НЕ ЖЕВАТЬ НА ХОДУ
О скандальном интервью Джо Байдена
Утвердительный ответ Джозефа Байдена на вопрос телевизионного интервьюера, считает ли он Владимира Путина убийцей, вопиющ даже на фоне давно уже находящихся в свободном падении отношений Вашингтона и Москвы. Реакция у нас колеблется в диапазоне от предположения, что американский президент не вполне соображает, о чем его спрашивают, до версии, что Байден таким образом объявил России и Путину войну.
Первую гипотезу легко опровергнуть, посмотрев видеоотрывок. Байден говорит вполне уверенно и связно, вспоминает свои довольно уже давние встречи с Путиным, а ответ на вопрос даже несколько картинен. Что называется, в здравом уме и твердой памяти. Относительно второго варианта, конечно, возможно домыслить, что столь безапелляционное высказывание было сигналом каким-то противникам Кремля, мол, «можно», «изгой». Но это должно было бы свидетельствовать о высокой важности российской темы для президента США. Между тем контекст — и интервью, и политики в целом — этого не демонстрирует.
Байден говорит об американских проблемах, тема Путина всплывает в связи с обнародованным накануне докладом (.pdf) разведсообщества о вмешательстве в выборы прошлого года. Документ не содержит обвинений, сопоставимых с теми, которые выдвигались в связи с выборами-2016. Его стержневая мысль — русские пытались внести раздрай в умы и сердца американцев, и в этом им вольно или невольно активно помогало окружение Трампа.
Развивает эту мысль другой доклад спецслужб, выпущенный в день интервью, — утверждения Трампа и его единомышленников об украденных выборах подхлестнули экстремизм внутри Соединенных Штатах. В целом начинает выстраиваться понятная взаимосвязь внешних противников и действующей в их интересах внутренней пятой колонны. Классика.
Высказывания Байдена позволяют сделать два вывода.
Во-первых, внутренняя политика продолжает безоговорочно доминировать в повестке дня американской администрации, как это было и при Трампе. Ожидания, что победа демократов хотя бы на время утихомирит всепоглощающие внутренние свары, которые фонтаном выплескиваются наружу, не оправдались. Демпартия торопится закрепить плоды своего успеха, и привычный за предыдущие четыре года инструмент в виде русского вмешательства по-прежнему востребован. И это снова инструмент, то есть средство, а не цель. В целом справедливо отметить, что риторика администрации Байдена относительно «возвращения» Америки к позициям глобального лидера в значительной степени — оболочка.
Она призвана наглядно продемонстрировать разрыв с трампизмом. Но на деле курс будет осторожным продолжением тактики на сокращение международных обязательств. Осторожным по сравнению с периодом Трампа, но усиленным по сравнению со временем Обамы. В общем дымовая завеса, призванная затушевать реальные действия.
Во-вторых, и это, наверное, важнее, высказывания Байдена подчеркивают феномен, который все более пышным цветом расцветает в международной политике. Образно его можно назвать триумфом языка без костей, а описательно — расширяющейся пропастью между деятельностью речевой и практической. По прежним меркам назвать убийцей лидера другой страны, тем более великой державы, обладающей многогранным потенциалом, значило бы быть готовым к разрыву отношений и более опасным последствиям.
Сейчас это явно не так. В том же интервью, припечатав Путина, Байден без смущения заметил, что «можно идти и жевать жвачку одновременно». То есть Вашингтон собирается взаимодействовать с Москвой, где ему это нужно.
Это самомнение основано на уверенности руководства США, что никаких серьезных последствий у подобного поведения не будет. Америка за 30 лет после Холодной войны привыкла к всевластию и даже теперь, несмотря на нескрываемые трудности, считает его неотъемлемым свойством. Вашингтонский истеблишмент полагает, что отношения с ним самоценны по определению, и ради их сохранения (избегания их деградации к откровенной вражде) все страны, включая и объявленных стратегическими соперниками Китай и Россию, готовы проявлять смирение. Иными словами, для внешних партнеров связи с Соединенными Штатами заведомо важнее, чем наоборот. Исчерпывающую формулировку такого сознания дала почти четверть века назад Мадлен Олбрайт, назвавшая США «незаменимой державой».
Но есть и другая причина. Отсутствие реальной военной угрозы, точнее вера в незыблемость сдерживания, придает ответственным лицам «легкость мысли необыкновенную», а отношения превращает в подобие сетевой компьютерной игры. Нравы и обычаи дипломатии сближаются со стилем общения в социальных сетях, благо они стали с легкой руки Трампа главным даже не рупором, а источником и пространством политики. В этом есть свои плюсы — как и в сетевых «срачах», пыл часто становится вербальным, там и выдыхается. Но сколь геймифицированной ни становилась бы политическая среда, гарантировать, что действия будут разворачиваться только в ней, никто не возьмется. Нельзя исключить, что за «базар» придется отвечать, и чем менее «фильтрованным» он будет, тем рискованнее переход в «офлайн». Высказывание Байдена нельзя оставить без четкого ответа хотя бы по той причине, что это только укрепит ощущение Вашингтона «все можно» и «ничего не будет».
Отзыв посла на консультации — шаг естественный, но недостаточный. Логичной была бы полная заморозка отношений за исключением минимально необходимых технических аспектов. Самое главное, требуется опровергнуть убеждение США, что возможно произвольное поведение в большинстве областей при сохранении полезного взаимодействия в отдельных важных для них сферах. Жевать на ходу не получится.
Традиционный для нас подход обратный.Москва не устает подчеркивать готовность к конструктиву там и настолько, где и насколько к нему готовы Соединенные Штаты.
Резонно предположить, что нынешнее состояние дел является продуктом такого подхода. Значит, от него пора отказаться. Обычное возражение на это — есть общие проблемы, решение которых в обоюдных интересах, а диалог все равно лучше его отсутствия, пусть даже на будущее. И в качестве примера приводится опыт «самых мрачных страниц Холодной войны», даже тогда удавалось находить общий язык по наиболее важным проблемам безопасности и т. д.
Если уж прибегать к такой логике, то надо вспомнить, что «самые мрачные страницы» были отмечены высокой степенью структурированности конфронтации и внимательным отношением к словам и делам. Стороны воспринимали друг друга всерьез и надолго. Надолго — в том смысле, что ни та, ни другая сторона не исходила из вероятности фатального ослабления или даже исчезновения конкурента. Сейчас нет ни прежнего «всерьез», ни тогдашнего «надолго». И опоры стратегической стабильности (а она была основанием стабильности в целом) на глазах подвергаются эрозии. Диалог в том виде, как он развивался или сворачивался в минувшие несколько лет, не производил новую повестку дня, а разрушал ту, что была. Мировая система переживает по-настоящему фундаментальные изменения, результат которых неизвестен.
Осторожность должна быть основной международно-политической добродетелью, тем более что внутренние проблемы у всех перевешивают по значимости внешние. Сокращение внешних связей до тех, которые либо совершенно необходимы, либо гарантированно плодотворны,— естественный ответ на сложившуюся ситуацию. Там же, где отношения конфликтны, бесплодны и сопровождаются хамством со стороны собеседника, ценность в их сохранении трудно доказать.