Лекторий СВОП: Год после Крыма – куда двинулась Россия?
11 марта эксперты СВОП и авторы журнала «Россия в глобальной политике» представили одноимённый сборник, куда вошли статьи посвящённые разным аспектам перемен, произошедших в России за год после присоединения Крыма.
Решительность российской международной политики в марте 2014 года создала впечатление, что Россия определила свой новый вектор движения. Год спустя оказывается, что направление движения все еще достаточно туманно. И чем дальше, тем больше сомнений, существует ли продуманная стратегия и насколько она соотносится с вектором, заданнным крымскими событиями год назад.
Участники дискуссии политолог-международник Игорь Зевелёв, заместитель директора исследовательских проектов СВОП Дмитрий Суслов и доцент факультета политологии МГИМО Игорь Окунев зафиксировали важную часть произошедших перемен каждый в своей профессиональной области и рассказали, что эти события значат для изменения политико-географического ландшафта России, ее взаимоотношений с Западом и Азией, трансформации «русского мира», формирования национальных приоритетов и интересов.
Игорь Окунев полагает, что сложившаяся за последние 25 лет униполярная модель международных отношений больше не работает. Считалось, что Запад производит универсальные ценности – мягкую силу, ценность компромиссов, сотрудничества, – которые разделяет весь мир. События прошедшего года показали эрозию этой модели. Разочарование Западом сильно повлияло на российский внутриполитический ландшафт. Сегодня внутри России формируется новое большинство. Если раньше сторонники правящей политической элиты были консервативными, традиционалистскими, антизападными, то после крымских событий ядро сторонников президента Путина расширилось за счет части бывших либералов, разочаровавшихся в политике Запада.
Год назад президент Путин использовал в своей речи понятие «русский мир», которое, казалось, должно было означать формирование новой идентичности – однако с тех пор он его больше не упоминал. Игорь Зевелёв объяснил, что активный интерес к «русскому миру» в России появился не в прошлом году. «Русский мир» имеет свою длительную интеллектуальную историю, а в 2007 году термин был введен в активный оборот частично благодаря созданию в этом же году одноименного фонда. Президент использовал в своей речи эту концепцию, прежде всего, для обозначения мягкой силы, необходимости защиты «русского мира», гарантом безопасности которого должен был стать президент. Тем не менее, термин из уст политиков чаще применяется инструментально, считает эксперт, то есть, для идеологического обоснования тех или иных внешнеполитических решений.
За пределами России «русский мир» воспринимается, скорее, как экспансия. Однако поскольку это понятие заведомо очерчивает весьма определенный круг приоритетов, на деле оно скорее ограничивает амбиций России на международной арене?
Китаю внешняя политика России в 2014 году не особенно понравилась, считает Дмитрий Суслов. Пекин выступает за поступательное эволюционное развитие – экстремальные методы России Китай несколько удивили, хотя создали важный прецедент. События в Крыму стали серьезным сигналом о возможной смене взаимоотношений с США со стороны других центров силы. Является ли Россия державой, поддерживающей международный статус-кво, или ревизионисткой державой – это вечная тема российско-западных взаимоотношений, потому что Москва одновременно пытается делать и то, и то.
Термин «русский мир» действительно ревизионистский по своему значению. «Все другие миры, о которых принято говорить – Pax Romana, Pax Britannica, Pax Americana – не носили этнического, цивилизационного и религиозного характера вообще, уверен Дмитрий Суслов. Они означали региональную (или глобальную) гегемонию. Поэтому было бы совершенно нормально, если бы признали Pax Russica как просто пространство, которое мы в той или иной степени намерены контролировать, которое ориентируется на нас. И в этом случае это воспринималось бы по-другому, более рационально», – считает Суслов.
Еще одно не часто упоминаемое последствие событий годовой давности – это интерес к действиям России в незападном мире: многие в мире устали от американской гегемонии, но никто не хотел бросать вызов, не хотел рисковать. Год спустя оказалось, что Россия этот новый вектор не развила. Если Крым был неким шагом с перспективой, то сегодня незападный мир не понимает, что есть цель России в контексте мироустройства.
Насколько внешняя политика России соотносится с ее национальными интересами? Вообще в чем национальный интерес России и как он формируется?
Российское общество не формулирует национальный интерес, считает Игорь Окунев. Внешняя политика никогда не была предметом общественной дискуссии, она до сих пор остаётся прерогативой политической элиты. Крымские события форсировали определение национальной идеи: линия идеологического раскола прошла не между русскими и украинцами, она прошла внутри российского общества. Ключевой линией размежевания стала историческая рефлексия, отношение различных частей общества к историческим событиям. «Оценка Бандеры, болезненные темы с Освенцимом, историческая рефлексия своей роли оказалась краеугольным камнем российской национальной идентичности», – считает Окунев. Вторым краеугольным камнем является традиционализм – несовпадение российских ценностей с европейскими по времени формирования, отсюда возникает взаимное непонимание. Однако до формулирования собственных ценностей, национальных интересов Россия еще не дошла, хотя и есть запрос на дискуссию.
Игорь Зевелёв согласился с тем, что национальные интересы может формировать только элита. Процесс формулирования национальных интересов очень редуцирован в России. Важнейшее место, где должна быть дискуссия о национальных интересах – это Государственная дума, а не телевизионные шоу. Сейчас в России все наоборот. С другой стороны, понятия «национальная идентичность» и «национальные интересы», часто звучащие как синонимы, неправильно смешивать. Когда сегодня вопросы идентичности помещаются в центр дискуссии о национальных интересах, «становится немного страшно».
В США тоже нет раз и навсегда консолидированного национального интереса, считает Дмитрий Суслов. По сути, каждая новая администрация заново формулирует эти интересы. Конечно, есть общий вектор, понимание, вокруг чего интересы должны строиться, есть широкий консенсус. Например, Америка должна точно лидировать, но методы этого лидерства каждый раз определяются по-разному. В российских действиях очень велика реактивность. Мы себя загоняем в ситуации, когда отступать нельзя. С другой стороны, у нас получился интересный шанс отойти от Запада и попытаться развиваться, модернизироваться самостоятельно. А если не получится, последствия могут быть очень плачевными, сопоставимыми с распадом Советского Союза.
