Сергей Караганов: Судный век. Какая правда о прошлом способна изменить будущее?
Мы должны ясно осудить чудовищные преступления тоталитарного режима и продекларировать, что не имеем и не желаем иметь с ними ничего общего. Как в ритуале православного крещения, когда священник спрашивает: «Отрекаешься ли ты от сатаны, всех его дел и всех его ангелов, всего его служения и всей его гордыни?» должно ответить: «Отрекаюсь!». И не единожды, а трижды! Все мы должны и громогласно, и, главное, в душе своей отречься от тоталитарного ада.
За месяцы, прошедшие со времени официального представления проекта общественно-государственной программы «Об увековечении памяти жертв тоталитарного режима и о национальном примирении» президенту Дмитрию Медведеву, — это случилось 1 февраля нынешнего года в Екатеринбурге — в ее продвижении был достигнут значительный, во многом даже неожиданный для нас, разработчиков, прогресс.
Программа задела за живое. Вокруг нее началась активная полемика, еще раз показавшая, насколько она востребована. Во многом благодаря этой полемике она приобрела общенациональное звучание и значение.
Прошло? Что прошло? Разве может пройти то, чего мы не только не начинали искоренять и лечить, но то, что боимся назвать и по имени
Мы благодарны оппонентам программы за их аргументы, которые мы вовсе не собираемся отвергать с порога. Даже если некоторых критиков мы не относим к добросовестным, поскольку никогда прежде они не были замечены в бескорыстном служении общественным интересам. Даже если организованные ими словесные ковровые бомбардировки наводили на грустный вывод, что авторов программы «заказали». Но мы, как и другие авторы программы, не в обиде. «Хвалу и клевету приемли равнодушно/ И не оспоривай глупца» — этот совет великого поэта помогает не отвлекаться от дела, за которое мы взялись, — возвращения народу памяти о миллионах соотечественников, ставших жертвами тоталитарного режима. А возвращение памяти необходимо для самоуважения народа, без которого невозможно движение вперед. Понятна критика со стороны деятелей КПРФ, а также более мелких партий, числящих себя продолжателями дела запрещенной 20 лет назад КПСС: они выбрали путь отождествления себя с тем режимом. Но интересно, что даже они, как и другие оппоненты, практически ничего не возразили против большинства конкретных предложений, содержащихся в программе. Как правило, объектом критики становилось то, чего в программе на самом деле не было, но что мерещилось нашим неутомимым критикам. Но все это не отменяет нашей искренней им благодарности: сами того не желая, они способствовали популяризации программы.
К программе присоединились — непосредственно или через СМИ — множество достойных и уважаемых людей, настоящих граждан России, искренне стремящихся предотвратить повторение прошлых ошибок. Идут новые предложения, уточняется предложенное ранее. Иными словами, программа уже работает — через общественное обсуждение, через новое, не конфронтационное осмысление истоков и итогов многодесятилетнего противостояния.
Мы узнали, во многом неожиданно, отрадные вещи: общество хочет правды и справедливости. По опросам и Левада-Центра, и ВЦИОМа от почти половины до более трех четвертей опрошенных поддерживают основные идеи программы: создание музеев, установку памятных знаков на местах массовых расстрелов, составление Книги памяти, открытие архивов… Противники программы оказались в меньшинстве в обществе. И это несмотря нав целом позитивный тон, поддерживавшийся в последние годы в СМИ в отношении нашего тоталитарного прошлого и даже пресловутого «эффективного менеджера».
Мы понимаем, многого сразу добиться нельзя, особенно в предвыборный год. Да и программа рассчитана на десятилетия. Вот почему создаваемая сейчас межведомственная рабочая группа по дальнейшей проработке программы намерена не «ворошить прошлое» или устраивать «охоту на ведьм», в чем авторов программы часто обвиняют, а аккуратно и неуклонно выстраивать организационно-правовой механизм восстановления исторической памяти. В ней уже формируются подгруппы по отдельным направлениям. Например, одна такая подгруппа будет заниматься созданием музейно-мемориального комплекса в Ковалевском лесу под Санкт-Петербургом. Другая направит свои усилия на решение вопроса о правовом статусе захоронений жертв политических репрессий. Третья сосредоточит внимание на теме создания книг памяти и т.д.
Пока остается открытым вопрос о создании музейно-мемориального комплекса в Москве. В проекте программы предполагалось создать его в черте города, на землях, принадлежащих государственному предприятию «Канал имени Москвы». Но уже сейчас ясно, что есть и другие варианты. Может быть, стоит развить и расширить существующий мемориальный комплекс «Бутовский полигон», расположенный прямо за Московской кольцевой? Там православной церковью поставлен великолепный храм, мемориальный крест, создан музей. Прекрасное начало! Но оно требует продолжения, включая придание мемориалу соответствующего статуса. И не будем забывать, что существует выдающийся проект нашего замечательного соотечественника, скульптора Эрнста Неизвестного, пока еще не обретший места на российской земле. Может быть, этим местом станет Бутово?
Однажды, в 2007 году, в День памяти жертв политических репрессий «Бутовский полигон», где были расстреляны более 20 тысяч человек, удостоился посещения главы Российского государства. Почему бы не сделать это традицией? Тем более что мемориальный комплекс производит сильнейшее впечатление на любого нормального человека. Некоторые критики программы ставят вопрос: а кому ставить памятники — и палачам тоже? Ответим. С нашей точки зрения — всем жертвам русского XX века. Ведь случалось, что и жертвы становились палачами, и палачи — жертвами. Такова уж природа тоталитарного режима с неизбежными политическими репрессиями. Одному из нас, например, нравится идея памятника Матери-родине, перед которой стоя на коленях, просят прощения красный командир и белый офицер. Один одержал победу в Гражданской войне и сгинул в волнах репрессий. Другой — был разгромлен в Гражданской войне и тоже погиб, или был выкинут на чужбину. Как сказал нам один мудрый дагестанец: в гражданской войне не бывает победителей; бывают лишь уцелевшие — среди могил и развалин.
Главные аргументы противников программы, которые не хотят лечить страшную болезнь, унаследованную нами от тоталитарного прошлого, свыклись и боятся расставаться с ней: проект несвоевременный, надо заниматься конкретными делами, а не ворошить старое, не надо раскалывать общество. Посмотрев на разразившуюся дискуссию, мы еще раз утвердились в своей решимости помогать нашему обществу расстаться с ужасом тоталитарного прошлого. И мы рады тому, что можем опираться не только на поддержку множества наших сограждан, но и на гражданскую позицию двух величайших гениев, которых Россия дала себе и миру.
Почти 40 лет Александр Солженицын написал: «Или страшней еще то, что и тридцать лет спустя нам говорят: не надо об этом! если вспоминать о страданиях миллионов, это искажает историческую перспективу! если доискиваться до сути наших нравов, это затемняет материальный прогресс! Вспоминайте лучше о задутых домнах, о прокатных станах, о прорытых каналах… нет, о каналах не надо… тогда о колымском золоте, нет, и о нем не надо… Да обо всем можно, но — умеючи, но прославляя…»
Другой цитате более ста лет. Но и она, принадлежащая перу Льва Толстого, имеет прямое отношение к нам сегодняшним: «Зачем раздражать народ, вспоминать то, что уже прошло? Прошло? Что прошло? Разве может пройти то, чего мы не только не начинали искоренять и лечить, но то, что боимся назвать и по имени. Разве может пройти жестокая болезнь только от того, что мы говорим, что прошло. Оно и не проходит и не пройдет никогда, и не может пройти, пока мы не признаем себя больными. Для того чтобы излечить болезнь, надо прежде признать ее. А этого-то мы и не делаем. Не только не делаем, но все усилия наши видоизменяется, въедается глубже в плоть, в кровь, в кости, в мозг костей… Мы говорим: зачем поминать… Как зачем поминать? Если у меня была лихая болезнь или опасная и я излечился или избавился от нее, я всегда с радостью буду поминать. Я не буду поминать только тогда, когда я болею и все так же болею, еще хуже, и мне хочется обмануть себя. И мы не поминаем только оттого, что мы знаем, что мы больны все так же, и нам хочется обмануть себя…»
И последнее. Наши критики с пеной у рта доказывают, что программа якобы содержит призыв к тому, чтобы сегодняшняя, современная Россия покаялась перед другими странами и народами за преступления тоталитарного режима. Считаем необходимым ответить. Нельзя требовать от жертвы, чтобы она брала на себя ответственность за учиненное над ней изуверство! В то же время мы должны ясно осудить чудовищные преступления тоталитарного режима и продекларировать, что не имеем и не желаем иметь с ними ничего общего. Даже тень вины не ложится при этом на тех советских людей, которые жили в те тяжелые годы, растили хлеб, строили дома, ловили воров, служили в армии, сочиняли симфонии. Они жили той человеческой жизнью, которая была единственно возможна в то бесчеловечное время. Но мы обязаны отречься от преступлений режима. Как в ритуале православного крещения, когда священник спрашивает: «Отрекаешься ли ты от сатаны, всех его дел и всех его ангелов, всего его служения и всей его гордыни?» должно ответить: «Отрекаюсь!». И не единожды, а трижды! Все мы должны и громогласно, и, главное, в душе своей отречься от тоталитарного ада.