НОВОЙ РОССИИ ПОНАДОБИТСЯ КИТАЙСКОЕ ТЕРПЕНИЕ
Возврата в либеральный мировой порядок во главе с США не будет никогда
Насколько близки общеполитические подходы Китая и России к международной ситуации, настолько же в действительности отличаются природа и содержание их отношений с Западом.
С этим связано и наиболее важное различие между Россией и Китаем: в нашей системе представлений текущее столкновение с США и их союзниками имеет геополитический характер, а для китайцев их противостояние с Западом основано на фундаментальном антагонизме и неизбежных экзистенциальных противоречиях. Важно понять, как при таких разных подходах две великие державы Евразии смогут эффективно координировать свое поведение в борьбе, которая будет в течение десятилетий составлять основное содержание международной политики.
Мы говорим сейчас, конечно, о восприятии общественным мнением и доминирующей частью наблюдателей, поскольку оценки наших лидеров, судя по всему, являются намного более схожими. По меньшей мере именно это можно предположить исходя из принятых на двустороннем уровне стратегических документов – они нацелены именно на длительное сотрудничество в условиях неизбежной борьбы с Западом.
Но в рамках наиболее распространенных представлений в России, все происходящее – это пока еще эпизод, а для китайцев – часть гораздо более масштабной истории с открытым концом, который вообще, собственно говоря, и не предвидится в сколько-нибудь обозримой перспективе. Этим во многом продиктовано текущее поведение каждой из сторон. Так, в России рассчитывают на то, что военно-политический успех все-таки приведет к возвращению отношений к некой норме.
Во-первых, речь идет о вероятности снятия или ослабления того, что Запад называет «санкциями». В России не могут себе представить того, что экономическая война, начавшаяся против нее после 24 февраля, а в реальности намного раньше, является теперь перманентным состоянием отношений. В этой связи здесь наиболее острым является вопрос: тотальный конфликт с Западом – это на время или навсегда? И подавляющая часть российских наблюдателей или экономических игроков пока совершенно не готовы серьезно даже изучать вероятность второго варианта ответа.
Во-вторых, после завершения острой фазы кризиса в России явно ожидают возобновления сотрудничества, прерванного сейчас на всех уровнях, и вообще собственного возвращения в европейскую семью только на более равноправной основе.
Все текущее столкновение с США и их союзниками для нас так и начиналось – с борьбы за более равноправное положение в рамках единого экономического, культурного и цивилизационного пространства. Россия такие войны уже вела – в XVIII и XIX веках они были связаны с ее участием в европейском балансе сил. Ведущие европейские страны последовательно стремились этого не допустить, и большинство войн с нашим участием были связаны именно с этим противоречием. Но все эти войны заканчивались неким новым международным порядком в Европе, где Россия оставалась важным участником. И сейчас у нас крайне велик соблазн считать, что в будущем повторится то же самое.
Допустить, что этот порядок будет существовать без России, нам пока решительно невозможно. Тем более, что этому способствует и характер действий Запада – они больше похожи не на планомерное выдавливание России из Европы, а на экономическую и политическую войну, которая прекратится после достижения сторонами определенного уровня потерь.
Для Китая вопрос о равноправии со странами Запада даже не стоит – именно потому, что оно необходимо, только если претендуешь на участие в одном сообществе. А Пекин никогда перед собой такой задачи не ставил. Его колоссальная экономическая взаимозависимость с США не имеет никакого значения для политической или гуманитарной сфер – здесь разрыв существует по цивилизационным причинам и его преодоление в принципе не может быть задачей китайской внешней политики. Поэтому поведение Пекина в гораздо большей степени основано на стратегическом планировании ресурсов и собственной устойчивости. Участие в глобальной рыночной экономике – это для китайцев ресурс в их борьбе с Западом за выживание собственной цивилизации.
Тем более, что сам Китай гораздо больше, чем Россия, зависит от включенности в международные экономические связи, инфраструктура которых контролируется США. В отличие от нас, Поднебесная не является страной, полностью обеспечивающей себя энергоресурсами и продовольствием – важнейшими факторами стратегической устойчивости государства в эпоху потрясений. Даже временное прерывание поставок энергоресурсов морским путем приведет к остановке важнейших производств и неизбежным социальным последствиям.
Китайцы не могут настолько же решительно бросаться в открытый конфликт с Западом, но одновременно совершенно не способны понять той неуверенности в себе, которая часто присутствует в рассуждениях российских коллег. В их представлениях Россия – это настолько обеспеченная всем необходимым страна, что единственной причиной для паники там может быть только нежелание использовать имеющиеся природные ресурсы. С разным восприятием природы конфликта с Западом связано и отличающееся отношение России и Китая к фактору времени. Отсутствие стратегического терпения всегда было важной частью российской культуры, но сейчас оно стократно подогревается особенностями информационного общества, требующего новостей, побед, достижений или провалов в буквально ежеминутном режиме.
Военный конфликт протяженностью более месяца выглядит нестерпимо долгим, а представить, что экономическая война с Западом – это на десятилетия, для большинства россиян вообще, похоже, невозможно. Поэтому даже тактический эпизод борьбы, вероятная длительность которой составит очень много лет, воспринимается в России как катастрофа или оглушительный успех. Но в любом случае в качестве некой конечной точки, к которой устремлены наши ожидания. Пример – реакция наблюдателей и общественного мнения в России на промежуточные итоги переговоров с киевской делегацией в Стамбуле.
Для России стало сюрпризом, что США и Европа перевели конфликт из геополитической в экономическую плоскость. Мы только сейчас начинаем немного задумываться о том, как жить и развиваться в условиях, когда давление Запада останется навсегда. Китай, со своей стороны, считает, что все происходящее в Европе является не самостоятельным событием, а частью глобальных изменений, являющихся одинаково неизбежными и весьма продолжительными. И в каком-то смысле наши китайские союзники гораздо больше подготовлены к этим изменениям: в первую очередь с моральной точки зрения. В их рассуждениях чувствуется намного больше решимости и, если хотите, непримиримости по отношению к Западу. Но с российской точки зрения эта решимость и отсутствие истеричности в восприятии конкретных событий выглядит какой-то особой формой хитрости и нежелания участвовать в конфликте, в то время как Россия бросилась в него с головой и всей славянской эмоциональностью.
Китайцам, а именно эта страна является сейчас единственным имеющим значение союзником России, эмоции и накручивание самих себя совершенно не нужны – они и так знают, что являются естественным противником Запада, и другой альтернативы не существует. Поддержка России на всех уровнях продиктована собственными интересами Китая и не является альтруистической, но именно поэтому она и наиболее надежная. Дело только в том, сможет ли сама Россия сыграть партию, достойную ее масштабов и глобального значения, как мировой ядерной державы с 500-летней суверенной историей.
И надежным способом сделать поддержку со стороны Китая постоянной и имеющей значение для российского развития – самим поверить в то, что уже давно очевидно Пекину: возврата в либеральный мировой порядок во главе с США не будет никогда.
