ПРАВОСЛАВНЫЙ ФУНДАМЕНТАЛИЗМ
Приведет ли пандемия к расколу РПЦ
Власть настолько привыкла к полной лояльности церковных иерархов, что автоматически перенесла их позицию на всю Церковь. И это оказалось большой ошибкой. Недоверие к государству остается весьма существенной чертой народной религиозности, и это может стать сокрушительным ударом по сложившейся системе государственно-церковных отношений
Бунт монастыря на Урале и его выход из подчинения официальной Церкви оказались неожиданностью как для православного сообщества, так и для российского общества в целом. Бунтовщики требуют соблюдения «чистоты веры», а это типичный лозунг любых, в том числе и православных фундаменталистов. И вместе с тем призывы к церковному суду над патриархом Кириллом и теми иерархами, которые от чистоты веры отступили, говорят о радикальном и довольно воинственном характере бунтовщиков. Отнюдь не случайно, что эти события происходят на фоне пандемии.
Церковь медленно реагирует на перемены в жизни общества и тратит много сил на сохранение традиционного уклада. Однако период пандемии стал редким исключением из этого правила. В марте – апреле патриарх Кирилл и Священный синод вынуждены были действовать быстро и приняли ряд решений, радикально меняющих привычное поведение в храме.
Среди санитарно-гигиенических мер были указания отказаться от целования руки священнику и креста после литургии, дезинфекция лжицы (специальной ложки для причастия) в спирте после каждого причастника и, наконец, закрытие храмов для прихожан.
Несмотря на разумность и временный характер этих мер, довольно большие церковные группы отреагировали на эти решения резко отрицательно. Трудно сказать, насколько многочисленны монастыри и приходы, отказавшиеся следовать указаниям Священного синода. В большинстве случаев это было тихое, молчаливое, но в целом довольно успешное сопротивление церковной власти.
Однако результаты этого сопротивления довольно печальны – практически все крупные монастыри стали очагами распространения коронавирусной инфекции. Во многих из них смертность священников и монахов оказалась довольно высокой. По данным проекта «Соборность», ведущего список умерших церковно- и священнослужителей в Русской православной церкви (Россия, Украина, Белоруссия и Молдавия), по состоянию на 18 июня скончалось 73 человека. Статистики по мирянам нет, и нет возможности подтвердить, что паломники, посещавшие монастыри с больными монахами, заразились именно там.
Реконструировать взгляды этого «сопротивления» было бы сложно, если бы не ряд публичных выступлений церковных иерархов и известных духовников из России, Украины и Белоруссии. В частности, митрополита Павла (Лебедя), протоиерея Андрея Лемешонка, схиигумена Сергия (Романова), монахов Троице-Сергиевой и Почаевской лавры и других. Их высказывания позволяют увидеть общие идейные основания этого сопротивления. Анализ их высказываний и действий возвращает в повестку дня вопрос о фундаментализме в православии, его истоках и содержании.
Исследование православного фундаментализма сталкивается с серьезными трудностями, так как это сложный и видоизменяющийся (мутирующий) мировоззренческий комплекс. В период пандемии взгляды этих идейно близких сообществ характеризуются тремя основными элементами: ковид-диссидентство, конспирология и магический фундаментализм.
Магический фундаментализм
Весенний всплеск православного фундаментализма далеко не первый и, конечно, не последний, однако нынешний имеет существенное отличие от предыдущих. Прежние всплески фундаментализма были тесно связаны с различными идеологическими установками («Русский мир», протесты против фильма «Матильда», сопротивление украинской автокефалии), и собственно религиозный фактор в них не играл решающей роли.
Важной особенностью нынешнего всплеска фундаментализма стал его неидеологический, а сугубо церковно-практический и отчасти богословский характер. Именно поэтому для его описания имеет смысл предложить новый термин – магический фундаментализм. Фактически он возник как спонтанная реакция на быстрые и решительные меры по изменению (модернизации) богослужебной практики, которые официальная Церковь предприняла для снижения риска заражения в храмах.
Аргументы фундаменталистов подкупающе простые и ясные: в дни тяжелых испытаний люди должны собираться в храмах для совместной молитвы; заразиться, принимая св. Дары, невозможно. Соответственно, св. Дары не могут нести никакой угрозы здоровью человека. Те, кто считает иначе и прислушивается к рекомендациям санитарных властей, просто демонстрируют свое маловерие.
Традиционная антизападная и антипрививочная риторика переплетается не только с конспирологией, но и впервые с особым почитанием «святой силы», являемой в Таинстве Евхаристии. Святость освященных Даров понимается именно как сверхсила непосредственно и безусловно уничтожающая все, что может принести вред «истинно верующему» человеку. При этом все церковные практики должны оставаться неизменными и неукоснительно соблюдаться. И прежде всего причащение всех мирян одной лжицей без какой-либо дезинфекции.
Ни при каких условиях не должно прекращаться служение литургии. Даже если храм пустой. Даже если среди служащих есть инфицированные диаконы, священники и епископы. Храмы будут закрыты только тогда, когда власть введет жесткие запреты и священники в них физически не смогут войти.
В итоге следует признать, что позиция фундаменталистов ведет к отказу от социальной ответственности. Для них неизменность обряда имеет несравнимо более высокую ценность, чем жизнь конкретного человека – священника, монаха и мирянина. Сохранение привычных обрядовых практик возводится в высшую добродетель, в жертву которой не страшно принести даже человеческие жизни.
Строго говоря, для монаха смерть не представляет никакой проблемы. Из Древнего патерика мы знаем, что монах мог принять решение умереть за послушание своему старцу или даже из любви к брату (Древний патерик, глава 19). Но условием для этого было свободно принятое решение, своего рода «информированный отказ от жизни». В случае с заражением коронавирусом вряд ли можно говорить о таком свободном решении. Во всех без исключения случаях это был акт сомнения в существовании угрозы жизни и пренебрежения санитарными правилами.
Иначе дело обстоит со смертью мирянина. Для него это в еще большей степени акт доверия своему духовному авторитету. Мирянин не отрекался от мира и несет ответственность перед своими родными и близкими. Он может быть единственным кормильцем в семье, или у него на иждивении могут быть дети и престарелые родители. Требовать от мирянина такого же безусловного послушания, как от монаха, – типичная фундаменталистская практика.
Священники-фундаменталисты вопреки указаниям Синода и здравому смыслу продолжали призывать людей в храмы и причащать без соблюдения новых гигиенических правил и в итоге несут свою долю ответственности за заражение и смерть значительного числа монахов и мирян. К сожалению, пока не слышно, чтобы Московская патриархия привлекла к ответственности тех, кто непосредственно руководит монастырями и приходами, где случились массовые заражения.
Ковид-диссидентство и конспирология
В условиях кризиса рост конспирологических настроений нельзя отнести к специфическим особенностям православного или даже религиозного мировоззрения. Попытки прояснить картину стремительно меняющегося мира с помощью конспирологических теорий предпринимает и секулярная часть общества как в России, так и в Западной Европе и Америке.
В ситуации, когда нет ясного указания на источник зла (то ли это Китай, то ли Америка, рукотворно оно или природно), традиция персонификации зла нашла довольно случайный объект – американского миллионера Билла Гейтса. Вина и коварный план которого заключаются в том, что вместе с прививкой от коронавируса он собирается вводить всем жителями Земли некий жидкий чип, что в христианской традиции так легко связать со знаменитыми словами из Откровения Иоанна Богослова о числе зверя.
Этот комплекс верований опирается на то, что, с одной стороны, общество не может прийти к консенсусу даже в понимании и интерпретации фактов: на самом ли деле опасен вирус, или его опасность сильно преувеличена средствами массовой информации, международными организациями и национальными правительствами? Сомнения в очевидных фактах представляются ковид-диссидентами как приверженность здравому смыслу и торжество критического мышления.
С другой стороны, есть в целом дремлющее, но порой пробуждающееся и громко заявляющее о себе чувство, что власть – как государственная, так и церковная – всегда находится на стороне зла, поэтому в сговор государственной власти с мировым злом поверить совсем не трудно. Точно так же не трудно поверить в то, что патриарх Кирилл и официальная Церковь могут легко поступиться «чистотой веры» в угоду силам, чуждым или даже враждебным Церкви.
Бунт в монастыре
Всплеск фундаментализма в апреле – мае привел к неожиданным последствиям. После того как 5 июня в монастыре под Суздалем в возрасте 93 лет скончался признанный лидер фундаменталистов последних двух десятилетий схиархимандрит Петр (Кучер), место лидера оказалось вакантным. Преемников у отца Петра не было, и на лидерство пока претендует только один кандидат — схиигумен Сергий (Романов), заштатный священник Екатеринбургской митрополии. Харизматичный, необразованный, одновременно с милицейским и уголовным прошлым, он удачно вписывается в образ раскаявшегося грешника, который получил «особые духовные дары» и в том числе власть над демоническими силами. Он проводит отчитки, изгоняя бесов из паломников. С точки зрения «народного православия» он практически идеальный лидер фундаменталистов.
В мае – июне он сделал ряд радикальных заявлений (последнее выступление 19 июня), проклиная всех, кто закрывал храмы, и призывая отдать патриарха Кирилла под суд за «нарушение церковных правил». Однако помимо критики церковных властей, он позволил себе и жесткую критику государственной власти, называя ее богоборческой и утверждая, что именно государственная власть в России создает «фашистский концлагерь Сатаны». Он призвал своих сторонников писать в ФСБ, прокуратуру, полицию и Следственный комитет заявления о привлечении к ответственности Владимира Путина, премьер-министра Михаила Мишустина, мэра Москвы Сергея Собянина и всех, кто участвовал «во внедрении цифровой идентификации, искусственного интеллекта, биометрических документов, присвоении номеров человеку, живущему в России».
Когда прозвучала критика президента, официальная Церковь промолчать уже не могла. В конце мая екатеринбургский митрополит Кирилл (Наконечный) запретил отца Сергия в служении, воспретил ему проповедь и любые публичные выступления, вызвал его в церковный суд.
В ответ отец Сергий в буквальном смысле слова пошел ва-банк. Запреты он не признал, продолжает служить и публично выступать. На первый суд пришел, но зачитал собравшимся свое обращение и тут же ушел. На второе заседание просто не явился. И это значит, что уже в начале июля будет третье заседание, на котором его лишат сана. Можно с уверенностью предположить, что противостояние закончится уходом отца Сергия в раскол. И это будет один из самых резонансных конфликтов в РПЦ последних десятилетий.
И сам отец Сергий, и церковные власти прекрасно понимают, что за ним стоят довольно внушительные силы. Во-первых, полностью на его стороне крупнейший монастырь региона – Среднеуральский женский монастырь. Из пятисот монахинь его отказались поддержать только пять человек – игуменья и четыре ее помощницы. Все остальные полностью приняли сторону бунтующего схиигумена. Во-вторых, это «духовные чада», среди которых есть и медийные персоны, и местные силовики. Хоккеист Павел Дацюк уже выступил в защиту отца Сергия Романова. Депутат Госдумы Наталья Поклонская хоть и не называет в последнее время отца Сергия своим духовником, осудить его отказалась. Наконец, отец Сергий Романов рассчитывает на поддержку неорганизованных фундаменталистских групп по всей России, хотя пока трудно сказать, будет ли это действенная поддержка или молчаливое сочувствие.
Фундаменталисты и Кирилл
В итоге возникают два больших вопроса. Первый обращен к Церкви: в какой мере существование подобных взглядов в больших Церквах, всегда отличавшихся разнообразием групп и мнений, следует считать неизбежным? Как оценить характер фундаменталистских настроений и их влияние на современное православие? Второй вопрос обращен к государству: готово ли оно продолжать покровительствовать Русской православной церкви, когда внутри нее есть очаг не просто критики, но и попыток организованного сопротивления государственной власти?
На первый вопрос внятного ответа у Церкви нет. В настоящее время единственным упоминанием о фундаментализме в официальных документах православной церкви следует считать параграф 17 Окружного послания Святого и Великого (Критского) собора православной церкви: «Вспышки фундаментализма в недрах религий рискуют привести к господству мнения, что он составляет сущность религиозного феномена. Истина, однако, заключается в том, что фундаментализм как «ревность не по рассуждению» (Рим. 10, 2) является проявлением болезненной религиозности». Впрочем, Русская церковь как раз Критский собор проигнорировала.
До последнего времени Русская православная церковь уклонялась от серьезного разговора о православном фундаментализме, предпочитая говорить об исламском фундаментализме или «фундаментализме вообще». Более того, на протяжении последнего десятилетия патриарх Кирилл был предельно осторожен в общении с фундаменталистами, явно переоценивая их силу и влияние на Церковь. Фундаменталисты пользовались этим, но «своим» патриарха никогда не считали.
В период пандемии патриарх Кирилл утратил влияние на значительную часть Церкви, и его авторитет сильно пошатнулся. Жесткие заявления фундаменталистов в адрес епископата – начало нового этапа в жизни РПЦ, и он не будет безоблачным.
Но и у государства нет ответа на вопрос, что делать с церковью. Вместо того чтобы быть исключительно союзником в борьбе государства за традиции против внешних модернистских угроз, она порождает из себя силы, которые меряют российское государство той же меркой, что и западные, и считают его безбожным разрушителем древних укладов. Власть настолько привыкла к полной лояльности церковных иерархов, что автоматически перенесла их позицию на всю Церковь. И это оказалось большой ошибкой. Недоверие к государству остается весьма существенной чертой народной религиозности, и это может стать сокрушительным ударом по сложившейся системе государственно-церковных отношений. С лояльной Церковью у государства один разговор, а с нелояльной совсем другой. Насколько быстро и насколько существенно будет меняться отношение, предсказать пока сложно. Однако очевидно, что это будет как минимум использовано как хороший повод, чтобы на первом этапе резко сократить государственное и полугосударственное финансирование Церкви в условиях экономического кризиса.
