мы начали организовывать брифинги официального представителя МИД, которые до этого много лет не проводились, активно развивать мультимедийное направление работы пресс-службы и т.д.

Думаю, что когда мне предлагали эту должность, то не из-за истории с блогерством, а исходя из моего опыта работы.

— Вы — кадровый сотрудник министерства иностранных дел, а, как известно, дипломаты — люди крайне сдержанные, по крайней мере, на публике… 

— Можно я вас перебью? Что меня поражает в современной журналистике —  так это постоянный уход в какие-то клише при абсолютной свободе самовыражения! Вот и вы тоже: блогер, женщина…

Дипломаты неэмоциональные, кто вам это сказал? Почитайте выступления наших и зарубежных представителей в Совете Безопасности ООН за все время его существования, посмотрите видеохронику, а потом будем говорить о неэмоциональности. Я вас могу уверить, что значительную часть своих публичных выступлений, выступлений в ходе закрытых заседаний, и уж тем более в ходе переговорного процесса дипломаты эмоционально окрашивают. Потому что это возможность убедить своего партнера — привести аргументы, сравнения, яркие цитаты, где-то уйти в сарказм, где-то использовать гротеск, где-то наоборот быть подчеркнуто серьезным и нарочито строгим. Это  арсенал, которым всегда пользовались и пользуются дипломаты.

— В свое оправдание могу только сказать, что я общался с теми нашими дипломатами, которые, видимо, не прибегали ко всему арсеналу доступных средств…

— Вы общались с ними как?

— Беседовал.

— Вы же не знаете, как они работают за закрытыми дверями! Вспомните всем известную историю с Александрой Коллонтай, какими она оперировала тезисами, аргументами, к каким прибегала неординарным шагам и поступкам, для того чтобы проводить свою линию.

— То есть термины «майданщина», «киевская клика», «беспредел» в официальных заявлениях и комментариях нашего внешнеполитического ведомства — это некий инструментарий?

— Это не мои изобретения. К сожалению, мне часто несправедливо приписывают авторство. Но я считаю, что иногда крайняя эмоциональность обоснована.

Что касается термина «беспредел». Во-первых, это слово давным-давно вошло в лексикон любого обывателя; во-вторых, оно вошло в лексикон любого обывателя не с улицы, а со страниц очень респектабельных газет и журналов. Первым ввел это слово в обиход интеллигентного человека журнал «Огонек». После того как 25-30 лет оно никоим образом не табуировалось, использовалось людьми, которые полагают себя интеллигентами, журналистами,  заявлять, что МИД опустился до «блатной лексики» —  нечестно. Помимо всего прочего, речь ведь шла не об ординарных, а о трагических событиях — кризисе на Украине, когда отсутствовали какие-то международно-правовые рамки, когда был полный хаос. Я думаю, что в этих крайних случаях — а это действительно были крайние случаи и это оговаривалось — употребление этого слова уместно.

— Есть устойчивое понимание, что идет информационная война между Востоком и Западом, между Россией и нашими контрагентами. Вы — боец этой информационной войны?

— Я бы назвала это информационной атакой, а не войной. В войне участвуют обе стороны. Я ни с кем не воюю, никаких диверсий не устраиваю. Я защищаю, делая все возможное, чтобы наша позиция и факты были слышны.

— По вашему ощущению, какова конечная цель этой атаки, этого информационного наступления?

— Мне сложно сказать, надо говорить с теми, кто атакует.

— Многие западноевропейские дипломаты говорят, что раньше считали, что у Запада с Россией общие ценности, что мы строим общее пространство, но сейчас пришли к выводу, что  общих ценностей у нас нет…

— Мне кажется, уж в чем в чем, а в отсутствии желания создать общее пространство с Европой за последние 20 лет Россию упрекнуть нельзя. За годы нашего суверенитета и построения государственности активнее всего мы занимались формированием общего пространства с нашими западными коллегами.

— Если посмотреть, как сейчас развиваются отношения России с внешним миром, то обращает на себя внимание накал публичной риторики, агрессивность. Когда дипломаты встречаются на серьезных переговорах, эта атмосфера жесткого противостояния как-то сказывается на их ходе?

— По-разному. Бывает, что профессия берет верх, и на дипломатических переговорах это никак не сказывается, потому что люди понимают — они назначены своими странами в качестве переговорщиков, чтобы решать проблемы, а не усугублять их.

Бывает, что после того как стороны уже разъехались и официально переговоры завершены, они продолжаются в публичной сфере и уже совершенно в иной плоскости. И то, о чем говорили за закрытыми дверями, переворачивается с ног на голову в ходе публичных дискуссий.

— Всегда интереснее беседовать или спорить с контрагентом, который тебе лично симпатичен. Этот фактор, если не симпатии, то приязни, работает во время переговоров?

— Если у тебя есть личностное приятие человека, это дополнительный бонус. Дипломаты не могут позволить себе личную неприязнь, потому что это может завалить переговоры. Поэтому если есть приязнь, некая личная химия — это дополнительный бонус. Если ее нет или есть, напротив, другие эмоции, никто не может позволить себе их выражать или показывать, потому что от дипломатов в первую очередь требуется профессионализм.

— В вашей ленте в Фейсбуке много неформальных фотографий, сделанных в ходе переговоров Сергея Лаврова как с западными, так и с восточными коллегами. Это попытка показать министра не как чиновника, а как человека?

— Я делаю все фотографии только в присутствии прессы и только на официальных мероприятиях. Очень редкие исключения составляют фотографии, которые делаются без присутствия журналистов, но тоже в рабочей атмосфере, например, в ходе общения с коллегами и т.д. Я не следую за министром 24 часа в сутки, рассказывая о том, какой он человек.

Несколько лет назад я поняла, что средства коммуникации достигли фантастических высот, то, что когда-то казалось нам недостижимым чудом, теперь будни. Я присутствую на переговорах, на протокольных съемках, на пресс-конференциях, у меня есть телефон и никаких дополнительных ресурсов — ни финансовых, ни технических — мне не надо, чтобы к основной своей профессии, к основной своей деятельности добавлять еще какие-то штрихи, то, что вы называете неформальностью.

Людям уже не интересны рукопожатия на фоне флага, классическая протокольная съемка. Они слишком хорошо знают цену этой протокольной прилизанности, досконально изучив материалы Викиликс. Сегодня аудитория хочет большего: она хочет не столько видеть улыбки, сколько чувствовать атмосферу. Люди никогда не будут скачивать «тяжелые» фотографии того, что произошло день назад, потому что за сутки прошла целая жизнь, в том числе и в мире. «Легкие» оперативные фотографии, сделанные не профессионалом, фотографии, которые сделал бы любой обыватель, оказались востребованными. У аудитории возникает чувство сопричастности, понимание хронологии событий.

Но я никогда не подсматриваю за тем, что ставит министров — нашего и его зарубежных коллег — в какое-то неловкое положение, показывает их в неудачном свете. Хотя таких ситуаций очень много, и даже совершенно случайно я могу сделать какие-то кадры, которые действительно покажут, например, неловкость позы и т.д.

Моя задача — сделать фотографию более человечной, менее глянцевой, но при этом постараться передать эмоции момента. Один из таких ярких примеров — переговоры Лаврова и Керри, которые проходили в Лондоне, в резиденции британского посла. Это была история, связанная с Украиной. Шли  многочасовые переговоры, и когда министры решили сделать перерыв, то вся делегация осталась на террасе, а они пошли прогуляться по лужайке. На террасе остались и личные фотографы, которым это показалось не интересно. Оценив обстановку, я поняла, что никаких тайн не выдам и никого в неловкое положение не поставлю, и сделала фотографию двух фигур, удаляющихся по зеленому полю. Они просто шли и разговаривали на фоне зеленой лужайки, и я сделала эту фотографию и написала по-английски «надеюсь, они вернутся». Это не просто сработало, это взорвало интернет. Почему? Потому что не было никакой информации о переговорах, десятки, сотни журналистов сидели в ожидании хоть каких-то обрывков информации о том, что там происходит, и никто им не мог ничего рассказать, потому что переговоры все еще продолжались.

— Вы по долгу службы общаетесь с зарубежными журналистами…

— Это часть моей работы, и для меня это удовольствие, потому что мне интересно понять ход их мысли, мне интересно понять, как они думают и почему они так думают.

— Наши западные коллеги  стали хуже относиться к России?

— Мне кажется главная проблема — это отсутствие объективности, а без объективности журналистика умирает. Даже если ты 20 раз утверждаешь, что ты журналист, но как только ты прекращаешь анализировать, думать и воспринимать информацию из разных источников, ты перестаешь быть журналистом.

И вот этот подход я, к сожалению, встречаю очень часто. Когда с тобой начинают уже разговаривать не журналисты, а люди, выдающие себя за журналистов, очень похожие на журналистов, но думающие клише, выдающие готовые тезисы, которые  были им заложены.

— Такой процесс запустила война на Украине или это начиналось еще раньше?

— Ну что вы! Это тоже клише, которое пытаются активнейшим образом сейчас внедрить, но есть факты. Вот посмотрите на начало сирийского кризиса, поднимите материалы того периода, почитайте западные газеты: «Россия поставляет оружие кровавому режиму», «Россия поддерживает терроризм Дамаска»… И посмотрите, к чему мы сейчас пришли. Мы пришли к тому, о чем мы предупреждали тогда, когда нас обвиняли в «убийстве сирийской демократии». Мы говорили, что при всем понимании ошибочности шагов режима Асада, при всем понимании необходимости реформ, надо остановиться и посмотреть, что будет, если начать раскачивать эту лодку. Все наши прогнозы, к сожалению, сбылись.

На днях бывший директор разведывательного управления Минобороны США господин Флинн в интервью «Аль-Джазире» сообщил, что американская разведка еще несколько лет назад предупреждала, что действия США, стран Персидского залива и Турции могут способствовать появлению в Сирии крайних радикальных сил. И, по его мнению, Вашингтон принял сознательное решение поддержать экстремистов, дабы использовать их в целях смены режима в Дамаске. Правда начала проклевываться. Так было и с Ираком, когда все узнали, что пробирка Паулла — это преступный блеф. Так будет и с Украиной — дайте несколько лет, и сквозь густую краску пропаганды и дезинформации начнут проступать факты.

Метки: Великобритания, внешняя политика России, дипломатия, МИД, ООН, Совет Безопасности ООН, социальные сети, США