Сергей Степашин

| Коммерсант

— Счетную палату часто критиковали за выборочность опубликованных проверок и недостаточное реагирование. Можете пояснить механизм: по закону вы вправе направлять результаты проверок СП в органы власти, но не обязаны это делать?

— Это надо у Татьяны Алексеевны (Голиковой.— «Ъ») спросить, насколько она знает новый закон, я теперь уже не председатель. Мы действовали строго по закону. Около 380 проверок ежегодно, всех крупных бюджетополучателей мы должны были смотреть по закону, смотрели региональные бюджеты, где больше 50% трансфертов, в обязательном порядке. Все закрытые статьи смотрели только мы, больше никого не пускали. По итогам проверки проходила коллегия, которая утверждала отчет. Те замечания, которые были в отчете, формировались в письме или представлении, которые направлялись по итогам коллегии в проверяемые министерства и ведомства. В течение месяца они были обязаны нам ответить, написав, что они сделали. Через полгода мы повторно проверяли, как выполняются наши решения и их обязательства. Более того, когда мы рассматривали эти вопросы, представители проверяемых ведомств обязательно принимали участие в обсуждении.

Затем эти материалы шли в парламент. Парламент эти предложения рассматривал в профильных комитетах, приглашая представителей профильных министерств и ведомств, и тоже выносил свой вердикт — это очень важно, так как мы подотчетны парламенту. Там, где выявлялись нарушения, связанные с возможным уголовным преследованием, мы — параллельно с отчетом в министерства и Госдуму — направляли отчеты в правоохранительные органы: либо в МВД, либо в ФСБ, либо в СК. Ежегодно порядка 180 материалов уходило правоохранительным органам. «Оборонсервис», «Сколково», «Роснано», леса Подмосковья, леса Ленобласти, дело тульского губернатора Вячеслава Дудки, в свое время амурского главы — это все материалы Счетной палаты. И уголовные дела по Банку Москвы и Росреестру тоже заведены по результатам проверок СП. Когда говорят, что ничего не известно, все пропадает и никто не знает, куда направляются материалы,— все неправда. Потому что все это публиковалось на нашем сайте, все есть в наших пресс-релизах. На сайте мы вывешивали все отчеты, кроме секретных.

— А как вы выбирали, что именно засекретить? Недавно Татьяна Голикова как раз заявила, что с ряда отчетов будет снята пометка «Для служебного пользования» (ДСП).

— Вообще-то это надо закон о гостайне читать.

— В пример она привела отчет о проверке Олимпиады, который был приравнен к ДСП.

— Ставить гриф ДСП — это право, которое выдается организацией, которую проверяет Счетная палата. Они попросили сделать так, раз там были коммерческие проекты, связанные в том числе с деятельностью иностранных фирм. Мы дали проверке гриф ДСП и направили в парламент.

Кстати, хочу сказать, что и английская Олимпиада, и канадская, и китайская — счетные палаты этих стран практически вообще не публиковали материалы во время Олимпиады. Мы-то открытую часть почти всегда давали. Поэтому пожалуйста: если Татьяна Алексеевна считает, что надо раскрыть все материалы по Олимпиаде,— ради бога.

У нас часть проверок по Олимпиаде были ДСП, по паре компаний типа «Трансстроя» (и то не все, а только то, что связано с коммерческой составляющей), по соглашению о разделе продукции и так далее. Кроме того что я проверяющий, я должен был заботиться о бюджете своей страны

— К Счетной палате часто предъявляли претензии, что результаты проверок появлялись слишком вовремя: не в то время, когда они выявлялись, а в соответствии с политическим моментом. Та же проверка «Оборонсервиса» касалась 2009-2011 годов, а дело началось только в 2012-м, до этого было все в порядке?

— Что значит «все в порядке»? Когда прошла проверка, ко мне приехал Сердюков (Анатолий Сердюков, министр обороны в 2007-2012 годах.— «Ъ»). Это еще 2010 год. Я ему все это дело нарисовал. Говорю: наводи порядок, иначе тебя посадят. Вот так вот Сердюков сидел напротив меня. И я сказал: «Анатолий, давай создавать управление внутреннего контроля у тебя. Тебя подставили». Он уехал. Потом, когда президентом стал Владимир Путин, я смотрю, что-то ситуация все еще подвешенная. Я с этой бумагой лично приехал к президенту. Вот, собственно, все. В мае он стал президентом, где-то в июне был разговор.

— А почему при предыдущем президенте, когда вы приносили ему результаты проверки по «Оборонсервису», не было возбуждено дело?

— Я не принес, я ему тогда отправил отчет, он перезвонил и сказал: «Слушай, такие серьезные нарушения». «Да,— говорю,— Дмитрий Анатольевич». Он тоже дал поручение разбираться военной прокуратуре.

— Проверка «Сколково», после которой ушел Владислав Сурков, была плановой?

— Проверка «Сколково» была совершенно плановой. По «Роснано» к нам обратились тогда из фракции коммунистов, а по «Сколково» была плановая проверка, она длилась полгода, все делалось достаточно прозрачно, и дважды мы встречались с Сурковым, приезжал Вексельберг, мы вместе изучали все вопросы и направили им материалы открытым образом. Они даже подготовили целый план по устранению нарушений.

— Просто Следственный комитет выступил раньше, чем успели эти нарушения устранить?

— Да.

— Вы сразу передали материалы проверки правоохранительным органам?

— Там, где есть предмет уголовных дел, мы сразу передали.

— Когда вы разговаривали с Вексельбергом и Сурковым, они согласились со всеми претензиями?

— До 90%.

— Однако, выступая позже в Лондоне, Сурков назвал обвинения, выдвинутые Следственным комитетом, беспочвенными.

— Он про Счетную палату не говорил. Влад был у меня, мы все вместе смотрели, я ничего от него не прятал и не собирался прятать. С нашими замечаниями и Вексельберг согласился.