СОЦИАЛЬНЫЕ И ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ ВЫЗОВЫ РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКИ
Научные труды ВЭО России / 230 том
Наиболее острым общественным вызовом остается низкий уровень доходов населения при высоком социальном неравенстве
Российская экономика восстанавливается быстрее, чем ожидалось ранее, но она уступает по темпам роста и масштабу социальным программам мировых лидеров. Наиболее острым общественным вызовом остается низкий уровень доходов населения при высоком социальном неравенстве. Для долгосрочного устойчивого роста российской экономики решающее значение имеет переход к новой модели развития человеческого богатства, социальной справедливости, экономики знаний и технологий. Жесткое бюджетное правило и денежная политика тормозят этот переход.
Пандемия 2020–2021 годов оказала на состояние умов и мировую экономику эффект, в чем-то сопоставимый с Великой депрессией 1929–1933 годов. Если тогда посткризисное восстановление было связано с идеями кейнсианства и государственного регулирования рыночных дисбалансов, то сейчас, похоже, мы наблюдаем своеобразный левый поворот в мире. Пример во многом подают, как часто это бывало, Соединенные Штаты Америки (США). В кризисном 2020 году масштабы поддержки населения и бизнеса в США достигли почти 18% ВВП (в России — 2,9% ВВП), 2021 й — 6,7% ВВП и в среднесрочной перспективе в 2022–2027 годах — 1,6–2,5% ВВП (с учетом эффекта повышения налогов — 0,6–1,3% ВВП). Основным адресатом мер поддержи стали семьи, их доходы и занятость. Происходила почти «вертолетная» раздача денег семьям, у которых доходы были ниже 50 тыс. долларов в год. Можно говорить о социальном повороте в развитии США и европейских стран, в пользу поддержания определенного уровня благополучия всех семей с низкими доходами и развития здравоохранения, с целью сбережения населения независимо от доходов семей и экономики самих клиник. Формируется глобальная конкуренция социальных моделей развития и моделей сбережения народов. Меры, которые принимались в России, позволили существенно уменьшить падение реальных доходов населения в 2020 г., которое Росстат оценивает в 2,8%, как минимум на два с лишним, почти три процентных пункта. Однако в США при большем сокращении ВВП они выросли почти на 6%. В большинстве стран Европы, где падение экономики было в разы больше, чем в России, реальные доходы населения либо снизились незначительно, либо выросли.
Со второго квартала 2021 года реальные доходы российского населения начали увеличиваться, но при сложившихся темпах роста они и в 2024 году могут уступать уровню досанкционного 2013 года (почти на 2 процентных пункта). То есть мы получаем 11 летний период общего падения или стагнации доходов, что по социальным последствиям может быть тяжелее спада 90-х годов XX века.
Если экономика не работает на благосостояние большей части общества, такая экономика обречена, она не конкурентоспособна и «беременна» социальными конфликтами. Приоритетность благосостояния людей отражена в последних стратегических решениях Правительства РФ, в так называемом социальном пакете Президента РФ, нацеленном преимущественно на поддержку семей с детьми, социальных инициативах Правительства РФ, предложенных в 2021 году.
Ключевая задача — сокращение бедности в 2 раза — первоначально к 2024 году по Указу Президента РФ 2018 года, сейчас сдвинута на 2030 год. Однако только за счет запланированных мер при умеренных темпах роста экономики в два с лишним процента сократить бедность в два раза к 2030 году мы не сможем. Она понизится с нынешнего уровня в 12,1% до примерно 8%. Для того чтобы сократить её вдвое, т.е. до 6%, необходимы дополнительные меры, которые, по нашей оценке, стоят около 1,8 трлн рублей.
Нынешние меры адресованы в первую очередь многодетным семьям и поддержке матерей, ухаживающих за детьми после родов, а также нацелены на повышение избирательности и эффективности мер за счет выстраивания системы социального казначейства. Однако к бедным относится и определенная часть пенсионеров, и работники, занятые на низкооплачиваемых работах. Значительная часть работников сельского хозяйства, да и целого ряда других отраслей, тоже относится к бедным. Зарплата в аграрном секторе, по официальной статистике, составляет 52% от средней в экономике. Есть регионы достаточно обеспеченные, как Краснодарский край, но в целом значительная часть работников сельского хозяйства и живущих на селе относится к бедным. Для преодоления массовой бедности нужны дополнительные меры, которые, по оценке, составляют за десять лет 2,8 трлн рублей. Немало, но и назвать эту сумму неподъемной никак нельзя.
Преодоление бедности еще не означает достижения действительно устойчивой социальной структуры общества, так как значительная часть российского населения относится к малообеспеченным. От решения проблемы бедности необходимо перейти к созданию общества массового среднего класса, или общества обеспеченных и всесторонне развитых людей. Это задача ставилась в принятой Правительством РФ еще в 2008 году «Концепции долгосрочного социально-экономического развития», нацеленной на создание массового среднего класса до 40 и более процентов населения, включающего в себя в том числе занятых в производстве знаний и здоровья (ученых, врачей, работников образования). С 2012 года удалось существенно поднять относительный уровень доходов врачей и учителей, но качественно изменить структуру общества не удалось. В условиях полустагнирующей экономики, где труд, связанный с экспортной и природной рентой, имеет преимущество над интеллектуальным трудом, решить эту задачу системно невозможно. Можно только создавать «оазисы» благополучия среди океана малообеспеченных.
Очевидно, что обеспечение благосостояния и качества жизни — это вопрос не только уровня доходов. Качество жизни и благосостояние зависит от многих аспектов: здравоохранения, образования, благоустройства городов и поселков, экологии, и во многом от развития науки и технологий, и состояния культуры человека и его духовности.
По расходам на здравоохранение мы подскочили в 2020 г. до 6,9% ВВП, но заложенные в бюджет 2021–2023 гг. расходы, даже с учетом новых стратегических инициатив Правительства РФ, приведут к их относительному снижению. Для того чтобы достичь целей Указа Президента России по повышению продолжительности жизни до 78 лет к 2030 году и сокращению разрыва с развитыми странами, например Германией, необходимо значительное (минимум на 2–3 п. пункта ВВП) увеличение расходов на здравоохранение, особенно государственных.
Не все решается деньгами. Даже при относительно низком уровне расходов на здравоохранение российская медицина героическими усилиями спасала людей от ковида, и относительные показатели по заболеваемости были даже ниже, чем во многих европейских странах. Тем не менее общий уровень смертности в России высок, а во время второй и третьей волн ковида он вырос по сравнению с другими странами. Правительство РФ выдвинуло ряд стратегических инициатив, связанных с развитием дистанционной медицины, укреплением первичного звена, системы реабилитации больных, лабораторной диагностики заболеваний и системы тестирования. Однако планируемых решений и их финансирование явно недостаточно для комплексной модернизации здравоохранения и повышения доступности медицинских услуг с учетом уроков пандемии ковида. На наш взгляд, необходимо:
• Повышение оплаты труда медработников: переход к общероссийскому стандарту оплаты труда, использование среднероссийского уровня номинальной начисленной зарплаты в качестве базы для расчета зарплаты целевых категорий работни ков. В дальнейшем — увеличение зарплаты врачам до уровня конкурентоспособного с той, которая есть в европейских странах, а не просто выполнение установленных коэффициентов оплаты — 200% (или 100% для младшего и среднего медицинского персонала) к средней по региону.
• Увеличение численности медперсонала и выход на соотношение среднего медперсонала на одного врача с 2,1 до 2,5 к 2030 году, т.е. показателям, характерным для развитых стран (Великобритания — 2,7, Германия — 3,1, Япония — 4,7); младшего медперсонала — с 0,5 до минимально допустимого значения 1,0 на одного врача уже к 2024 году.
• Возврат службы скорой помощи, а также медучреждений, специализирующихся на лечении инфекционных заболеваний (эпидемий), к сметному финансированию. Создание механизма финансирования резервных мощностей, востребованных в эпидемиологических условиях, использование которых позволяет избежать прекращения предоставления основных медицинских услуг.
• Увеличение расходов государства и бизнеса на научные исследования в области медицины, биотехнологий, разработки лекарственных средств с нынешних 0,04% ВВП до 0,3–0,4% ВВП, соответствующих уровню развитых стран.
• Повышение доступности и качества отечественных лекарств.
Фармацевтика растет по 20 с лишним процентов в год, но мы критически зависим от импорта субстанций многих современных лекарственных препаратов и оборудования. Одна из проблем с вакцинацией — это не только недоверие населения, но дефицит мощностей, который не позволял до середины 2021 года обеспечить массовую вакцинацию населения темпами, сопоставимыми с США, где ресурсная база обеспечивала вакцинацию по 2–3 млн. человек в месяц и более. Повышение суверенитета в сфере здравоохранения и его индустриальной базы обозначено в стратегических инициативах Правительства РФ в качестве одной из приоритетных задач. Дело за эффективной комплексной реализацией инициативы.
Президентом РФ 2021 год объявлен Годом науки и технологий, но, несмотря на это, прорывных комплексных решений по развитию науки и технологий пока не сформировано. Нет их и в разрабатываемых стратегических инициативах. Усилия по развитию университетов и стимулированию университетской науки, при всей их важности, не способны обеспечить научно-технологический прорыв. Относительный уровень и частных, и государственных расходов на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы (НИОКР) стагнирует или даже снижается уже много лет. Несмотря на запуск ряда дорожных карт по развитию разработки и производства композитов, аддитивных технологий, квантовых вычислений и коммуникаций, искусственного интеллекта, они не набрали необходимой для прорыва мощности и получили мизерную государственную поддержку. Заявленные комплексные научно-технологические программы после нескольких лет обсуждения пока так и не профинансированы бюджетом и не превратились в реальный инструмент управления.
Правительство РФ в Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации акцентировало внимание на необходимости опережающего развития фундаментальной науки. В процентах к ВВП, да и в процентах к расходам на НИОКР, ее доля за последние годы несколько выросла. Оборотной стороной этого стало постоянное снижение доли затрат на прикладную науку и в структуре расходов на НИОКР, и относительно величины ВВП.
Несмотря на запуск национального проекта «Наука» и отдельных шагов по созданию установок «мегасайнс», отставание в технической и экспериментальной базе российской науки продолжает нарастать. Советский Союз в 70-е и 80-е годы XX века вложил в испытательные стенды и приборную базу огромные средства, благодаря которым сейчас во многом и создаются уникальные прорывные образцы. Однако для мощного научно-технологического подъема нужна новая приборная и экспериментальная база, тем более что в условиях санкций доступ ко многим видам оборудования крайне ограничен.
Правительство РФ в рамках стратегических инициатив наметило проекты-маяки: беспилотные логистические коридоры, автономное судовождение, беспилотная аэродоставка грузов, персональные медицинские помощники, электро- и водородный автомобили. Они действительно отражают ряд перспективных технологических направлений, но по своему объему финансирования и составу мероприятий не могут стать комплексными проектами‒драйверами российской экономики, сопоставимыми с космическим и атомным проектами Советского Союза.
Наиболее перспективным среди проектов маяков с точки зрения потенциального технологического и социального эффекта является проект электро- и водородных автомобилей, но он не может сводиться только к этому виду транспорта. Более привлекательным может стать использование гибридных и водородных источников в железнодорожном транспорте (включая и трамвай), сельскохозяйственной технике и др. При этом основным узким местом является не само транспортное средство, а разработка и производство современных источников питания, что предполагает комплексность проекта транспортных средств с низким углеродным следом.
Сам состав проектов научно-технологических драйверов нуждается в более глубокой проработке, и возможно, что их конфигурация может быть иной. В авиации есть потребность в прорывных работах по электросамолету, новых аэрокосмических средствах (низкие космические орбиты), экранопланах, беспилотных аппаратах и системах их управления и роевого применения (выходящих за пределы проекта маяка по аэродоставке небольших грузов). По этим проектам у России есть серьезные пионерские заделы, но они не попали в фокус рассматриваемых сейчас инициатив. Мы можем пропустить назревающий прорыв в биотехнологиях, в т.ч. в области бактериофагов и микроорганизмов, в нейромедицине, в которых Советский Союз и Россия имели и имеют существенные заделы, но они также не попали в приоритеты научно-техно логической государственной политики.
В условиях резкого повышения остроты темы адаптации к климатическим изменениям и энергетического перехода сформировался запрос не только на новые низкоуглеродные технологии источников энергии, включая атомные, но и на фундаментальные исследования изменения климата, его космических и земных факторов, процессов протаивания и деградации многолетнемерзлых грунтов. Такого рода исследования и разработки технологий могут стать проектами, аналогичными по своим масштабам и эффекту атомному и космическому проектам.
При этом принципиально, что и атомный, и космический проекты имели свою целостную систему управления, которая в нынешних междисциплинарных проектах и комплексных научно-технических программах (КНТП) пока не сложилась. Наиболее сложным вопросом является не столько вопрос денег, сколько выстраивание системы управления комплексными научно-технологическими проектами, координация усилий всех участников соответствующих проектов — Росатом, Роснано, Российская академия наук, прикладные институты, корпоративные центры.
Нарастает дефицит прорывных перспективных исследований, который не преодолевается корпоративными научными центрами и государственными научными центрами (ГНЦ). К тому же в рамках отраслевых госпрограмм ведомства не могут финансировать поисковые и прорывные исследования, так как эта функция закреплена за Минобрнауки России. Тем самым единый научно-технологический процесс разрывается ведомственными барьерами. Необходимо восстановить это единство и сформировать особые подходы и механизмы поддержки формирования научно-технических заделов и прорывных рискованных разработок. В отличие от ставки на венчурный бизнес или создания новых фондов, целесообразно укрепить Роснано и Фонд перспективных исследований, с целью преодолеть крайнюю слабость звена, обеспечивающего переход от стадии исследований и лабораторных образцов к опытно-экспериментальным установкам и мелкосерийному производству (уровни готовности технологий: TRL 4–7), отладке и масштабированию новых технологий. Основные компетенции и человеческий капитал прикладной науки, а также наибольший объем ее финансирования сосредоточены в ГНЦ, сфере корпоративной науки и национальных исследовательских центрах (НИЦ), однако в этой сфере отсутствует координация исследований и проектов между министерствами: Минпромторг России, Минобрнауки России, Минобороны России, включая такие институты, как Национальная технологическая инициатива (НТИ), Фонд перспективных исследований (ФПИ), технополис «ЭРА».
Не получил развития процесс формирования сети мощных «национальных лабораторий» (исключение НИЦ «Курчатовский институт»). Необходимо выработать для них особый статус или разные статусы, но аграрная, транспортная и промышленные политики все больше должны становиться предметными функциональными сферами научно-технологической политики.
При этом огромное значение имеет фактор времени. Мы годами, по 2 года, а то и 5–6 лет, что-то примериваем, пересчитываем, но так и не решаемся. А если и принимаем решение, то никогда не финансируем полностью и выдаем деньги в год по «чайной ложке». В целом потребность в комплексном плане и пакете проектов научного и технологического развития страны и создании системы проектного управления остается крайне острой и пока не удовлетворенной.
Фактор времени проявляется не только в процессе принятия решений, но и в темпах их реализации в виде роста экономики или скорости развития всех экономических и социальных процессов. Во втором квартале 2021 г. российская экономика уже достигла докризисного доковидного уровня и в текущем году ее рост достигнет 4,3%, и, может быть, даже выше. Однако на фоне мировой экономической динамики — роста мирового ВВП на 6%, ВВП США почти на 7% — этот ожидаемый результат смотрится уже не столь впечатляюще, учитывая, что разрыв между Россией и остальным миром, прежде всего развитыми странами, увеличится, а не уменьшится.
Дополнительным фактором риска становится несвоевременное ужесточение денежной кредитной политики Банка России в сочетании с относительно жесткой бюджетной политикой. Теряя время для роста сегодня, мы ухудшаем в очередной раз потенциал стратегического прорыва и развития. Повышение Банком России ключевой ставки с целью сдерживания инфляции в условиях высокой немонетарной инфляции, связанной с ростом мировых цен на продовольствие, больше тормозит экономический рост, чем приводит к существенному замедлению роста цен. Повышение ключевой ставки может привести (и то с лагом) к дополнительному ослаблению курса доллара на 0,5‒1 руб., что даст незначительный дезинфляционный эффект — 0,1 п.п.
По оценке Института ВЭБ.РФ, рост ставок приведет к увеличению сбережений и снижению спроса на потребительский кредит. Это повлечет за собой снижение динамики потребления домашних хозяйств на 0,7 п.п. в 2021 году и на 1,1 п.п. в 2022 году. Подорожание денег также сокращает возможность использовать долгосрочные кредиты и ссуды для финансирования инвестиционного спроса (доля в источниках финансирования около 15%). Это приведет к снижению роста инвестиций на 0,5 п.п. в 2021 году и на 0,7 п.п. в 2022 году. В целом действия Банка России могут понизить прирост ВВП на 0,3 п.п. в 2021 году и на 0,5 п.п. в 2022 году. К тому же Банк России борется с ростом цен, преимущественно продовольственных, на фоне введения Правительством ряда мер (пошлин), ограничивающих экспорт зерна, масличных культур, что уже придавило внутренние цены производителей, но дезориентировало их дальнейшие действия (не говоря про мировой рынок).
Достаточно высокие экспортные нефтегазовые и ненефтегазовые доходы создают Правительству РФ возможность существенного смягчения бюджетной политики. Однако, как всегда, Минфин России настроен быстрее перейти к профицитному бюджету, увеличить и так избыточные государственные сбережения вместо инвестирования в развитие экономики и человеческого капитала.
Очевидно, что даже в условиях соблюдения бюджетного правила Правительство РФ будет вынуждено пойти на некоторое увеличение бюджетных расходов по сравнению с бюджетными ориентировками 2021–2023 годов. Одобрены 42 стратегические инициативы стоимостью 504,8 млрд. рублей из Федерального бюджета и 232 млрд. рублей из Фонда национального благосостояния. Инициативы, очевидно, позволят решить точечные задачи и придать новое качество ряду направлений государственной политики, но запланированный объем средств недостаточен для достижения заявленных целей инициатив и целей Указа Президента РФ. Предусмотренные ресурсы составляют всего 0,18% ВВП и 0,7% планируемых расходов бюджета на 2022–2024 годы. Предполагается, что другие источники финансирования, по видимому, бизнеса и госкорпораций, добавят почти 4 трлн. ресурсов к этим инициативам, но пока эти средства не подтверждены инвестиционными программами госкорпораций и планами частного бизнеса. Не случайно первоначальный замысел фронтальной стратегии уступил место решению о наборе стратегических инициатив.
Наряду с собственно стратегическими инициативами ожидается принятие ряда самостоятельных важных решений по реализации инфраструктурных мегапроектов, линейке новых отечественных самолетов и космических аппаратов со значительным макроэкономическим эффектом. При этом потенциальная стоимость проектов в этих блоках и их ожидаемый макроэффект превышают стоимость одобренных стратегических инициатив. Согласование инициатив по обновлению нацпроектов и госпрограмм только начинается, но вряд ли будет изменена базовая парадигма существующей макроэкономической политики, опирающаяся на жесткое бюджетное правило и ставящая во главу угла сбалансированность бюджета, а не экономический рост и инновационные прорывы. В рамках такой парадигмы опережающего роста по сравнению с мировой экономикой и перехода к инновационной социально ориентированной модели развития достичь вряд ли удастся.
Таким образом, образуется огромный разрыв между благими правильными идеями и реальными делами, сопоставимыми с теми, на которые был способен Советский Союз, с атомным проектом, космическим и теми проектами, которые сегодня реализует Китай, в ряде случаев и США. Перефразируя академика В.А. Крюкова, можно сказать, что Россия должна перейти не просто к новым темпам роста, а к созданию новой притягательной системы социальных ценностей, сформировать новый уровень доверия в обществе. Это означает преодоление разрыва между декларациями, целями и реальными делами, переход к политике правды, а не пиара, к уменьшению уровня социального неравенства и реализации принципов справедливости, соединив это с технологическим научным прорывом, который требует проектного долгосрочного управления. Это позволит России — если использовать метрики ООН по качеству жизни и развитию человека — уйти с нынешнего 52-го [1] места и войти в десятку лидеров, став примером и для своих граждан, и для всего мира.
[1] Россия заняла 52-е место в списке 189 стран по индексу человеческого развития (ИЧР). Об этом говорится в Докладе о человеческом развитии‒2020 (Human Development Report 2020), подготовленном Программой развития ООН.
