ПОЛДЕНЬ МОНОТЕИЗМА. XXI ВЕК
Независимая газета — НГ Религии
О конкуренции среди традиций единобожия
В нескучное время инстаграмов и фейсбуков обнаруживается, что люди сохраняют веру в Бога, в которой даже блогеры боятся признаться. В соцсетях такие признания неуместны.
Вера же, как образ мыслей и чувств, все больше отдаляется от религии, которая с ее рационализмом и институтами ассоциируется с политическим движением. Религиозный обычай можно соблюдать, но верить в храм как нечто эзотерическое сложно.
Чуда религии не было. Ее формировали исторические условия, конкретные личности, в поведении, в нравственности которых святость не обязательна. Примеров уйма – от унизительного заискивания перед властью до педофилии.
Религия всегда паразитировала на человеческих надеждах и слабостях. Она самоистолковывалась, будь то в Евангелиях или коранических тафсирах. К тому же во всех этих Писаниях имеется масса противоречивых сносок, как и во всяком академическом исследовании. Не верите – откройте Евангелие и попробуйте разобраться в нем без ссылок.
Тора, Евангелия, Коран записаны и отредактированы людьми. Тора запечатлена Моисеем, который, по выражению религиоведа Петра Люкимсона, был «ее писцом, секретарем, передатчиком». Коран редактировался халифом Османом, а что касается Нового Завета, у него вообще разные письменные версии.
Священные книги нуждаются в экспликациях. Им не хватает простоты. Вера понятна, а все, что вокруг нее, требует анализа. Если не получится – обратитесь к богословам, они вразумят, причем каждый на свой манер.
Вера в одного-единственного Бога не случайна. Она была закономерной, о чем написано немало, в том числе классиками марксизма.
Фридрих Энгельс, например, считал, что «христианство – продукт разложения античного общества». Спорить не берусь. Но все же есть простенькие обстоятельства, которые лежат на периферии научного подхода. Что, если людям надоели похожие на них самих боги – с их человеческими слабостями, с их разобщенностью, склоками, как в коммунальной квартире? Перечитайте «Легенды и мифы древней Греции» профессора Николая Куна. Быт на Олимпе походил на советскую коммуналку. А как цапались между собой восточные божества! Обывателю же хотелось иметь за спиной надежную стену, на которую можно опереться в несчастливую, тягостную минуту.
Любопытно, что проповедник нового единобожия Иисус выступал прежде всего против предшествующего монотеизма – иудаизма. В этом контексте он не был первооткрывателем новой религии.
Иисус не единственный. Множество «мессий» странствовали по Галилее, Иудее, Самарии, проповедуя свою истину, собирая вокруг себя учеников, открывая свои школы, которые, как и их основатели, конкурировали друг с другом. Некоторые исследователи сравнивают эту конкуренцию с соперничеством пророка Мухаммеда с аравийскими проповедниками «прамонотеизма» ханифами и мистическими поэтами кахинами.
Почему победил Иисус, да и победил ли он?
Буду святотатствовать, поскольку с учетом складывавшейся в те времена обстановки триумфа у человека по имени Иисус не получилось. Он оказался скорее побежденным. Как писал экзистенциалист Альбер Камю, «нужно жить своим временем и умирать вместе с ним или же уклоняться от него во имя высшей жизни». Сделка, впрочем, возможна – «можно жить в свое время и верить в вечное». Что Иисус и делал. Его казнили, нарождавшийся монотеизм лишился своего лидера, а ведь харизматики в момент возникновения нового учения особенно востребованы. Получается, что христианство развивалось как бы помимо его основателя.
Иисус был случаен, а христианство – закономерным. Оно побеждало в борьбе с государством, сначала его подавлявшим, а затем сделавшим орудием своей политики. Распятые и сожженные христианские мученики оказывались не только святыми, но еще и общественно-политической оппозицией.
Говоривший о Царствии Божием Иисус вряд ли имел в виду христианское государство и уж, конечно, не задумывался, какими путями оно будет создаваться. Эрнест Ренан считал Иисуса основоположником секуляризма.
Много позже участие религии в государственном управлении оказалось избыточным, и появился современный секуляризм. Но непреодолимым препятствием на пути задействованности религии в политике он не стал, к тому же всякий светский политик по сей день при случае козырнет верностью религиозной традиции.
Секуляризм не противоречит вере, а значит, у институтов религии остаются возможности для укрепления своего авторитета и влияния, тем более что ее служители позиционируют себя защитниками веры.
В отличие от христианства успех ислама был стремителен.
Деяния пророка Мухаммеда и Иисуса сопоставимы, как схоже отношение к ним окружающего общества. Их общей чертой была вера в богоданность своего учения. Сопоставляя Иисуса и Мухаммеда, знаменитый исламовед, француз Максим Родинсон писал, что «через подозрительные рассказы и хромающие традиции можно различить нечто, что свидетельствует о странной, непонятной для обыкновенных людей личности, вокруг которой они готовы сплотиться. Иными словами, то была вера в еще одну истинную веру.
Были и различия.
Мессианство Иисуса заключалось в проповеди изящной идеи о самосовершенствовании человека, о Царстве Божием. Это было привлекательным, но не всегда понятным. Иисус очаровывал людей, он был психологом и, уверен, гипнотизером. Он сознательно подвергал себя риску быть схваченным своими оппонентами и убитым. И все же он шел на риск, видя себя «человеком не от мира сего», что делало его в глазах толпы еще более привлекательным. В «Мастере и Маргарите» это хорошо подмечено, что, впрочем, раздражает тех, кто не любит булгаковский роман.
Мухаммед не знал деталей жизни Иисуса, и вряд ли они могли бы его взволновать, но христианство было ему любопытно. К тому же в юности монах-несторианец Бахира предсказал мальчику Мухаммеду великое будущее, а позже это подтвердил другой монах по имени Нестор. В зрелые годы пророк общался с кузеном своей первой жены Хадиджи, христианином Вараком ибн Науфалем, несомненно оказавшим влияние на основоположника ислама.
Христианином Мухаммед не стал, но многое из «соседнего» монотеизма запомнил. Не потому ли в Коране обширны реминисценции к христианству, отсылки к Библии? Есть там и кое-что от Талмуда. Это не зазорно. Три религии – три версии монотеизма.
Иудаизм же оказался ограниченным этническими рамками, тогда как христианство и ислам вышли на мировой простор.
Христианство названо по имени Иисуса. Есть в этом нечто сектантское – религия по имени вождя. Ислам – просто «предание себя Богу», что не нуждается в личной привязке. Занятно, но христианские богословы и ученые порой называли ислам магометанством, даже мухаммеданизмом, пытаясь отождествить его с очередной христианской сектой, дискредитировать его как уникальное единобожие. Не получилось.
Мухаммед не претендовал на родство со Всевышним. Он позиционировал себя лишь как передатчик божеского слова. Но в отличие от Иисуса он был амбициозен на общественно-политическом поле. Не потому ли мечеть быстро стала и осталась до сих пор политическим центром.
Мухаммед сплотил вокруг себя несколько десятков людей, за считаные годы превратившихся в консолидированную общину, которая после переезда (бегства) из Мекки в Ясриб стала основой исламского протогосударства.
Иисус погиб на полпути к успеху, Мухаммед свой путь прошел полностью.
По мнению Максима Родинсона, «Мухаммед занимал позицию истинного революционера». Согласен. Тогда то, что он совершил, было первой исламской революцией.
Сравнивать Сына Божьего с пророком, наверное, не стоит. Так будет меньше конфликтов. Зато о схожести ислама и христианства говорить принято, и действительно говорят много на разного рода мероприятиях, посвященных диалогу между религиями. Выступления ораторов, как правило, отдают демагогией, и в них упор делается на то, что все религии есть «религии мира и любви» и т.д. Однако потребность диалога свидетельствует о различиях между традициями.
Всякая религия оказывает влияние на формирование общественной среды, на культуру и политику. И потому она не может не быть включенной в раздирающие общество противоречия, в столкновения между народами, странами, цивилизациями. В основе противоречий – стремление доказать свое превосходство в любой сфере человеческой жизни. В том числе в религии. Эта конкуренция – движитель развития общечеловеческой цивилизации, пусть временами оно и оборачивается жестким противостоянием, в том числе военным.
На этом поле каждая религия уверена в своей окончательной победе. У ислама надежд должно быть больше, ведь это самый последовательный монотеизм, быстрее всех распространившийся по миру.
Возникает вопрос: почему мусульманам приходится «догонять» христианскую цивилизацию?
Иисус власть от религии отделял. С одной стороны, провозглашено было право всех людей участвовать в Царствии Божием, с другой – религия стала отныне, по существу, отделенной от государства.
Допустим, протосекуляризм косвенно способствовал появлению в XVI веке христианского реформаторства, делегировавшего человеку право на индивидуальность, каковую ислам не давал. В исламе реформаторство оказалось невозможным, что и было одной из главных причин, затормозивших развитие мусульманского мира. Правда, в XIX веке там начал развиваться модернизм – адаптация исламской традиции к успехам, достигнутым христианским миром, но этого оказалось недостаточно.
Предвидел ли пророк, каким будет далекое будущее созданной им общины и религии? Хотя Иисус тоже не мог знать, как будет эволюционировать его – простите за словечко! – «месседж» ученикам.
От нынешних монотеизмов их основатели пришли бы в изумление, даже в отчаяние. Что бы подумал Иисус о христианском расколе на католиков, протестантов и православн ых, об инквизиции? Как бы прокомментировал Мухаммед дожившие до нашего века суннито-шиитские противоречия, современный джихад, 11 сентября 2001 года? Как бы они оба отнеслись к современному богословию?
Религия живет и развивается своими интерпретациями, а также частными интересами «профессионального истеблишмента». Религиозные иерархи – что Римские папы, что патриархи, что имамы – по сути, светские люди, общественные деятели. Ссылки на веру у них слишком часто напоминают идеологический прием.
Осуждать их за это не стоит. Наверное, они (хотя и не все) начинали как искренне верующие, но публично подтвердить свою веру им удобнее всего через светскую деятельность. Когда я читаю, что «церковь задает христианскую модель общества», то вздрагиваю… Кстати, что тогда задает его мусульманскую модель? Кто вообще эти люди, такие модели задающие, и есть ли у них моральное право их провозглашать?
Религия утратила свою трансцендентность, она все меньше востребована для веры. С Богом мы встречаемся наедине.
Звучит парадоксально, но за сохранение веры в России мы должны быть благодарны большевикам-коммунистам, которые, уничтожая религию, делали веру единственно возможным путем для сбережения личности, ибо внутренние убеждения оставались неуязвимыми для чекистской охоты.
В упомянутой выше христианской «модели общества» принадлежность к христианству становится менее ощутимой.
Новый импульс к христианскому самоощущению дает конфликт с мусульманством, в основе которого – политика (экстремизм, миграция), но все равно глубинная основа состоит все в том же межцивилизационном непонимании.
Исламское же общество, несмотря на всю его внутреннюю неустроенность, набирает энергию. Мусульманский мир продолжает «гонку за христианским лидером», доказывая окружающим, а заодно и самому себе способность стать соизмеримым, равноценным цивилизационному оппоненту.
Назовем все это вместе взятое «полднем» отношений между религиями, да и цивилизациями… Закат же, то есть взаимное равнодушие, не наступит никогда.
Слава Богу за то, что не нарождаются новые монотеизмы. Хотя на локальном уровне такие заведомо обреченные попытки имеют и будут иметь место, но на ситуацию в мире они никак не влияют.
А новую веру не придумать – как дважды нельзя войти в одну реку. Будем жить со старой.