СЕКС, ДЕТИ, ДЕНЬГИ, ЖИЛПЛОЩАДЬ. И ПОГОВОРИТЬ
О том, что останется от семьи в будущем
Европейский суд по правам человека в очередной раз покусился на наши скрепы. Рекомендовал признать однополые браки. Разумеется, тут же нашлись неравнодушные по должности люди, которые дали отпор. Да и вообще у нас есть Конституция, где черным по белому написано: брак – это когда Он и Она. Тут бессмысленно спорить. Да и не только в этих вопросах «гей-Европа» нам не указ.
Однако ж посмотрим, как обстоят дела в той самой «крепости», которую мы защищаем от вражеских гей-нападок. Что происходит с семьей как институтом? А то происходит, что с ней, на самом деле, давно многое пошло не так в современном мире. Не только у нас. И не только в тех странах, где разрешены однополые браки или союзы. Слишком многое пошло наперекосяк с тех пор, как капиталист Энгельс, мечтавший о коммунизме (тоже ведь своего рода извращение, согласитесь, понятие извращений и нормы вообще постоянно меняется у людей в процессе эволюции), написал свой канонический труд «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
Если бы Энгельс ожил и оглянулся вокруг, он «семьей» то, что сейчас ею часто называют, наверное, во многих случаях не признал бы. Сплошное извращение, сказал бы он. И написал бы сиквел: «Исчезновение семьи, частной собственности и государства».
На поверхности лежат цифры. В нашей стране распадается уже не каждый второй брак, а три четверти из них (данные 2020 года, в 2019 – 65%). 50 на 50 – это было 30 лет назад, на закате СССР, а 70 лет назад распадалось лишь 4% браков. Есть регионы, где разводятся практически все (Магаданская область – 86%). Примерно треть семей из 17 млн имеющихся в нашей стране – это семьи с матерями-одиночками, еще 600 тыс. – где детей воспитывают отцы-одиночки. Наверное, рядом там еще болтаются какие-то временные сексуальные партнеры из разряда «не пришей кобыле хвост». Маета эта в общем довольно широко распространена и хорошо представима: пришел – ушел, дал денег – не дал денег, напился – не напился, изменил-не изменил, бьет «моих детей» – не бьет, относится по-человечески, и на том спасибо. Бросил(а). Все на времянку. Квазисемейное кочевье такое.
Число одиноких людей, которые живут вдали от родственников или вообще их не имеют, в России составляет около трети населения. Причем пенсионеры из них – лишь половина. Этим людям не с кем поговорить, они никому не нужны. О них некому позаботиться. И им – не о ком. Это, как и другие вышеперечисленные явления, не наше уникальное «достоинство». Во всем мире все чаще именно так. Скажем, доля одиночек в «бездуховной» Америке ровно такая же. Интересно, что там же почти треть мужчин в возрасте от 18 до 24 лет вообще не занимаются сексом (хотя, казалось бы, самый возраст). Таких исследований у нас я не встречал (наверняка еще и не признаются), однако явление налицо: многим просто в лом. Гаджеты и порно интереснее.
Малейшие обязательства и любой эмоциональный напряг – нисколько не интересны, разве что быстрый перепих от скуки. Все менее интересна семья как форма организации своей жизни – это обременительно. Трудоемко. Дорого. А надо – чтоб легко по жизни. В моде – отношения без обязательств. Да и вообще отношения без отношений: как минимум, пятая часть миллениалов не имеет не то что семьи, но и даже ни одного-единственного друга.
Секс и семья, веками шедшие рука об руку, развелись еще во времена сексуальной революции, которая к нам пришла лишь позже, но своих вождей и жертв тоже поимела.
Во времена Энгельса семья воспринималась как институт сохранения, преумножения собственности и передачи ее по наследству. Кстати, в «Манифесте Коммунистической партии» он на пару с Марксом призывал вообще отменить право наследования, а обучение детей (еще одна важная функция семьи) полностью передать государству. Теперь брачные контракты, все более входящие в моду (у тех, кому есть что делить), сами собой подтачивают эту «наследственную скрепу». Равно как и постоянная смена брачных партнеров: иные столько раз выходят замуж (женятся), что потом их наследникам ничего не остается, как устроить свару вокруг дележа имущества. Еще сильнее ее подтачивает с этой стороны «шеринговая экономика» (от глагола to share – делить). Каршеринг не предполагает хлопот с содержанием движимости и тем более наследственных хлопот. Как и арендованная квартира. В современном мире, как выясняется, вообще лучше ничего не иметь в собственности, но всем временно пользоваться. В нашей стране недвижимость (это уникальный случай в мире, такой высокой доли собственников жилья нет, кажется, нигде) выполняет роль последней оборонительной линии в борьбе с постоянно грозящей нищетой. Однако разве неизбежная невыносимость совместного бытия на жалких квадратных метрах укрепляет наши семьи? Часто это лишь усугубляет взаимную ненависть от невозможности разъехаться «с этим уродом» или «этой сукой».
Во времена Энгельса «семья» – это было несколько поколений, живущих под одной крышей и ведущих совместное хозяйство. Этого давно нет и в помине. Не стала ли смерть «большой семьи» началом конца семьи как института? В западной социологии сильна точка зрения, согласно которой классическая семья как общественный институт канула в Лету еще в 1960-х.
Близкие родственники могут не общаться годами. Их имущественные споры – это часто жестокие войны на взаимное уничтожение. Тогда же, во времена Энгельса, одинокая женщина, самостоятельно воспитывающая детей, была сама по себе нонсенс, она практически всегда была обречена на нищету и прозябание. Женское одиночество воспринималось как эксцесс и «факап по жизни», сейчас это все более комфортная норма. No boyfriend (husband) – no problem.
Феминизм проделал свою часть работы, особенно в нашей стране, где главный кормилец семьи – это кормилица. Материально «мужик в доме» все чаще просто не нужен, он лишняя обуза. О деградации «самцов» блестяще уже написала месяц назад моя коллега Алла Боголепова, лучше и не скажешь, не буду повторяться. Добавлю лишь, что вялотекущий (а временами – не вяло) геноцид, он же великий социальный эксперимент, проделанный с нацией в течение ХХ века, не мог привести к иному результату.
Так что не только Украина стала порождением советской власти, но и пришибленный, с привитым (вот где вакцинации сработала на все сто) синдромом выученной беспомощности русский мужик – тоже.
Семья перестала (ну ладно, перестает, где-то по цивилизационным углам еще сохранились нормальные люди и семьи) быть главным институтом воспитания, передачи моральных норм, ценностей (все как хотели Маркс и Энгельс), социализации в широком смысле этого слова. Эти функции взяло на себя государство на пару с окружающим информационным пространством/технологиями. Оно, а заодно во все большей степени еще и постоянный информационный шум в соцсетях и масс-медиа, промывает мозги, навязывает стереотипы и мифологию. Востребованы в массовом порядке конформисты-потребители, а не штучный много о себе понимающий «продукт» домашнего воспитания. Ювенальная юстиция – одно из крайних в этом смысле проявлений. При том что, хотя на словах у нас эту даму не признают, но все чаще лезут чиновничьими рылами в детские семейные углы или комнаты.
К тому же старшие поколения катастрофически не поспевают за стремительно ускоряющимся процессом обновления информации и технологий (это еще Петр Капица подметил). Это раньше «мудрость и опыт предков» имели непреходящую ценность для новых поколений. Сейчас «предок» часто становится outdated уже на стадии, когда «потомок» пошел в первый класс. А по части разницы в форматах мышления (клиповый vs текстовой) – так и буквально сразу, едва малыш получит доступ к первому гаджету.
У института семьи размывается и функция деторождения. ЭКО, анонимные или не анонимные доноры спермы (что само по себе порождает много новых не веданных ранее моральных и этических проблем) – разве можно их считать «главой семьи»? А суррогатное материнство, которое все чаще не только по причине медицинских ограничений, но и потому что неохота беременной ходить – это как? Думаю, если заглянуть в будущее развития биотехнологий, то зачатие детей вообще без наличия в окружающей природе самцов станет вполне разрешимой проблемой. И человечество тогда станет однополым? Что останется от института семьи, каким мы его знаем?
Гомосексуальные браки стали лишь одним из проявлений даже не кризиса, а скорее эволюции (или деградации – кому как нравится) института «классической семьи», как она описана у все того же Энгельса. Кстати, на пути к однополым бракам многие страны прошли этап «гражданских союзов» или партнерств, которые были юридической формой узаконивания сожительства однополых пар с нотариальными, имущественными и прочими правами, аналогичные семейным, но без права усыновления детей. Потом, по мере легализации однополых полноценных браков, такие партнерства во многих странах, но не везде, автоматически получили равные права с привычными нам семьями. Однако еще интереснее, что после легализации однополых браков партнерства в ряде стран как раз сохранились. Например, во Франции существует форма «Гражданский договор солидарности», юридическое оформление сожительства. Главное отличие от брака в том, что его можно расторгнуть автоматически по требованию одного из партнеров. Первоначально такая «облегченная форма брака» использовалась как раз однополыми парами, но в последнее десятилетие подавляющее большинство партнерств (более 90%) заключались в этой стране между разнополыми парами и достигает уже числа традиционных браков. Тем более что к последним теперь в стране приравнены однополые.
Но разве эта «облегченная форма» с редуцированным числом обязанностей прежде всего не свидетельство размывания/эволюции традиционного института семьи, отражающая многие новые цивилизационные явления и привычки людей? В Британии после легализации однополых браков активисты не так давно добились, чтобы у разнополых пар осталось право именно на партнерство (хотя в этой стране оно почти ничем не отличается от брака). В Австрии после легализации однополых браков в 2019 году оставили форму гражданского партнерства как для однополых, так и для разнополых пар. Разница состоит в особенностях усыновления детей, правилах ЭКО для женщин и некоторых других бюрократических подробностях. Однако касательно имущества применяются те же нормы, что и для классического супружества. Так что по этому «критерию Энгельса» (собственность) партнерство тождественно семье, получается? Он бы голову бородатую сломал, наверное, на этом.
В ряде европейских стран (например, в Венгрии и Чехии) однополые браки запрещены, но партнерства однополые, как и не однополые – как раз разрешены (без права усыновления детей). Вообще в странах, где партнерства разрешены, их юридическое наполнение порой очень отличается. Помимо имущественных, наследственных и права усыновления детей (что практически уравнивает партнерство и традиционный брак) речь идет о таких вещах, например, как право не свидетельствовать против партнера в суде, право на доступ в реанимацию или оформление медицинского согласия, проведения похорон и т.д.
Когда у нас речь идет о том, что старенькие дедушка и бабушка заключают как бы брак (формально это так и есть), то все понимают, что по сути, речь часто идет именно о форме договоренности двух безнадежно одиноких людей, между которыми нет никаких романтических отношений, нет и не может быть общих детей, – договоренности о том, что будет с их телом и их имуществом после смерти. Это также удобно для заботы, ухода, помощи по дому и т.д. И вообще «просто поговорить». Такой «брак» никого не смущает. Однако если речь пойдет уже о двух, скажем, старушках, не говоря уже о двух дедушках, то сразу начинается страшный криминал.
«К чему он клонит?» – насторожится читатель в этом месте. Уж не призывает ли он нас пойти по тлетворному пути Запада? Успокоим читателя: нет, не призывает. Хотя не исключаю того, что в некотором отдаленном будущем у нас может появиться, скажем, такая юридическая форма, как партнерство для оформления хозяйственных, наследственных и иных, например, отношений между близкими людьми, не предполагающая при этом никакого конкретного сексуального подтекста (ни гомосексуального, ни гетеросексуального). Это, кстати, никак не будет противоречить и Конституции, где семья и брак по-прежнему останутся исключительно союзом между мужчиной и женщиной.
Однако нельзя не признать при этом, что сам институт семьи стремительно (по историческим меркам) эволюционирует в последние десятилетия. Многие называют это деградацией, и я с этими многими во многом согласен. Однако такая «деградация» представляется в значительной мере неизбежной. Как неизбежна сама эволюция человека, его поведения, образа мышления, привязанности/зависимости от появляющихся все быстрее новых технологий, форм общественных отношений, эволюция его бытового и трудового поведения и т.д. В этом смысле мы не вполне пока можем представлять, как будет выглядеть семья будущего. И сохранится ли этот институт таким, как мы его знаем, в принципе. Или все, наконец, разведутся друг с другом и будут жить сами по себе, детей будут доставать из пробирки, а те будут расти как трава, но под присмотром газонокосильщика – Государства. На смену которому придет «большой брат» в виде технологий тоталитарного контроля.
