УКРАИНСКИЙ СЛУЧАЙ ДАЛЕК ОТ СТАНДАРТОВ ОТНОШЕНИЙ МЕЖДУ ГОСУДАРСТВАМИ
В украинском случае Россия имеет дело с не государством у своих границ. Поэтому взаимодействие с такой территорией, в том числе переговоры, находится за пределами норм и обычаев, регулирующих отношения между суверенными странами.
Во все времена международная политика, включая войну – это отношения в мире государств. И каждое из них способно на многое, чтобы отстоять свои базовые интересы и ценности. Не способно только на то, чтобы совершать действия, которые могут привести к его полному исчезновению, или выступать орудием в руках другой державы, определяющей стратегию и тактику поведения.
Даже такие страны, как Южная Корея, Япония или Германия, находящиеся более 70 лет под американской оккупацией, ведут самостоятельную внешнюю политику. В любом случае они к ней стремятся, что подтверждают многочисленные попытки сохранить сейчас связи с Россией или Китаем. В том случае, если бы Германия была полностью лишь инструментом в руках США, никому бы в Вашингтоне не понадобилось взрывать «Северный поток» осенью 2022 года.
Если мы видим две особенности – готовность к полному самопожертвованию и исполнение чужих распоряжений в вопросе войны и мира, – то перед нами не государство. Это может быть все что угодно – террористическая организация, повстанческое движение или частная военная компания. В любом случае к нему не применимы общие правила, взаимодействие с такой территорией находится за пределами норм и обычаев, регулирующих отношения между суверенными странами.
Нельзя исключать, что с таким феноменом Россия имеет дело на Украине, а сам по себе кровопролитный кризис возник там вследствие провала попыток построить государственность после распада СССР в 1991 году. Все остальное, включая тактические решения Киева, является в таком случае производным от несостоявшейся попытки справиться с миссией создания собственной страны.
Это достаточно прискорбно. Во-первых, потому что ведет к гибели российских военных и рядовых граждан. Во-вторых, поскольку мы всерьез рассчитывали, что избавление от «навеса» в виде СССР позволит России, наконец, заниматься собственным развитием, а не только обороной. Хотя именно защита от внешних врагов и была изначально главной функцией российской государственности. Остается только надеяться, что украинская трагедия окажется единственной среди многочисленных народов, получивших свой шанс в 1991 году.
Сам по себе феномен вооруженной борьбы с негосударственным участником международной жизни предполагает несколько особенностей. Они отличают его от тех стандартов, даже на уровне мышления, которые свойственны обычной мировой политике. Напомнить их кажется важным в условиях, когда Россия в очередной раз сталкивается с нестандартной для традиционной внешней политики ситуацией. В силу географической близости – это не далекий Афганистан – решать эту проблему нам придется со всей свойственной русской внешнеполитической культуре тягучестью, упорством и терпением к боли.
Во-первых, государства и их органы могут вступать в переговоры с негосударственными противниками. Однако цель таких переговоров отличается от обычной дипломатии. В случае с традиционными межгосударственными отношениями задачей политического урегулирования является достижение сравнительно прочного мира, при котором стороны признают существование и статус друг друга. В случае, если мы имеем дело с террористической организацией, например, такое взаимное признание невозможно. Просто в силу того, что речь идет о принципиально разных по своей природе единицах – живое не может заключить договор с мертвым, а каменное с деревянным.
Поэтому задачей любых переговоров с террористами является решение задачи краткосрочного характера. Как правило, в связи с угрозой, которую невозможно устранить в данный момент. Но в том, что находится за пределами тактики государства, как известно, договоры с негосударственными игроками не заключают и неизбежно стремятся к их ликвидации. Иными словами, переговоры об освобождении заложников или здания аэропорта, например, не являются основанием признать право на существование за теми, кто их удерживает.
Во-вторых, то, что противник не является государством не обязательно означает его слабость. Напротив, история знает много примеров того, что повстанческие движения или террористические сети были прекрасно вооружены и представляли большую угрозу на протяжении десятилетий. В данном случае основной фактор – это контроль над территорией и населением. Когда они значительны, негосударственный противник может располагать значительными ресурсами, заставлять население воевать на своей стороне, в том числе и насильно. Особенно, если он получает подпитку извне, как это было в случае с экстремистскими движениями на Северном Кавказе, в Сирии или Ольстере, где ирландские боевики долго получали деньги и оружие из США, чтобы бороться с британским присутствием.
История знает также несколько примеров того, как некоторые территории достаточно долго находились за пределами государственного контроля, а их временные правители могли обеспечить себе мобилизационную базу. В Камбодже даже после свержения Вьетнамом режима красных кхмеров часть районов страны долго оставалась под контролем этого радикального движения. И тамошние крестьяне ставили мины на пути правительственных отрядов – под дулом автомата или будучи одурманенными пропагандой.
В-третьих, державы, осуществляющие внешний контроль над негосударственными игроками, никогда не связывают свою собственную безопасность с их выживанием. Это значит, что они не вполне могут соотносить возможную реакцию противника на действия собственных агентов. Поскольку участники террористической организации не являются официальными представителями или гражданами своего спонсора, его правительство не несет за их действия формальной ответственности.
Некоторые наблюдатели указывали на то, что часть радикальных движений в той же Сирии получает поддержку из-за рубежа. Китай в свое время активно использовал радикальные марксистские движения в странах Юго-Восточной Азии и оказывал им разную помощь. Однако это не было поводом для того, чтобы его отношения со странами, где действовали такие группировки, переходили в состояние войны. СССР также поддерживал различные повстанческие движения, действовавшие против США и их союзников. Но не считал это поводом для войны.
С точки зрения любого обычного государства поводом для войны с другим государством является только непосредственная агрессия с его стороны против национальной территории. Возможно, что именно поэтому в США сейчас не считают, что их действия в украинском случае могут стать причиной прямого конфликта с Россией, которого американцы боятся.
И наконец, вооруженная борьба против негосударственного игрока не означает, что население на контролируемой им территории является враждебным. Существенная его часть, разумеется, может сочувствовать своим захватчикам и даже связывать с ними определенные личные планы на будущее. Однако основная масса, как правило – это либо страдающие обыватели, либо политически пассивные люди, которые просто ждут, как разрешится их судьба без собственного участия. Поэтому для традиционных государств всегда является моральной дилеммой масштаб применения силы там, где это может привести к гибели мирного населения. Оно, преимущественно – это временно захваченные террористами в заложники собственные граждане.
Далее все зависит от национальной культуры – американцы или европейцы, в силу присущего им расизма, способны массово уничтожать мирное население, если им это нужно. В России привычки иные. Тем более что речь может идти о нашем непосредственном соседстве.
Негосударственные игроки, в свою очередь, ничем здесь не ограничены – они не являются носителями гражданственности, а движимы указаниями извне, собственной корыстью или идеологическими мотивами. Поэтому с их стороны проявления террора – дело совершенно нормальное.
В том случае, если наука о международных отношениях права и в украинском случае Россия имеет дело с не государством, понимание таких особенностей может помочь справиться с эмоциональным восприятием того, как развиваются события.
