УКРАИНА — ВОСТОЧНОЕВРОПЕЙСКАЯ КУБА?
О главных последствиях разворачивающегося кризиса
На протяжении последних трех десятилетий логика отношений России и стран Запада строилась на базовом предположении, что Москва примет любой шаг НАТО по изменению баланса сил в Европе. Действительно, России нередко приходилось уступать, что постепенно ухудшало ее стратегические позиции не только на континенте, но даже в поясе ее непосредственных границ.
Так происходило вплоть до момента, пока Запад не сделал ставку на присоединение к трансатлантическому сообществу Украины, правительства которой многие годы строили свой национальный проект на противопоставлении России. Отношения Москвы и Киева некоторые эксперты сравнивают с ситуацией в паре США—Куба. Куба, с одной стороны, стремилась быть на переднем крае борьбы с мировым капитализмом, а с другой — была тесно вплетена в американскую социально-политическую жизнь. Эта страна способствовала размещению советских ядерных вооружений для противостояния с США, не имея при этом собственного военного потенциала для борьбы с Вашингтоном. Тем не менее есть факторы, делающие российско-украинские противоречия непохожими на конфликтные отношения Вашингтона и Гаваны.
Во-первых, в отличие от Кубы Украина начала интенсивную милитаризацию и стала превращаться в значительного военного игрока в Восточной Европе. К мощным советским военным возможностям — Киев стал одним из крупнейших наследников советского военного потенциала — стали прибавляться натовские, превращавшие ВСУ в армию нового качества. Численность украинской армии, по разным источникам, доходила до 250 тыс. человек, что составляет лишь одну четверть от российских Вооруженных сил. А если объединить их с резервистами и сотрудниками других украинских силовых ведомств, то численность может достичь уже миллиона, что сопоставимо с размерами российской армии. Сегодня вся эта мощь задействована на фронте.
Во-вторых, на Украине существует неразрешенный социокультурный конфликт людей с пророссийской идентичностью и тех, кто ассоциирует свое мироощущение с западноукраинской национальной идеей. Нахождение во власти последних предопределило гражданский вооруженный конфликт с Востоком страны. В течение восьми лет, начиная с 2014 года, регион Донбасса постоянно находился под военным давлением Киева. Такой конфликт предопределил как радикализацию людей русской идентичности в Донбассе, так и людей прозападной ориентации, начавших воспринимать Россию как экзистенциальную угрозу. Последние начали видеть назначение собственной судьбы в победе над Россией, полагая, что это поспособствует разрешению гражданского конфликта на Востоке страны.
Подобный набор противоречий скорее сравним с дилеммой Индии и Пакистана, враждующих более полувека за принадлежность Джамму и Кашмира. Обе страны возникли одновременно, когда распалась Британская Индия. Для Пакистана зарождение государственности непосредственно связано с противостоянием Индии. Оба государства одновременно создали значительные вооруженные силы, включая ядерное оружие. Пакистан начал выстраивать внешнеполитические связи с враждебными по отношению к Индии государствами, пытаясь балансировать угрозу, исходящую из Дели. Москва воспринимала Украину как страну подобного антагонистического типа, понимая, что через несколько лет она может получить значительное количество вооружений от стран НАТО, которых будет достаточно для нанесения непропорционального ущерба либо Донбассу, либо самой России. Перед Москвой встал двойной стратегический вызов: на фоне того как у России сокращался временной горизонт для переговоров, пока Украина окончательно не обзавелась силовым потенциалом для решения вопроса на Востоке, в самой Украине стремительно крепли антироссийские настроения.
Совокупность этих факторов объясняет, почему Россия спокойно отнеслась к решению двух скандинавских государств о вступлении в НАТО. Если сравнить военный потенциал Финляндии и Швеции, то становится очевидно, что они значительно уступают украинскому. Более того, между Россией и скандинавскими странами отсутствуют социокультурные противоречия, как с Украиной, способные одномоментно привести к эскалации военного конфликта.
Несмотря на то что этот конфликт остается вооруженным противостоянием двух стран, он отразится на всей архитектуре мирового устройства и поменяет контуры внешнеполитической стратегии России. Вот лишь некоторые неизвестные нового глобального уравнения. До сих пор неясно, что станет с Организацией Объединенных Наций и каково в ней будет место России? Как будет функционировать глобальная экономика и логистика? Как и куда будет осуществляться экспорт российских энергоресурсов? Останется ли Европейский союз таким же экономически устойчивым и прочным, каким он был при наличии дешевых российских ресурсов?
Очевидно, что отношения России с Западом качественно изменяются. Наиболее понятная константа в таких метаморфозах заключается в том, что Россия и страны НАТО теперь будут противниками в духе второй половины 1940-х годов, времени зарождающейся жесткой биполярности. Однако также видны контуры изменений отношений между США и Европой. Теперь европейцы не будут иметь выбора партнера. Им придется ориентироваться только на США — за неимением возможности стратегической диверсификации они будут вынуждены подчиняться дисциплине НАТО. Поскольку у них нет опции работать с Россией, они вынуждены полагаться на американскую военную защиту, которая обойдется им гораздо дороже. В этом отношении Европа потеряет свою стратегическую автономность, что, вероятно, может стать одним из главных последствий разворачивающегося кризиса.
