Георгий Бовт: Перестройка большинства
«Такое впечатление, что находишься в психушке», — прокомментировала одна моя знакомая новость о том, что православные активисты добились запрета рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда» в Ростове-на-Дону. Или вот другие православные активисты обратились в прокуратуру Санкт-Петербурга с запросом насчет пакетов молока «Веселый молочник»: дескать, там изображена радуга, а это символ педерастов всех стран. Мол, надо отреагировать. Прокуратура вовсе не вызвала к обращающимся «психовозку», а всерьез приняла обращение к работе.
Впрочем, давайте без эмоций: мы не в психушке, мы на стройке. Идет строительство нового «морального большинства», того большинства, на которое сможет опереться правящий режим. Некоторые называют его «путинским». Но не будем торопиться с дефинициями.
Заметим лишь пока, что на стройке бывает всякое — и грязь, и аварии, и эксцессы. Лес рубят — щепки летят, как говорили лет 80 назад, пересажав полстраны. Плюс-минус десятки тысяч судеб туда–обратно, кто ж спросит.
Вообще-то у всякого уважающего себя режима, рассчитывающего править долго, должна быть какая-то идеология для плебса, и в этом смысле мотивация строителей новой идеологии понятна. Поиски новой национальной идеи в России идут уже давно, но пока не увенчались успехом. То ли не там искали, то ли искатели были не те. Однако ж соблазн найти это сокровище столь велик, что рождает всякий раз новых поисковиков и следопытов. Ибо награда велика: обретший его, скорее всего, и станет правителем великой страны, когда завершится цикл безыдейной «стабильности».
Когда в мае прошлого года по инициативе Вячеслава Володина (ныне первый замглавы кремлевской администрации) и в рамках предвыборной кампании президента возник Народный фронт, это было воспринято многими как никого ни к чему не обязывающее очередное явление политтехнологий. Собственно, в ежедневной политической рутине ОНФ как структура особо никак себя не проявлял и не проявляет и поныне. Однако сама идея не умерла. То, что происходит сейчас в идеологической сфере, а еще точнее — в сфере законодательства, трудно воспринимать сугубо лишь как тактический ответ на «болотное» белоленточное движение (только отчасти это именно так). Скорее речь идет о попытке создать некую целостную идеологию, которая стала бы более мощной опорой правящего режима, нежели традиционный патернализм и иждивенчество неуютно чувствующих себя в новой жизни широких народных масс.
Каждый в отдельности из принимаемых в последнее время, как на конвейере, законов, регулирующих общественно-политическую жизнь, воспринимается либеральной общественностью как «мракобесный» или «реакционный», как тактика, направленная на закручивание гаек и реагирующая на конкретные политические события. Так, закон об ограничении деятельности НКО с иностранным финансированием и изгнание из России USAID можно считать, в частности, тактическим ответом на «акт Магнитского». Как и инициативу запретить госслужащим иметь собственность и банковские счета за границей. Законопроект о защите чувств верующих можно счесть за реакцию на хулиганскую выходку Pussy Riot в храме Христа Спасителя. Пока еще (пока!) спорадические меры по организации цензуры в интернете — как реакцию на конкретные отдельные экстремистские проявления (типа фильма «Невинность мусульман»). Однако на деле речь идет все же о попытке создать идеологическую платформу для электорального большинства. Сейчас кремлевские политологи скажут, что — путинского большинства. Однако уже в недалеком будущем оно вовсе не обязательно останется именно путинским. Прорабы такой «перестройки» ведь должны быть как-то вознаграждены.
Патриотизм как активное проявление антизападничества, православие как отождествление духовности и нравственности — это очевидные главные составляющие новой идеологии. Они призваны стать ее активно действующими компонентами, а не просто пиар-приложениями к циничному госкапиталистическому прагматизму.
Логично было бы ожидать в этом контексте, например, дальнейших мер по жесткому регулированию интернета и вообще всех сфер жизни, которые отмечены более или менее активным общением с внешним миром — прежде всего западным. Запад становится в новом идеологическом контексте акцентированным врагом, причем это будет подаваться в формах, которые еще недавно казались бы параноидальными, но теперь становятся нормой.
Новое «моральное большинство» должно, по замыслу, стать большинством не пассивным, а активным, навязывающим свою точку зрения, свое мировоззрение другим слоям общества, заставляя их переходить либо на свою сторону, либо в оборону. В политике, как известно, побеждает не тот, у кого численный перевес, а тот, кто более активен, агрессивен, кто действует наступательно. В этом смысле ростовский эпизод с запрещением рок-оперы, которая шла там лет 20, показателен: побеждают напор и «пассионарность», перед которыми современный русский безыдейный традиционализм пасует. Дирекция филармонии, устраивавшей представление с рок-оперой, вместо того чтобы послать активистов куда подальше, трусливо отменила концерты, даже не дожидаясь предписания прокуратуры, которая, надо сказать, тоже проявила показательную боязливость.
Идеологические экстремисты, необольшевики, таким образом, все больше завоевывают информационное пространство, диктуют повестку дня. Не встречая никакого сопротивления и отпора, как и думские «идейно вдохновленные» депутаты, каждый день выдумывающие все новые и новые запретительные законы, они задают совершенно новые рамки дозволенного и приемлемого в обществе. Многие ведь предпочтут пассивную реакцию «не связываться», нежели оказать сопротивление тому идеологическому напору, который сейчас воспринимается как курс, задаваемый сверху, непосредственно из Кремля.
Делается серьезная попытка преодолеть один из самых очевидных недостатков пресловутого электорального большинства, которое до сих пор называлось «путинским». У него не обнаруживалось никаких значимых общих ценностей, помимо достаточно вяло проявляемого в политическом пространстве патернализма. Теперь эти общие ценности пытаются акцентировать, а если надо, то и навязать.
Насколько это может быть успешным? Я бы воздержался от легкомысленных оценок в духе того, что, мол, мракобесие и реакция, как любят говорить представители либеральной интеллигентской общественности, обречены на провал. Нынешнее состояние российского общества тревожно по многим показателям: и по уровню распространения агрессии и неприязни к ближним, и по степени отчуждения людей не только от власти, но и от общественных созидательных институтов (благотворительность, гражданская горизонтальная солидарность, социальная активность в самых разных формах), и по упадку образованности, и по стремительному распространению невежества и натурального мракобесия. В таких условиях, рекрутируя всех лузеров, недовольных и неустроенных, но также и разочарованных в коррумпированном прогнившем режиме, желающих более светлого будущего своей стране, нежели загнивание, можно сделать ставку на создание «морального большинства», сходного с тем, что в свое время стояло за исламской «апрельской революцией» в Иране. Его консолидация, кстати, поможет разрешить одну из важных проблем, подрывающих легитимность нынешнего режима — массовой фальсификации на выборах. Новое большинство поможет попросту сделать так называемый административный ресурс во многом ненужным. Под воздействием победившей новой целостной идеологии люди сами большинством выберут того, кого надо, а опороченные ассоциациями с враждебным западом, либерализмом или атеизмом оппозиционеры будут довольствоваться жалкой ролью политических маргиналов. Тем более что разброд и шатание, отсутствие идей, той же «пассионарности», отсутствие честных и искренних лидеров, оторванность от народа лишь только способствуют такой маргинализации.
Путь создания и консолидации нового «морального большинства» будет не прост. Мы сейчас находимся лишь в начале этого пути. Уже сделанные шаги пока все же не касаются абсолютного большинства обывателей: они не общаются с «иностранными агентами-НКО», их не трогает запрет отдельных сайтов, они радостно, напротив, встречают инициативы по «созданию национально ориентированной элиты» или защите чувств верующих. Большинство населения вообще поддержало волну запретительного законодательства последних месяцев.
Однако так будет продолжаться недолго. Рано или поздно «запретительная волна» дойдет и до обывательского уровня. Принцип, согласно которому «если ты не интересуешься политикой, то рано или поздно политика заинтересуется тобой», никто не отменял. Если создатели идеологии нового «морального большинства» будут последовательны, то они рано или поздно займутся и частной жизнью обывателей: будут предписывать, как им себя вести (и карать за непослушание), как воспитывать детей (ювенальная юстиция в российском исполнении), какие фильмы смотреть и какие книги или интернет-сайты читать, куда ездить и не ездить, где держать деньги и как их расходовать и т. д.
По логике, регламентация должна коснуться всех сфер жизни наподобие того, как это было в Советском Союзе или есть теперь в каком-нибудь идеологическом государстве типа Ирана.
Пока же на пути создания нового «морального большинства» не встречается никакого серьезного сопротивления. Вбрасываемые в общество дискуссии на религиозные или нравственные темы не вызывают практически никакой реакции со стороны национального лидера, за исключением разве что скупых и обтекаемых редких комментариев. Руководитель правящей партии (если кто забыл, это теперь Д. А. Медведев) практически никак не комментирует и не корректирует стремительный, как лавина, поток кажущегося многим реакционным законотворчества. Даже отдельные эксцессы в виде ростовской или питерской последних инициатив православных активистов не встречают никакого сопротивления. Кажется, что все политическое пространство отдано под масштабный эксперимент, инициаторам которого решили не мешать, даже если они переходят границы простого здравого смысла. Мотивация тех, кто отдал инициативу, вообще-то понятна: ситуация в стране видится, по многим показателям, столь пугающе печальной, что верховные руководители уже не исключают для себя самых радикальных мер, чтобы как-то исправить положение. В числе таких мер, видимо, находится нечто, что может со временем превратиться в «русский талибан». Кто-то на это скажет: играющие с огнем могут в результате сами же от него и пострадать. Но возможна и иная точка зрения: осознание тупика, в который зашла постсоветская Россия, может стать веским аргументом в пользу того, чтобы попытаться совершить из него прорыв на том направлении, о котором еще недавно страшно было и подумать. Со всеми вытекающими последствиями.
