ОПГ И МЯТЕЖ
Владимир Овчинский, Юрий Жданов
Доморощенная мафия в массовых насильственных конфликтах на постсоветском пространстве в Центральной Азии
Мятеж в Казахстане в очередной раз высветил такую мощную силу социальной деструкции как организованные преступные группы (ОПГ). В Казахстане в январе 2022 года ОПГ были мобилизованы по указанию ведущей фракции внутри политической элиты, которая стремилась свергнуть президента Токаева.
События в Казахстане — не первый случай, когда ОПГ создают переломный момент, который в сочетании с народным протестом и конкуренцией среди элит резко меняет траекторию политического режима в Центральной Азии.
С 1991 года в регионе произошло не менее двух десятков случаев массового организованного насилия, в том числе с участием ОПГ.
Воспользовавшись политической нестабильностью, ОПГ использовали напряжённость и подстрекали к насилию посредством криминальной агитации, чтобы захватить (или защитить) большую долю криминального рынка.
ОПГ часто являются соединительной тканью, связывающей социально-экономические недовольства, глубоко укоренившуюся коррупцию и местные беспорядки в политических системах, основанных на элитных сделках, дающих исключительные привилегии немногим. Чтобы сохранить своё непомерное богатство и авторитет, правительственные элиты часто обращаются к ОПГ, потому что они предлагают недорогую и высокооплачиваемую стратегию, а также низкий риск публичного и международного осуждения.
ОПГ оказывали значительное влияние в Центральной Азии во время эпизодов крупномасштабного насилия, таких как гражданская война в Таджикистане в 1990-х годах, беспорядки в Узбекистане (Андижан – 2005 г.), три революции — переворота (2005 г., 2010 г. и 2020 г.) в Кыргызстане, межэтнические беспорядки во всех указанных государствах и в Казахстане.
В специальном отчёте №. 495 Института мира (США) “Понимание организованной преступности и насилия в Центральной Азии”, июнь 2021 года (авторы — Мария Ю. Омеличева — профессор стратегии в Университете национальной обороны, а Лоуренс П. Марковиц — профессор политологии в Университете Роуэна) делаются основные выводы:
• Массовое насилие в государствах Центральной Азии носит сложный и разнообразный характер и часто включает элемент организованной преступности. Криминальное влияние ОПГ может проявляться в эпизодах насилия не только в «шумные» периоды потрясений и повышенной мобилизации гражданского населения, но и в «спокойные» периоды, когда сохраняется политический порядок и низкая мобилизация.
• В отчёте определены четыре способа, которыми ОПГ прибегают к насилию в Центральной Азии: в конфронтации с государством; в открытом конфликте на фоне распада государства; в сотрудничестве с режимами по осуществлению государственного насилия; в конкуренции друг с другом за активы и влияние.
Для наглядности рассмотрим взгляд авторов отчёта на роль ОПГ в социальных конфликтах двух республик – Казахстана и Таджикистана.
Казахстан
Казахстан – богатая природными ресурсами страна со значительными запасами ископаемого топлива и месторождениями редких полезных ископаемых и металлов. Природные богатства страны, которые способствовали экономическому росту Казахстана, предоставили гораздо больше возможностей для получения ренты, чем другие сектора и виды преступной деятельности. Бывшему президенту Казахстана Нурсултану Назарбаеву, долгое время находившемуся на этом посту, удалось укрепить как формальный, так и неформальный контроль над стратегическими секторами национальной экономики, направляя членов своей семьи на руководящие должности и оказывая покровительство лояльным политическим и финансовым элитам.
Казахстан страдает от коррупции, но он избежал проникновения прямых членов ОПГ на высшие государственные посты на национальном уровне. Однако на местном уровне, где добыча и транспортировка ископаемого топлива контролируются, региональные и местные ОПГ иногда вступали в конфронтацию с государством из-за управления прибыльными энергетическими ресурсами.
В редкие шумные периоды высокой мобилизации криминальные интересы подстрекали к насилию, направленному против государства. В Мангистауской области, например, в 2011 году криминальные интересы спровоцировали смертельное столкновение между силовиками и бастующими рабочими в городе Жанаозен. В спокойные периоды низкой протестной мобилизации ОПГ боролись с конкурирующими ОПГ, иногда применяя насильственные методы, и использовали ослабление государственного контроля над незаконной экономической деятельностью.
Этот тип организованного насилия, при котором ОПГ районного и городского уровня, иногда определяемые по этническому признаку, вступают в споры по поводу управления незаконной деятельностью, составляет основную часть преступного насилия в Казахстане.
Аналитики, изучающие организованную преступность в стране считали, что казахстанские ОПГ не в состоянии открыто бросить вызов государству. Обширная территория Казахстана, поскольку сочетание субэтнических и региональных идентичностей среди его населения препятствовала возникновению мощных общенациональных ОПГ. Большинство ОПГ являются локальными или региональными и действуют на традиционных рынках торговли наркотиками и людьми, азартных игр, развлечения, недвижимость, коммерческая контрабанда и экспорт-импорт стратегических материалов и сельскохозяйственной продукции. Некоторые из ОПГ, специализирующихся на трансграничной преступной деятельности, имеют транснациональные связи, в частности, с преступными сетями в России.
В начале 2000-х в Казахстане резко возросло количество судебных преследований по делам об организованной преступности. Однако, как и в других республиках Центральной Азии, часто задерживались мелкие преступники, в то время как многие другие выживали, получая политическую поддержку своих экономических интересов или защиту от местных органов власти и правоохранительных органов.
Связи между государственными чиновниками, преступниками и бизнесменами со временем стали менее конфронтационными и теперь на начало 2021 года были больше похожи на партнёрские отношения, которые скрывают организованную преступность.
Ещё одной характеристикой организованной преступности в Казахстане является этнизация некоторых ОПГ, работающие на местном уровне.
Правительство Казахстана традиционно превозносило межэтнический мир и стабильность в стране, где проживает более 100 этнических групп. Хотя Казахстан избежал крупномасштабного этнического конфликта, от которого страдает соседний Кыргызстан, он пережил распри между этническими казахами и этническими меньшинствами. Эти ожесточенные столкновения происходили в спокойные периоды низкой протестной мобилизации и включали столкновения между этническими казахами и несколькими группами: чеченцами в 2007 г., этническими армянами и этническими таджиками в 2015 г. и этническими дунганами (также известными как хуэйцзу, китаеязычные мусульмане) в 2020 г.
По мнению экспертов, официальная модель гражданской национальной идентичности уступила место «этнократической» модели управления, при которой представители национальных меньшинств, с одной стороны, сталкивались со значительными препятствиями для продвижения по службе, а с другой — подвергались давлению со стороны коррумпированных правоохранительных органов и местных властей.
Опрошенные в Казахстане эксперты по урегулированию конфликтов пояснили, что в этих условиях этнические ОПГ стали средством выживания и защиты национальных меньшинств, особенно в этнических анклавах.
Некоторые эксперты считают, что этнические конфликты в Казахстане вызваны сложным сочетанием межэтнических проблем, происходящих на фоне социально-экономических трудностей, слабости правоохранительных органов и конкуренции криминальных кругов за контроль над незаконной деятельностью. Следующие два примера организованного насилия в Казахстане, один в шумный и один в спокойный период, иллюстрируют противоборство криминальных интересов с государством (события в Жанаозене, 2011 г.) и криминальную конкуренцию на местном уровне (дунгано-казахские столкновения, 2020 г.) соответственно.
Насилие сопровождалось беспорядками и репрессиями полиции в Жанаозене, городе на юго-западе Мангистауской области, в декабре 2011 года, “шумном” периоде в Казахстане. Стремясь продвигать свои интересы и играть более важную роль в контроле ресурсного развития Казахстана и финансовых потоков, региональные криминально-политические деятели использовали в качестве оружия мирные протесты, организуя забастовки нефтяников. События в Жанаозене, которые почти все опрошенные называют прецедентом преступного организованного насилия, уходят своими корнями в давние трудовые проблемы в нефтяной отрасли Казахстана.
Забастовки нефтяников начались в 2009 году из-за заработной платы и других трудовых споров между работниками и дочерними предприятиями национальной нефтегазовой компании «КазМунайГаз», контролируемой инвестиционным холдингом «Самрук-Казына».
Репрессии правительства против представителей профсоюза спровоцировали мирные протесты, охватившие регион летом и осенью 2011 г. В День независимости Казахстана, 16 декабря 2011 г. мирная забастовка переросла в насилие, когда группа агитаторов в рабочей форме начала уничтожать частную и государственную собственность. По меньшей мере 16 безоружных демонстрантов были убиты и десятки ранены в результате обстрела полицией.
Независимое расследование, проведенное казахстанскими журналистами, показало, что в Жанаозен Бергеем Рыскалиевым, тогдашним акимом Атырауской области поставлялись агрессивные агитаторы, среди которых не было местных жителей. Позже Рыскалиеву было предъявлено обвинение в создании «преступного сообщества», занимавшегося хищением бюджетных средств, отмыванием денег и другими правонарушениями. Эксперты в Казахстане считают, что преступное насилие преследовало несколько целей: нанести ущерб имуществу «КазМунайГаза», оказать давление на управленческую команду государственных компаний, отомстить за решение о назначении нового руководства Атырауского нефтеперерабатывающего завода (руководство компании не подчинилось желанию губернатора) и назначение подчинённых Рыскалиева на руководящие должности в Жанаозене.
Основным конкурентом Рыскалиева за власть был Тимур Кулибаев, зять Назарбаева, а затем глава фонда национального благосостояния «Самрук-Казына».
Более поздняя вспышка организованного насилия со смертельным исходом произошла во время спокойного периода низкой мобилизации на юге Казахстана, где дунганы — представители местного мусульманского этнического меньшинства китайского происхождения — подверглись нападению со стороны соседей-казахов в феврале 2020 года. 11 человек были убиты; около 200 получили ранения; сожжено 20 коммерческих объектов, 39 жилых домов; 23 тысячи дунган бежали в Кыргызстан после эскалации конфликта.
Правительство отрицало какую-либо этническую составляющую конфликта, характеризуя его вместо этого как драку между дунганами и местными казахскими милиционерами, которая произошла во время дорожно-транспортного происшествия, а также то, что социальные сети раздули ситуацию. Однако многие эксперты утверждают, что межэтническая напряженность, ненависть, недоверие среди этнических групп, проживающих в селах Жамбылской области Казахстана, выплеснулись в криминальный мир, в котором контрабанда китайского ширпотреба контролируется этническими дунганскими и казахскими криминальными авторитетами под покровительством местных правоохранительных органов. Согласно мнения экспертов в Казахстане, криминальные интересы как разжигали, так и использовали этнические столкновения, чтобы ослабить конкурентов и восстановить контроль над значительной долей местной незаконной экономики. Эксперты приводят несколько факторов, подтверждающих участие ОПГ в дунганско-казахском конфликте. Приграничный регион, где произошёл конфликт, известен коррупцией. Представителей всех национальностей — кыргызов, казахов, дунган и других — подвергали вымогательству, заставляли давать взятки за пересечение границы, перевозку товаров и ведение бизнеса. Но местные эксперты утверждают, что этническим меньшинствам предъявлялись более высокие обвинения, чем казахам. Правозащитные группы обвиняют местные органы власти и полицию в коррупции и «незаконных методах разрешения споров» с участием этнических меньшинств.
По оценкам экспертов масштаб межэтнических беспорядков охватил пять деревень с применением огнестрельного оружия и коктейлей Молотова. Это напрямую предполагает причастность ОПГ. Очевидцы, которых цитируют эксперты, сообщали, что нападавшие безнаказанно буйствовали в деревнях под присмотром местной полиции, которая не хотела вмешиваться, хотя официальные лица утверждают, что местные правоохранительные органы были быстро подавлены и ждали поддержки со стороны сил безопасности. ОПГ разжигали и использовали этнические столкновения, чтобы ослабить конкурентов и восстановить контроль над значительной долей местной незаконной экономики.
Как видим, Жанаозен как опорная точка мятежа в январе 2022 года возникла не случайно. Начинать мятеж именно там – значит сразу подключать и протестный потенциал, и ОПГ, контролируемые членами семьи Назарбаева. А дальше работал “принцип домино”через ОПГ столицы Казахстана, других городов, плюс раздача оружия бандитам через структуры органов безопасности Казахстана и команды от них же не оказывать погромщикам сопротивление.
В любом случае, эксперты, изучавшие ОПГ Казахстана, были правы в том, что без поддержки части госструктур, в данном случае – КНБ, ОПГ сами по себе не смогли бы бросить вызов власти в республике.
Таджикистан
Пример Таджикистана показывает, что пересечения организованной преступности и насилия изменчивы и могут меняться по мере того, как происходят сдвиги в участии государства в незаконной экономической деятельности и уровнях мобилизации. Таджикистан пережил единственный крупномасштабный конфликт в Центральной Азии, пятилетнюю гражданскую войну (в ходе которой погибло по разным оценкам от 100 до 150 тысяч человек), которая открыла возможности для ОПГ прибегать к насилию (и для командиров ополчения участвовать в преступной деятельности).
В «спокойные» годы после гражданской войны члены ОПГ получили доступ к государственным должностям, часто сотрудничая с режимом, сохраняя при этом значительную автономию в своих экономических операциях. По мере консолидации власти и получения контроля над нелегальной экономикой Таджикистана возможности для ОПГ сужались, что приводило их к конфронтации с государством во время шумных эпизодов высокой протестной мобилизации. В этот шумный период мобилизации ополченцев на фоне распада государства преступные деятели часто пользовались возможностью слиться с местными командирами (некоторые из которых сами стали лидерами ОПГ).
Проправительственные группы формировались под руководством военных лидеров, которые также были криминальными авторитетами, включая Сангака Сафарова (лидера Народного фронта, объединения проправительственных ополченцев), Рауфа Салиева, Гафура Седого и Якуб Салимов (среди прочих). Со стороны оппозиции военные лидеры и местные повстанцы, как правило, сочетали религиозные идеологии, утверждения региональной автономии и преступную деятельность. Согласно интервью в Таджикистане, полевые командиры финансировались за счет рэкета, контрабанды, захвата месторождений полезных ископаемых и контроля над торговыми точками; эта деятельность продолжалась и в первое десятилетие двадцать первого века. Многие полевые командиры также участвовали в коллективном насилии против мирных жителей, совершая военные преступления и то, что некоторые опрошенные назвали «этническими чистками».
Как резюмировал один из экспертов, после распада Советского Союза сложились взаимовыгодные отношения, в которых ОПГ «осознали, что это их шанс взять власть в свои руки или хотя бы оторвать от неё кусок», а «политические агитаторы» убедили эти ОПГ присоединиться к ним, «потому что им нужна была военная сила.
В то время как соглашение о разделе власти 1997 года положило конец войне и назначило Эмомали Рахмонова (ныне Рахмона) президентом, национальное правительство было слабым. Режим Рахмона был вынужден проводить стратегию правления, согласно которой контроль над ключевыми учреждениями (включая части аппарата безопасности) был передан бывшим командирам и видным региональным политикам, что позволило им установить связи с ОПГ и наркоторговлей.
Эксперты, опрошенные в Таджикистане, сообщили, что в какой-то момент бывшие командиры составляли 40 процентов парламента.
Некоторые ОПГ позиционировали себя как религиозные; их лидеры строили мечети и больницы или спонсировали спортсменов, чтобы рассчитывать на поддержку масс в случае конфликта. В то же время многие ОПГ были связаны с различными легальными предприятиями и инвестировали в них (как для получения коммерческой выгоды, так и для отмывания денег от незаконных предприятий).
Однако к 2000-м годам консолидация власти режимом Рахмона привела к постепенной ликвидации соперничающих элит (в основном бывших командиров гражданской войны), усилению авторитарного контроля и распространению государственной власти на регионы. Таким образом, наиболее заметной формой организованного преступного насилия в послевоенном Таджикистане были насильственные конфликты в восточных регионах страны, возникшие в результате прямых столкновений между местными лидерами ОПГ и государственными властями.
Поскольку ОПГ и региональное политическое влияние взаимно усиливают друг друга, организованная преступность образует решающий фон для этих конфликтов между центром и периферией. Власти часто не могли справиться с местным криминалом, потому что большинство криминальных лидеров были одновременно авторитетами в политике. Преступники лишают власть больших прибылей, потому что любая ОПГ будет постепенно набирать влияние, а финансы тогда превращаются в альтернативную силу, и власти опасаются этого больше, чем преступной деятельности как таковой. Они боятся конкурентов больше, чем преступников.
Начиная с увольнения в 2003 г. (и ареста в 2005 г.) Махмадрузи Искандарова (бывшего главы энергетической компании «Таджикгаз») и увольнения в 2006 г. Мирзо Зиеева (бывшего министра по чрезвычайным ситуациям), усилия по постепенному вытеснению оппозиционных элит спровоцировали циклы насилия в Раште. Считалось, что Искандаров, и Зиеев были причастны к незаконному обороту наркотиков и другой незаконной экономической деятельности. Две правительственные операции в Раштской долине в 2009 году привели к ожесточенным столкновениям между региональными лидерами и режимом. В мае 2009 года правительственная операция в Тавильдаринском районе привела к десяткам арестов и гибели Зиеева и его племянника (также видного местного лидера). Некоторые из арестованных позже в том же году участвовали в побеге из тюрьмы, а военный конвой, отправленный для поимки беглецов, попал в засаду и понёс большие потери, что привело к дальнейшим арестам местных лидеров (бывших командиров, замешанных в преступной деятельности в область). К 2011 году, когда правительство установило контроль над Раштской долиной, этот цикл насилия в основном прекратился. Это отчасти было связано с ограниченной ролью незаконной экономической деятельности в горном регионе.
Однако аналогичные события в Горно–Бадахшанской автономной области (ГБАО) привели к повторяющимся эпизодам насилия, которые не утихают, а региональные криминальные и политические сети по-прежнему переплетаются. В периоды затишья местные лидеры в регионе работали с режимом Рахмона, в то время как в другое время эпизоды насильственных конфликтов сопровождались конфронтацией с национальным правительством. Эксперты в Таджикистане сообщили, что ГБАО управляется неформальной сетью местных элит, известных как “авторитеты”, которые стремятся вытеснить членов местного правительства, назначенного Душанбе, и активно вовлечены в торговлю наркотиками и другую незаконную деятельность.
Хотя режим Рахмона терпимо относится к преступной деятельности из-за его ограниченного присутствия в регионе, он также указал на преступную деятельность среди местных элит как на оправдание применения правительственной силы в ГБАО.
Многочисленные инциденты символизируют борьбу между правительством и региональными сетями контрабанды, которыми управляют бывшие члены оппозиции. У каждого из этих региональных конфликтов были свои триггеры, но часто они были связаны с попытками центрального правительства распространить контроль на восточные регионы. Однако, согласно мнению экспертов в Таджикистане, эти конфликты также позволили региональным и местным элитам (которые, как сообщается, были активно вовлечены в преступную деятельность) еще больше закрепиться в местных сообществах, а также выторговать для себя некоторые уступки со стороны центральной власти.
Организованные преступные сети, которые стоят за многими из этих продолжающихся трений, лежат в основе повторяющихся вспышек насилия в Таджикистане.
Выводы и последствия для политики
Организованная преступность представляет собой угрозу безопасности в Центральной Азии, которая заслуживает более пристального внимания. Хотя его пагубное влияние на управление и верховенство права давно признано, степень, в которой ОПГ были неотъемлемой частью эпизодов насилия в регионе, понимается менее широко.
ОПГ проникают в повседневную политику в периоды затишья, иногда сотрудничая с режимами, осуществляющими государственное насилие, а иногда вступая в ожесточенную конкуренцию друг с другом за территорию, ресурсы и незаконные рынки. Они также принимали непосредственное участие в шумных эпизодах насилия, использование возможностей во время открытого конфликта или вступление в силовое противостояние с государством. В каждом из этих случаев мотивы насилия со стороны организованной преступности различаются.
Для смягчения растущей угрозы преступного насилия в Центральной Азии авторы отчёта предлагают особые подходы к различным обстоятельствам.
Криминальное насилие в шумные периоды, например, этническое насилие или гражданский конфликт, требует быстрого вмешательства, чтобы предотвратить использование беспорядков ОПГ. Разработка упреждающего комплекса действий, которые (временно) удаляют ОПГ (и их известных лидеров) от очагов насилия, лишают мобилизованные силы “топлива”, которое их разжигает. Планы быстрого реагирования должны быть разработаны на основе сотрудничества между правительствами стран Центральной Азии, соответствующими международными агентствами и организациями по миростроительству.
Инициативы по постконфликтному восстановлению должны предусматривать сосредоточение внимания на комбатантах, которые стали главарями ОПГ, чтобы предотвратить их интеграцию в формирующиеся структуры управления.
Организованное преступное насилие в тихих фазах, таких как сговор в государственном насилии или преступное насилие между конкурентами, требует более широкого и более прочного набора политических и административных реформ.
Когда криминальные интересы вступают в сговор с политическими режимами, инициативы должны предотвратить баллотирование кандидатов с криминальным прошлым на государственные должности с помощью новых законов и обязательных деклараций об имуществе.
Судя по политическим событиям в Центральной Азии, организованная преступность может становиться все более изощренной в использовании средств массовой информации и манипулировании общественным мнением для использования и влияния на этническую, региональную и религиозную идентичность.
Борьба с влиянием организованной преступности и снижение риска насилия требует более широкого признания фундаментальной угрозы интересов организованной преступности политическому порядку республик Центральной Азии.
* * *
Отчёт был опубликован за полгода до мятежа в Казахстане, который фактически подтвердил основные выводы авторов этого документа.
Правда, в отчёте ничего не сказано о возможностях таких межгосударственных институтов на постсоветском пространстве как Бюро по координации борьбы с организованной преступностью и иными опасными видами преступлений на территории государств – участников СНГ, Антитеррористический центр государств – участников СНГ, Секретариат и Объединённый штаб ОДКБ.
Именно эти структуры и должны прогнозировать обострение социальной и криминальной ситуции на постсоветском пространстве, разрабатывать планы быстрого реагирования и скоординированные меры по ограничению влияния криминальных структур на политическую жизнь.
